На помощь 2-й ударной

На помощь 2-й ударной

Две недели, которые я получил на поездку к семье, промелькнули как одно мгновенье. Только на дорогу «на перекладных» ушла половина моего отпуска. Добираться до Тбилиси, где жила моя семья, пришлось на попутных самолетах. Регулярного движения пассажирских самолетов на этой трассе, как и на многих других трассах страны, не было. Хотя фронт отодвинулся на запад и к весне стабилизировался, транспортные самолеты совершали полеты только в глубоком тылу.

Двое суток я впустую прождал оказии на центральном аэродроме имени Фрунзе в Москве. На третьи сутки мне посчастливилось с помощью друзей из аэропорта устроиться на военный транспортный самолет, доставлявший в Тбилиси специальный груз. Надо сказать, что экипажу в какой-то мере повезло в том, что у них на борту оказался такой пассажир. Летели мы через Саратов, Гурьев, Красноводск, Баку, и почти в каждом из этих пунктов были большие трудности с горючим. Мой опыт транспортных полетов в ГВФ и знакомства в аэропортах как нельзя лучше пригодились. Лишь благодаря этому к исходу вторых суток мы были в Тбилиси.

Много радости и одновременно горечи принесла мне встреча с семьей. Жена моя, Женя, за те месяцы, что шла война, переболела тифом, который дал тяжелое осложнение — тромбофлебит ног. Стриженой, страшно исхудавшей, бледной, с опухшими ногами предстала она передо мной. Лишь ее большие черные глаза искрились радостью.

Сынишка Петя также выглядел плохо. Худой, бледный, он, казалось, весь просвечивал насквозь. Сестренка Лидочка, бежавшая из Гродно и жившая вместе с моей семьей, как и моя жена, перенесла тиф. Стриженная наголо, она настолько изменилась, что только по живым васильковым глазам и можно было ее узнать.

Увидев, какое впечатление они все трое произвели на меня, жена, разведя руками, сказала:

«Видишь, что сделала война…» — и горько заплакала.

Всем жилось не сладко в то время. Несмотря на болезнь ног, жена по мобилизации трудового фронта работала на чулочной фабрике и по двенадцать часов в сутки простаивала у станка. Сестра тоже трудилась на производстве.

За те немногие дни, что довелось мне пробыть в Тбилиси, я прежде всего добился перевода жены на такую работу, где она могла бы работать сидя. Собрав все ценные вещи, съездил в Кахетию, в Телави, и обменял их на растительное масло, крупу, кукурузную муку и сушеные фрукты и этим, хоть и ненадолго, обеспечил семью самыми необходимыми продуктами.

Теперь можно было возвращаться на фронт — но как? Времени до срока возвращения в часть осталось очень мало. На помощь пришел Шалва Лаврентьевич Чанкотадзе, начальник Грузинского управления ГВФ. В Тамбов летел самолет ПР-5, на нем и приказал отправить меня Чанкотадзе. Уже в аэропорту я узнал, что пилотировать самолет будет Вашакидзе, мой бывший второй пилот, с которым до войны мы летали на ДС-3. Посовещавшись с ним, решаем лететь по старой нашей трассе, через Крестовый перевал Главного Кавказского хребта, по Дарьяльскому ущелью, вдоль бурной Арагвы, мимо седого Казбека — на Орджоникидзе, Астрахань и затем через Саратов на Тамбов. Этим, хотя и очень тяжелым маршрутом, почти вдвое сокращается путь, а следовательно, и время полета до Тамбова. Об этом решении доложили Чанкотадзе, предложенный маршрут он утвердил.

Провожать меня собралось много товарищей, работников Тбилисского аэропорта. Здесь наш старый, заслуженный, всеми уважаемый пилот Николай Иванович Спиряков, старейший бортмеханик, летавший еще на «Вуазенах» и «Фарманах» — сама история нашей авиации, страстный голубятник Горбунов, командир отряда могучий богатырь Попунашвили, один из лучших борттехников Васятка Мацнев, пилоты Козодубов, Михаил Жиронкин, Николай Гагокидзе, Кацитадзе, Курчанц, Федор Лахно, начальник парашютной службы Быдлинский, инженеры Тер-Петросян и Кузьмин, парторг аэропорта Акопов и многие другие товарищи. О каждом из них можно было бы рассказать много интересного.

Расскажу хоть об одном, ветеране авиации.

Все, кто работал в довоенные годы в Тбилисском аэропорту, помнят худощавого, очень подвижного для своих лет, с изрытым оспинами лицом начальника аэропортовских мастерских Горбунова. Он был страстно влюблен в авиацию и всю жизнь посвятил ей. Служил Горбунов в авиации с самого ее зарождения, вначале мотористом, потом авиамехаником, несколько лет летал бортовым техником на самолете ПС-9. Многие прекрасные механики были его учениками.

Помимо самолетов, у него были и другие увлечения — голуби и шахматы. Голуби в какой-то мере утоляли его страсть к небу. Они летали, о чем он мечтал всю жизнь (он не мог стать летчиком из-за плохого здоровья). В аэропорт он приезжал раньше всех и уезжал последним. Там, у мастерских, была у него большая голубятня. В ней он держал только почтовых голубей и турманов-пилотажников. Приезжая с рассветом в аэропорт. Горбунов выпускал в небо своих турманов и с упоением наблюдал за их полетом. Они у него выполняли головокружительный каскад фигур «высшего пилотажа» в групповом полете и этим доставляли ему огромное наслаждение. Изредка он приносил кому-нибудь из нас клетку с парой голубей и просил отвезти их в какой-либо дальний аэропорт и выпустить там после посадки. Его голуби, увезенные в Баку, Ереван, Кутаиси, Сухуми и другие города Закавказья, всегда возвращались домой. Сколько же тогда они приносили радости Горбунову! С летчиками у него была большая дружба. Мы ходили к нему наблюдать за полетом и «пилотажем» его питомцев, а он в свободное от работы время приходил к нам и с большим азартом сражался с кем-либо в шахматы. Выиграть у него партию мало кому удавалось, и он этим очень гордился.

Провожая, он обнял меня и сказал:

— Колька! Бейте там хорошенько проклятых фрицев, кончайте с ними и скорей возвращайтесь домой. Жалею, что я не с вами, не берут меня на фронт.

Тяжелым было расставание с женой, она с трудом получила разрешение отлучиться с работы и вместе с сыном приехала на аэродром проводить меня в дальнюю дорогу.

Распрощавшись со всеми, забираюсь в пассажирскую кабину видавшего виды старенького самолета, закрываю фонарь и поудобнее усаживаюсь среди груды всяких ящиков, запчастей и чехлов.

Самолет порулил на старт, почти все провожающие разошлись, только моя жена, сынишка и Горбунов стояли на поле, махали мне руками.

Хотя мы выбрали самый короткий маршрут, но только на вторые сутки нам удалось долететь до Тамбова. Там мне посчастливилось устроиться на самолет ПС-84, летевший с большой группой командиров из Баку в Москву, и к исходу дня долететь на нем до Центрального аэродрома.

Переночевав в летной комнате аэропорта, рано утром я уехал на Ярославский вокзал, а оттуда электричкой в авиагарнизон, где тогда формировалось соединение, в один из полков которого, 103-й, я получил назначение.