Глава пятая. Герой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава пятая. Герой

1

Итак, к концу 1940 года Кеннеди-старший — исторический пессимист и американский изоляционист — успел и поддержать Франклина Рузвельта, и поссориться с ним. Входя в число соратников президента, он далеко не во всем был с ним согласен. Как и его сын, который в 1940 году на съезде демократов в Чикаго отдал голос за политика-ирландца Джеймса Фарли, то есть против выдвижения Рузвельта на третий срок, хотя было ясно, что он победит уже в первом туре. Так и вышло — Рузвельт получил 946 (86,32 %) голосов против 72 голосов у Фарли, пришедшего вторым.

Вскоре Рузвельт был избран президентом. Наряду с другими ключевыми фразами его предвыборной агитации, лейтмотивом кампании звучали слова: «…обращаясь к отцам и матерям, я заверяю вас: никто не пошлет ваших мальчиков воевать на чужой земле».

Но в день 7 декабря 1941 года, когда японская авиация атаковала американский флот в бухте Пёрл-Харбор на гавайском острове Оаху, война ударила в двери Америки. И ударила с размаху. Да, Гавайи — это не бастионы Нью-Йорка и Сан-Франциско, но это Соединенные Штаты. И уж если противник стучит в наши двери, ему не избежать расплаты.

Так говорил на совместном заседании Сената и Палаты представителей Конгресса США президент Рузвельт на следующий день после того, как на дно пошла краса и гордость американского флота — линкоры «Аризона», «Западная Вирджиния», «Калифорния», «Оклахома» и другие суда. Еще четыре линейных корабля, три крейсера и эсминец были сильно повреждены. Все восемь линкоров, стоявших в тот день на базе Пёрл-Харбор, вышли из строя: боеспособность американских военно-морских сил в Южных морях была подорвана.

Огромный урон понесла и авиация: из 402 их самолетов 188 было уничтожено, 159 — повреждено[27]. Потери составили более 2000 убитыми и более 1000 ранеными. Рузвельт не солгал: американским мальчикам не пришлось плыть воевать за чужую землю. Они пали на своей. На них обрушили бомбы, снаряды и торпеды 353 самолета, взлетевшие с кораблей ударной группы ВМС, — авианосцы «Акаги», «Хирю», «Кага», «Секаку», «Сорю» и «Дзуйкаку». Вскоре вице-адмирал Тюити Нагумо доложил командующему объединенным флотом адмиралу Исороку Ямамото об успехе операции. Островная империя начала свою экспансию на просторах Тихого океана. А еще через несколько часов США объявили ей войну.

«…В день, навсегда отмеченный позором, — сказал президент сенаторам и конгрессменам, — Соединенные Штаты Америки подверглись внезапному и преднамеренному нападению… Потеряно много американских жизней. Кроме того… в открытом море между Сан-Франциско и Гонолулу американские корабли подверглись торпедным атакам».

Далее президент перечислил территории, атакованные в этот день японскими войсками: Гонконг, Гуам, Малайю, Мидуэй, Уэйк и Филиппины.

«Таким образом, — продолжил президент, — Япония начала внезапное наступление на всем пространстве Тихоокеанского региона. Как главнокомандующий армией и флотом я отдал приказ принять все меры для обороны. Независимо от того, сколько времени уйдет на отражение этого умышленного нападения, американский народ использует всю свою праведную мощь во имя достижения полной победы.

Я убежден, что излагаю волю Конгресса и народа… мы не только сделаем все, чтобы защитить себя, но и примем любые меры, чтобы впредь избежать подобной предательской атаки.

Идет война. Нельзя закрывать глаза на смертельную угрозу нашему народу, нашей территории и нашим интересам. С уверенностью в наших вооруженных силах, с безграничной решимостью нашего народа мы добьемся неизбежного триумфа. И да поможет нам Бог.

Я прошу, чтобы ввиду… ничем не спровоцированного и подлого нападения Японии, Конгресс объявил состояние войны между Соединенными Штатами и Японской империей»[28].

Сенат и Палата представителей объявили войну Японской империи.

2

«Против» был подан лишь один голос — пацифистки Джанетт Ранкин, первой женщины, избранной в Палату представителей. Она отвергла вступление и в Первую, и во Вторую войну. Но подобных ей в США было немного. Даже идейные противники войны поддержали президента.

Война пришла не из Европы, откуда ждал ее Джо. Но разницы не было: в гитлеризме он видел угрозу «законности, семье, совести и здравому смыслу», а в японской имперской политике — интересам США на Тихом океане, где они господствовали со времен победы над Испанией в войне за Филиппины. Теперь в игру вступил сильный, опасный и энергичный соперник. Несмотря на ссору, Джо немедленно отправил Рузвельту телеграмму: «Поступаю в Ваше распоряжение. Жду назначения на участок фронта». Но ответа не получил. Похоже, президент все еще не хотел его видеть. Впрочем, есть сведения, что он помнил о недавнем соратнике. «А что это Джо отмалчивается?» — спросил он как-то Джона МакКормака — лидера демократов в Палате представителей и приятеля Кеннеди. То есть, возможно, депеша просто затерялась в канцелярии.

МакКормак сообщил другу о вопросе президента, и тот вновь известил Рузвельта о готовности записаться добровольцем. Тот назначения не предложил. Но — поблагодарил. Что означало: гнев прошел, но строить отношения, возможно, придется с чистого листа.

Если Джо-старший так и не был призван под знамена республики, то Джо-младший встал под них фактически сразу. Он пошел в авиацию и в 1942-м стал морским пилотом, патрулировал небо над Карибами и даже сфотографировал имение клана в Майами. В 1943-м он отбыл в Европу. И уже вскоре бомбил нацистские морские базы и суда в Ла-Манше и Атлантике. Потерял немало друзей. А когда получил отпуск, остался, чтобы не пропустить высадку союзников в Нормандии 6 июня 1944 года. Он летал на задания весь июнь и июль и вновь получил отпуск. Ребята отбыли домой, а Джо остался — узнал о наборе добровольцев для особо опасных операций.

Служить в армии в то время было делом чести и для самых простых парней, и для детей миллионеров. Порой, чтобы пойти на фронт, люди слагали регалии конгрессменов и сенаторов.

У Джона все вышло сложней, чем у брата. Впервые он пытался поступить на службу почти за год до Пёрл-Харбора, но получил отказ по состоянию здоровья — из-за тяжелой травмы спины. Пришлось целый год готовиться к новой комиссии — пройти специальный курс упражнений. Кроме того, за него замолвил словечко друг отца адмирал Алан Керк.

И вот в сентябре 1941 — го его взяли во флот. И направили на «передний край» — в Управление военно-морской разведки: готовить сводки для штаба флота. В его задачи входило следить за действиями флотов воюющих сторон. Задача, кстати, не из последних. Ведь атака на Пёрл-Харбор удалась японцам потому, что им удалось перехитрить морскую разведку США.

Но уже летом 1942-го он был переведен в Портсмут — осваивать торпедный катер.

Этот внезапный поворот в карьере биографы объясняют по-разному. Есть версия, что всему виной любовь. Точнее — роман. И не с женой или дочкой адмирала. А куда круче — со шпионкой. Ну, то есть — с почти шпионкой. С красавицей-журналисткой Ингой Арвад — датчанкой, почти немкой! Ведь Дания сдалась нацистам без боя… И вот эта, стало быть, блондинка из газеты Time Herald вовсю крутила хвостом перед молодыми офицерами, с иными успела покувыркаться, ну и угодила под колпак ФБР — ее заподозрили в шпионаже. Мол, в постели офицерики легко выбалтывают опытной даме тайные сведения, а там уж и до Абвера недалеко.

Джон был увлечен. Ну, то есть в той мере, в какой был на это способен. На слухи о подозрениях не смотрел, советам отца не внимал. И зря. Потому что того об опасности известил сам Эдгар Гувер, глава ФБР. Короче, хотя подозрения так и не стали обвинениями, парень попал в переделку. И Джо преподал сыну урок: отправил на фронт.

Другая версия прозаичнее.

Кеннеди послали на юг США — инспектировать порты на предмет готовности к налетам противника. Проверяя бомбоубежища и светомаскировку, Джон все больше опасался, что вся его служба пройдет в таких занятиях. И попросил перевести его в действующий флот.

3

Но на снимках той поры он очень бравый. В мае 1942-го они сфотографировались с Джо — оба красавцы, оба в белой форме, только у Джо на груди — крылышки, эмблема ВВС.

Или вот — в рубке торпедного катера, сидит вполоборота, в мятой кепи набекрень; а тут — стоит: фуражка — на размер больше, куртеха — мешком, штаны — висят, тапки — на босу ногу. Зато: в руке — тросточка, в глазах — задор, в улыбке — отвага. Такой легко мог разбить машину о стену дока (что однажды и сделал), но смог и спасти команду своего корабля от почти верной гибели в океане.

Освоив на базах в Портсмуте и Ньюпорте быстроходный торпедный катер РТ-109, в 1943-м он отбыл в Южные моря, где гремели битвы: японцы пытались продолжать атаки. В его документах в графе «Личные качества» было указано: лейтенант Кеннеди знает матчасть, хорошо командует лодкой и вообще «волевой и ответственный командир».

Лейтенант Кеннеди, марш на Соломоновы острова! И вот он уже на островах. В марте наметился перелом, союзники отбирали у противника инициативу, задача торпедных катеров — атаковать суда, мешавшие наступлению американцев на Новой Георгии. РТ-109 Джека ходит на патрулирование наравне со всеми.

Команда — класс. Командир — супер. 2 августа идем в ночной рейд.

* * *

В ту ночь волновался, шумел океан, над водами тучи летели. Когда «Амагири» пошел на таран — и свистнуть они не успели. Японский эсминец вмиг расколол катер. Капитан Кохи Ханами скомандовал: полный вперед. Добивать никого не будем. Акулы управятся.

Джека удар швырнул спиной на пол рубки. Через жуткую боль дошло: жив. Выбрался на палубу. Позвал людей. Откликнулись четверо уцелевших на борту. Шестеро ответили из воды. Один — МакМейгон — был сильно обожжен. Другой — Харрис — повредил ногу. Командир выволок их на борт. На воде убийственным пятном пылало топливо. Кормовая часть ушла на дно. Но взрыва не было, и нос остался на плаву. А с ним шанс выжить.

И они выжили. Не все. Двое погибли на месте. Остальные собрались на чудом оставшейся на плаву половинке РТ-109. Стали отгребать от горящего пятна. Утро. Все просто: снимут либо свои, либо японцы. К северо-востоку, западу и югу острова заняты врагом.

Рация разбита. Оружие — автомат «Томпсон», шесть пистолетов 45-го калибра, один — 38-го.

— Что будем делать?

— Что прикажете, сэр, — сказали матросы. — Вы босс.

Приятно быть боссом, когда все нормально. А вот попробуйте на половинке катера, без связи и оружия с двумя тяжело раненными в нескольких милях от врага. Ну — босс так босс. Джек приказал всем кто цел, сойти в воду, оставив больше места раненым. Милях в трех показался островок. Командир принял решение: плыть к острову. Плыть МакМейгон не мог, и Джон тащил его, держа в зубах шнур его пробкового жилета. Пригодились домашние, школьные и гарвардские тренировки. И все равно, пять часов «заплыва» обошлись ему дорого. Он наглотался морской воды и выбился из сил, но выплыл сам и вытащил людей. В море они пробыли пятнадцать часов.

Парни измучились, но доплыли все. Отдохнув, Джек решил добраться до пролива Фергюссона и ждать своих. Изранившись о кораллы, дрожа от холода, он нашел нужную протоку. Но ждал напрасно. Пришлось возвращаться. Порой он впадал в забытье, думал, что умирает. На небольшой глубине мелькнула тень. На базе шутили: «Сперва барракуда подплывет под тебя, а после — оттяпает яйца». И снова он греб, но течение, описав круг, принесло его туда, где он тщетно ждал спасателей. Из последних сил Джек плыл к островку, порой ступая по острому рифу. На пляже, теряя сознание, шепнул помощнику Бернарду Россу: «Пойдешь следующим». И уснул.

Росс пошел. Но никого не дождался. На острове не было родника, и все страдали от жажды. Перебрались на другой и нашли кокосы. Жадно, обливаясь, пили молоко. А потом блевали до судорог. А ночью, когда пошел дождь, жадно слизывали воду с пальмовых листьев.

А утром увидели: все листья — в птичьих какашках. Ха! Так это ж, ребята, остров Птичий.

Кеннеди и Росс доплыли до острова Науру. Четвертый день в океане. Господи, пора бы уже кому-нибудь появиться. И тут — двое местных. С каноэ и едой. Увидев белых, они исчезли и вернулись компанией. Джек вырезал на кокосе письмо: «одиннадцать живых, местные знают где, рифы и остров науру Кеннеди». Вручил островитянам. И они отплыли с кокосом-письмом.

Днем он лежал без сил. А потом вместе с Россом поплыл на лодке искать спасателей. Ветер усилился. Близился шторм. Полной волной лодку перевернуло, и течение понесло их в море.

— Берни, прости, что втравил тебя в это! — крикнул Кеннеди.

— Надо бы сказать: я предупреждал! — проорал Росс. — Но я не стану!

Но и тут им повезло — выплыли на тихую воду, а там уж скоро и берег. Внезапно волна крутнула Джона и метнула на риф. Чудом он упал в бассейн-малютку. Росс был жив, но рассек руку и плечо. Изранил ступни, но шел — Джек подкладывал ему под ноги лопасти весел. Через десяток шагов, они не в силах двигаться, рухнули в сон.

Разбудили их рыбаки. Один на хорошем английском сказал:

— Вам письмо, сэр.

4

Писал командир новозеландского патруля на Новой Георгии: «Следуйте за этими людьми; они доставят вас в лагерь».

Помощь пришла вовремя. У МакМейгона гноились ожоги. Рука Росса стала толще бедра. Джека положили в каноэ, укрыли листьями и двинулись. Вскоре на остров Птичий прибыл катер.

— Можно узнать, где вас черти носили? — поинтересовался Джек.

— На вот, пожуй, — сказали ему и дали галету.

Он молча обнял парней с базы.

Сняв с Птичьего команду, катер пошел к своим. На нем нашлось бренди. И немало. Кеннеди и его людям уж во всяком случае хватило. Заправившись, Джон запел:

Иисус меня любит, я знаю…

Это был старый гимн. Джон знал его с детства.

…Об этом в Библии читаю.

Все мы на этом свете

Его — могучего — слабые дети!

А рыбаки подхватили.

Да, Иисус меня любит; да!

Иисус меня любит…[29]

— Как? Вы знаете слова? — удивился Джон, теряя сознание.

— Миссионеры научили, — ответили те. И укрыли его листьями.

* * *

Еще вчера их считали погибшими! Матери Росса уже отправили письмо: «Ваш сын, мэм, пал за дело, в которое верил сильнее, чем каждый из нас. В бою он был рядом с Джоном Кеннеди, сыном посла, который тоже отдал свою жизнь. Так гибнет за свободу цвет нашей нации…».

Но «цвет нации», во всяком случае частично, в лице Джека, пока уцелел. И хлебал виски. Вот, твердили ему, вернулись с того света. Живые, виски лакаете, фак япошек перефак. А посольский сынок, голубая кровь, вообще герой, вытащил людей. А еще учился в Гарварде.

Матросы рассказали про таран, как Кеннеди тащил людей, держа в зубах лямки спасательных жилетов, как плавал в разведку. Как сами не сплоховали. Короче — сами они вышли круче гор, а Джек — круче некуда.

Газетчики — ребята такие: нужен подвиг — выдумают. Но тут и выдумывать не надо. Подвиг вышел сам собой. Для любой газеты — лакомый кусочек. Этот достался New York Times. Джон Херси напечатал в New York Times Magazine рассказ «Выживший». А младшие-то Кеннеди увидали шапку в полполосы, да журнальчик-то и купили, да и узнали, что брат их герой. Прибегают в дом. Второпях зовут отца. Папа, кричат, папа! Наши Джека в море нашли!

Вот радости было! А то и до Бостона дошла весть: цвет, мол, нации… за дело свободы…

А так — представили к «Пурпурному сердцу». Добавили «Почетную медаль флота и морской пехоты». Адмирал Уильям Хэлси подписал приказ: «Его отвага, выносливость и лидерские качества помогли спасти несколько человеческих жизней в полном соответствии с высокими традициями морской службы Соединенных Штатов».

Хороший приказ. Красивый. Джек его прочел. Да и упал в бреду. Малярия. Вдобавок открылась травма спины. В декабре 1943-го его доставили в Штаты.

5

Про любовные скандалы лейтенанта Кеннеди никто не помнил. Начальство выдало рекомендации — хоть в рай. Классная выучка, опыт, талант руководителя, ум, честь, совесть — все! А что «покладистости и опрятности» не хватает, так то «Пурпурное сердце» с лихвой искупает.

Рекомендации понадобились. Джон снова просился на фронт. На Средиземное море. Ну, говорят ему, герой, сперва ступай на экспертизу в госпиталь. А госпиталь — в Челси.

Рукой подать до загородной резиденции клана. И Джон часто ездил к своим.

Там-то, в Хианнис-Порте, ровно через год после той страшной океанской ночи, прислуга сообщила: пришли два священника, просят Джо-старшего. Тот живо вышел…

А вернулся убитый. Джо-младший пропал без вести.

Вскоре узнали: пасторы не решились сказать, что погиб. Он и его экипаж летели к базе нацистов в машине, набитой взрывчаткой. Задача: направить ее на цель и спрыгнуть. Но 12 августа 1944 года самолет взорвался в воздухе. Джо наградили Военно-морским крестом[30]. Посмертно.

Джек поверил в гибель брата, только увидев его фото в газете, сообщавшей о потерях. И вновь потребовал: пошлите на европейский фронт. Но врачи сказали ясно: к службе не годен.

С флотом он прощался в Майами. Взял младшего брата Тэдди на торпедный катер — в последнее плавание. Мальчишка всю дорогу хохотал. Джек же был серьезен. Ему предстояла тяжелая (и, как после выяснилось, неудачная) операция на позвоночнике. А после Высшая военно-морская комиссия в Вашингтоне. Она-то и отправила лейтенанта Кеннеди в отставку. С честью.

А через месяц после гибели Джо война унесла жизнь еще одного члена семьи — мужа сестрицы Кэтлин, маркиза Уильяма Кавендиша — майора Колдстримских гвардейцев, того, что брал Брюссель. Гибель отважного аристократа поразила Джека. «Подумать только! — с печалью писал он. — Он всегда был так удачлив! Это сделало утрату тяжелее».

* * *

Держать удар. Разве не этому учил их отец? И Джон, как и сестра, вынес и этот. Как гибель катера и угрозу смерти. Недаром Джимми Дин сочинит о нем самую удачную свою песню:

Он вел команду через тьму,

И покорялась тьма ему,

Голодные акулы

И вражьи патрули…

И их винтовок дула

Героев не нашли.

Четыре ночи,

Четыре дня

Устали очень,

Спаслись от волн и от огня,

РТ-109 потонул, но выжили друзья!

Их спас Джек Кеннеди-герой.

И снова нас ведет он в бой…[31]

Екатерина Егорова-Гантман, специалист по политической психологии и исследователь внутреннего мира Кеннеди, считает, что личный трагический опыт, свидание со смертью и череда потерь побудили его верить, что «надо жить моментом, проводя каждый день так, как если бы он был последним, требуя от жизни постоянной интенсивности, приключения, удовольствия». Случайно ли он полюбил стихи Алана Сигера «Свидание со смертью»?[32]

Стремление жить одним днем, страх и ожидание встречи со смертью, фатализм, страсть к риску — все это было в его душе. Но было и другое: непрерывная, упрямая, жестокая борьба с болезнью, слабостью, зависимостью от людей, лекарств и обстоятельств. Быть не тем, с кем нечто все время случается, а тем, кто создает случаи. Соучаствовать в управлении миром. Или хотя бы собой самим. В этом он видел одно из условий достижения своей цели.

Взгляд на себя извне и с разных точек он сделал инструментом. Так же, как сделал принципом владение собой. Без них ему было не обойтись…

Вслушайтесь в слова: капитал — Капитолий… У них разные значения — но есть и сходство. И не только в звуке, но и в смысле.

Капитал у Кеннеди был. Его ждал Капитолий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.