Арабская уличка

Арабская уличка

Кто побродил по трущобам Каира, ее не забудет; она – сверхъестественна: в ней безобразие – давит, страшит, ужасает; и, наконец, восхищает: убийственной гаммой махровых уродств; все дрянные миазмы спаляют гортани, щекочут носы; средь рычаний толп и оскала дверей – дыры окон, как черные очи; а гнойный урод подкатился – болячками; и – теребит за пиджак; черной гарью и бурым хамсином прихлопнуто небо; все тело – зудит и горит; раздираешь его: наградили блохами; потеряны вы безвозвратно у кривых малюсеньких входов, подходиков, переходиков, недоходиков, тупичков, тупых стен; тщетно тычете пальцем в развернутый план: не понять, не вернуться!

Чернейшая серень глазастого трехэтажного дома и справа и слева на вас навалилась, сливаясь почти; и смеется бурлеющей щелью хамсинное небо; извилины улички нас – поведут; и нигде не свернете; и – снова вернетесь на прежнее место; бесконечно вы кружитесь; грязь, вонь и пыль возрастает; а щель закоулка – смыкается; гвалты – растут: вас задергали, вам проломали все ребра; сквозь вас повалили пестрейшие толпы; вы – сами проход, по которому тяжко шагает… верблюд…

Вы свернули: все то же; свернули: все то же; свернули: все то же; свернули: еще, и еще, и еще, и еще, и еще, и еще… Раз пятнадцать, раз тридцать, раз сорок – свернули; и снова – на прежнем вы месте. Где выход из гама, из лая, из плача, из рева, из хрипа, из рыка – где выход?

Опять повернули: из тесной гарланящей улички в более тесный проходик; оттуда ведет вас проходик: его – ширина пять шагов; завернули в грязнейшую щель (ширина ее только три шага); свернули еще (ширина – два шага!), а угрюмость и тень – много метров: вперед и назад; а толпа напирает, толкает и давит; прососаны множеством вы капилляров огромнейшей толпоноснои системы, которая гонится, точно мельчайшие шарики по венам, артериям города: ищите – где тут сердце, где площадь, где тут полицейский; и – площади нет: полицейского нет.

Вдруг свернули, и – диво: как будто редеет толпа; повернули еще – поредела; еще – побежали, спеша, одинокие хахи; еще – никого; и еще – никого; вы попали в пустыню; вся кровь – отлила; вы – стираете пот, поднимаете взор: простирается жаркая, темная мгла; то песчинки; хамсин уже дует три дня, отнимая дыхание; руку вы нервно прижали к груди: продохнуть, додохнуть! Ни прохода, ни выхода!

Где полицейский? Как выбраться: он полицейский на «Avenue de Boula-que», а не здесь; ни европейца, ни даже египетской фесочки! Чистые фесочки все в Измалиэ, в Эсбекиэ, или в Абассиэ.

Тронулись, вновь завернули: бежит вам навстречу халат; и проходит, лазурясь, абассия; снова – свернули – толпа подхватила; и вот после долгих скитаний вы брошены к площади; к площади вышли три улицы; и на одной – слава Богу! – трамвайные рельсы.

Вы прыгнули в первый попавшийся трам; он – уносит; он выбросит вас – где вы не были; там, где он выбросит вас, вам укажут, как вам возвратиться.

Боголюбы 911 года