Перед Кайруанской стеной
Перед Кайруанской стеной
Остановка: мы лезем в отверстие двери, а бурая буря нас нагло толкает обратно в вагончик; мы – вылезли (плащ на жене завивается вверх), все схватились за шапки.
Пески, солонцы…
Недалеко от станции – строечка маленьких домиков; и уж от них отступая, затвердели желтеющие стены зубцами, как в нашем Кремле, защищая со всех четырех сторон света кипящий народами город от серых пригорков и рытвинок солончаковой равнины, – и злой и сухой; в эти бурые дали – к Сахаре, и – далее (через Сахару) бросает столетия нити верблюдов своих Кайруан – в Тимбукту; и тяжелые ящики красных товаров отсюда расходятся там, за Сахарой, по грязным поселкам, лежащим на Нигере.
Вздернулся морок облуплин зубчатой стены, за которой ломаются сухо гортанные говоры, точно солома, да скрипы колес; Кайруан, точно Кремль, необросший домами. Где пригород? В массе, которой затянуты ноги, туда уходящие прямо до щиколков – в массе песку, средь которого мы, пробираясь к отелю, завязли, который уже заедает глаза и играет извивами струй с перевивами складок – в буреющей, веющей массе щитами зубчатой стены; заслонились мечи минаретов и башен (квадратных), как будто мечи чалмоносных гигантов, грозящих Сахаре отсюда, – отставленных друг от друга роями тюрбанов, принадлежащих гигантам; роями продольно-изрезанных, гладких совсем, желтоватых, яичного цвета и белых, и малых, и очень больших куполов, отовсюду пропертых; и – кажется: вот размахнутся мечи, подлетят в небеса локти рук, распадется стена на ряд плоских квадратных щитов, приподы-[21]
И – вздрогнет Европа: и новый медхи опрокинется бурей бурнусов… в Испанию…
Но это – прошлое; весь Кайруан – грезит прошлым, то было когда-то…
Топорщится крупная башня широко желтеющим кубом; оскалилась краем зубчатой стены; в бурой буре маячит; бледнеющим прожелтнем, – старым и злым; и чернеет разъятою пастью ворот, под которыми бледно змеится живая дорожка неярких бурнусов сквозь клубы взвихряемой пыли, влетающей в город отверстием стен из Сахары, в пути, может быть, позасыпавшей негрский, спешащий сюда караван.
На желтеющем башенном кубе рождается в небе песков – удлинение башенки; с башни, опять-таки, в небо песков поднимается новая башенка, быстро кончаясь остреющей пирамидочкой крыши; то – все минарет; он трехъярусен: принадлежит он, должно быть, мечети, которой второй минарет (одноярусный) просто длинится под бурое облако пыли, кончаясь беззубой и плоской крышенкою с черною точкою окна, над которой привстал кубик малого домика с точкой окна; из окна ввечеру голосит тонкогорлый мулла над квадратами желтых и белых домов; между двух минаретов надулся простой полукруг; это – купол.
Из пляски приподнятой пыли сваялся мираж этих стен, – потому что нам, быстро спешащим к той кучечке европейских домов (где отэльчик, казарма, что-то еще) – нам мерещится, что и нет ничего, кроме маленькой кучки домишек в покатостях почвы; а стены есть морок, возникший в глазах на разводах летящей пыли, упавший, как занавес; гомон далекий и скрипы повозок за желтой стеной, причитанье пустыни, – все это, как есть ничего; завелось оно так себе, – в воздухе; нам говорили, что здесь загуляли миражи; и вот: Кайруаж, о котором так много читал я в Радесе, – возникший мираж вереницы столетий в моем утомленном от чтения взоре.
Смотрю: вокруг стен – ни домов, ни базаров, ни малой оливки, мирящееся с жаром; лишь стены: за ними гортанным гремением выскочил город; дох на него жаркий ветер – рассеется.
Кайруан 911 года
Данный текст является ознакомительным фрагментом.