РОБИНСОН РЭЙ ЧАРЛЬЗ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РОБИНСОН РЭЙ ЧАРЛЬЗ

(род. в 1930 г. - ум. в 2004 г.)

  

Рэй Чарльз Робинсон родился 23 сентября 1930 года в г. Олбани, штат Джорджия, в семье Ареты и Бейли Робинсон. Когда мальчику было шесть месяцев, семья переехала во Флориду, в Гринвилл (который все называли Гринсвилл) — городок в сорока милях от границы с Джорджией. «Это был даже не город, а большая деревня», — отзывался о нем Чарльз.

Постоянной работы у отца не было, дома он почти не появлялся, и помощь от него была чисто символическая. Долгое время у семьи Робинсон даже дома своего не было, они жили где придется. Первую пару обуви Рэй получил, будучи уже сравнительно взрослым мальчиком. «Мы были нищими — самыми настоящими нищими. По-моему, беднее нас не было никого».

Все заботы лежали на плечах матери. Точнее, обеих. Дело в том, что кроме Реты в детстве Рэя была еще одна женщина — первая жена отца, Мэри Джейн. Собственно, роман Ареты и Бейли начался тогда, когда он еще был женат. Когда Рэй родился, Бейли и Мэри Джейн развелись, а ее родной сын умер. Так что она относилась к ребенку своего бывшего мужа как к родному. Мэри Джейн очень отличалась по характеру и взглядам на воспитание от Ареты, но обе женщины прекрасно ладили друг с другом.

Две женщины стали для мальчика матерями, а он был слишком мал, чтобы задаваться каким-либо вопросами по этому поводу. Он просто «. звал маму — Мама, а Мэри Джейн — Ma. <.> Они были чудесными женщинами. Они работали не покладая рук, их работа была грязной, жизнь — тяжелой, но в душах они несли ласку и огромную любовь.»

Ma — Мэри Джейн — работала на лесопилке, зарабатывала чуть больше мамы. Она приносила мальчику всякие вкусности, дарила одежду, баловала его, прощала ему всевозможные шалости.

Хрупкая и невысокая мама работала на износ. Она брала поденщину, обстирывала чернокожих соседей, выполняла часть работы соседок, которые получали заказы у белых. Субтильность Реты была обманчивой — она обладала исключительно сильным характером и очень выделялась на общем фоне негритянского квартала. Она не пила, не курила, не бранилась, фанатично соблюдала дисциплину и требовала того же от детей. Рета воспитывала в детях самостоятельность, ответственность за свои действия, готовность принимать решения.

Мама была ревностной прихожанкой местной церкви. Впрочем, не одна она: «Южане вообще религиозны. Большинство черных в Гринсвилле были баптистами. Каждую субботу — обязательно в церковь». Рэй Чарльз не пропускал ни одной службы. Правда, причина была не столько в религиозном сознании, сколько в том, что в церкви пели. Именно это влекло мальчика. Служба была традиционной для черных приходов — госпел. Священник пел псалмы, а паства хором подхватывала каждую строчку — мало кто имел молитвенные книги, а такой способ позволял молиться всем.

Впрочем, в Гринсвилле пели не только в церкви, да и Рэй отыскивал музыку повсюду: «Музыка была везде, я слышал ее все время, все стили, все ритмы. Я знал ее с рождения, полюбил ее, еще не научившись ни ходить, ни говорить». Музыкальность мальчика тем более удивительна, что среди его родни не было не то что музыканта, а человека со слухом и голосом.

Азы музыкальной грамоты Рэй начал постигать не в семье, а в бакалейной лавке по соседству. Во-первых, там стоял музыкальный автомат. Во-вторых, владелец лавки, Вайли Питтман — мистер Пит, был пианистом-любителем. В-третьих, иногда он устраивал танцы под аккомпанемент автомата или собственной фортепианной игры. Так что Рэй «.бросал все дела и бежал к Вайли, как только он начинал играть на пианино. Его музыка зажгла огонь в моей душе. Он считал себя так себе музыкантом, но я до сих думаю — он играл чертовски здорово. <.> Я безмерно благодарен ему за то, что он не прогонял меня. Вайли разрешал мне сидеть у него на коленях или на стуле рядом с ним, когда он играл. Я еще ничего не умел, а мистер Пит подзуживал меня: «Давай, парень, задай жару этой шарманке!» Первой мелодии, которую я сыграл одним пальцем, научил меня именно он. Именно благодаря Вайли Питтману я понял, что мы с пианино — друзья навек, что нам друг без друга не жить».

Мистер Пит разрешал мальчику приходить когда угодно и играть сколько угодно. Деревенский пианист, наверное, почувствовал в мальчике родственную душу и с удовольствием давал ему уроки музыки. Вскоре Рэй уже мог наигрывать простенькие, но развеселые мелодии, вызывавшие одобрение Питтмана.

Впрочем, Рэй не обходил стороной ни музыкальный автомат, ни — конечно же — радио. Радиоприемник стал ему первым учителем музыки, как большинству будущих звезд — ровесников Чарльза. Ни о каком черном блюзе речь в радиопрограммах, разумеется, не шла, но зато Рэй слушал кантри-музыку и лучшие американские биг-бэнды. В общем, как он сам говорил позднее: «Мое детство было полно музыкой разных стилей, и я люблю их все.»

Рэй подавал надежды как талантливый музыкант. Однако в семье Робинсон он был не единственным вундеркиндом — через два года после рождения Рэя у Реты родился второй сын, который демонстрировал незаурядные способности. Джордж в три года уже умел читать и считать, конструировал себе игрушки. Рэй Чарльз говорил: «И мама, и все наши знакомые гордились моим братишкой. Но была в нем какая-то обреченность; взрослые, увидев его, часто говорили: этот паренек долго не протянет». Так и получилось.

Младший брат погиб на глазах пятилетнего Рэя. Малыши играли возле дома, почти что на виду у мамы, которая гладила белье. Они носились у открытого сточного люка, Джордж поскользнулся и свалился вниз. Мальчик сразу же начал захлебываться, а Рэй не понял, что игра закончилась. Когда же Рэй сообразил, что с Джорджем неладно, то попытался вытащить его сам. И только после нескольких неудачных попыток побежал за мамулей. Однако было поздно.

Рэй был настолько ошеломлен, что последующие дни выпали из его памяти. Он не помнил ни отпевания, ни похорон — ничего.

Трагедия, случившаяся в семье, совпала с началом болезни самого Рэя, и психологическая травма ускорила ее течение. Рэй начал терять зрение из-за быстро развивающейся глаукомы. Случилось так, что гибель Джорджа стала последним событием в жизни Рэя, которое он видел во всех подробностях.

Впрочем, слепота наступила не сразу — сначала у мальчика начались обильные гнойные выделения из глаз. После того как справиться с болезнью самостоятельно не удалось, обратились к врачу. Тот перенаправил в клинику ближайшего крупного города, а там объявили: процесс необратим, через некоторое время мальчик ослепнет окончательно. Причина слепоты так и осталась невыясненной.

Рэй терял зрение постепенно. Сначала он перестал различать мелкие предметы, потом видел только цвета, чуть позже с трудом отличал день от ночи. К семи годам Рэй практически полностью потерял зрение, но проблемы с глазами на этом не закончились — его долго еще преследовали боли, светобоязнь, рези и жжение в глазах.

Рэй отнесся к случившемуся со стоическим спокойствием: «Может показаться странным, но тогда я не воспринимал слепоту как трагедию. Во-первых, я был еще совсем малышом. Во-вторых, рядом была мамуля. Я никогда не перестану поражаться ее мудрости. Узнав, что я слепну, она всеми силами старалась помочь мне научиться жить по-новому. Как-то раз она сказала: «Ты слепой, но не дурак. Ты потерял глаза, но не мозги». Мамуля учила меня ориентироваться в доме, заставляла помогать ей с уборкой, объясняла, как размещать вещи, чтобы легко запомнить, где они находятся и быстро их найти. Благодаря мамуле я не боялся и не боюсь окружающего мира. Я был совсем слепым, но без страха ездил на велосипеде — ребята кричали мне, если впереди было дерево или забор». Привыкая к слепоте, Рэй не забросил занятий у мистера Пита. Он играл на фортепиано все лучше и лучше.

А потом в его жизни произошло событие, которое стало для него потрясением более серьезным, чем постепенное наступление темноты. В сентябре 1937 г. Рэй по настоянию матери уехал в школу-интернат для детей с дефектами слуха и зрения. Как только она поняла, что болезнь сына неизлечима, то сразу же стала задумываться о его образовании, понимая, что без этого у Рэя не будет шансов преуспеть в жизни.

«Уезжать от мамы — это было страшней, чем ослепнуть. Я умолял маму не отправлять меня в школу. Большинство женщин никогда не отпустило бы от себя ребенка с такой болезнью, как у меня. Но моя мама — особенная. Она понимала, что мне нужно учиться. В конце концов, я понял — ходить в обычную школу не удастся, а учиться — надо… Отъезд в школу стал одним из самых ужасных событий в моей жизни, но теперь я понимаю: если бы не школа — вся жизнь сложилась бы иначе».

Рэй с трудом привыкал к новому месту. Все было чужим, сверстники раздражали, не хотелось ни с кем общаться. Впрочем, со временем мальчик адаптировался, у него появились первые друзья. Во многом ему помог строжайший распорядок дня: подъем в 5.30, завтрак, занятия, обед, работа, немного свободного времени, ужин и еще занятия перед сном. Это было привычно — примерно так же Рэя воспитывала мамуля.

Рэй был способным учеником. Он быстро освоил шрифт Брайля, стал читать запоем, научился быстро и грамотно писать. Рэй успевал по многим предметам, в том числе по математике. И всегда рядом была музыка: «Я уже знал некоторых из мастеров свинга. Слышал кое-что из поп-музыки, как черной, так и белой. <.> Ну и церковь, там же тоже музыка».

Однако в первый год обучения в школе Рэя ждало еще не одно испытание. Началось с того, что мальчик не смог приехать домой на Рождество — у родителей не было денег оплатить его проезд. На зимние каникулы он остался в школе совершенно один: «Я до сих пор помню свое отчаяние. Я много плакал. Говорят, мужчине не пристало плакать, но я так не считаю. Слезы — те же чувства». Можно представить себе глубину горя, пережитого Рэем, если он не плакал даже тогда, когда терял зрение.

Но беда не приходит одна — проблемы с глазами продолжались. Зимой разболелся правый глаз. Рэй мучился сутками, а потом все же обратился к врачу. Вердикт был неутешительным и однозначным — глаз нужно удалять. Рэй испугался, удаление глаза казалось большим несчастьем, чем просто слепота. Но выбора не было: воспаление не проходило, а боли становились все сильнее. Рэю сделали операцию.

Через некоторое время он вернулся к учебе. Жизнь входила в привычную колею, а каждый новый день приближал Рэя к летним каникулам и долгожданной поездке домой (раз в год проезд оплачивали власти штата).

Рэй приехал на каникулы абсолютно слепым. Уезжая в школу, он еще смутно различал крупные предметы, отличал свет от темноты. За год он потерял остатки зрения и лишился глаза. Но все это было неважно — рядом была любимая мама. Первые дни он почти не отходил от нее, и вообще «. все это лето я провел с мамой и Мэри Джейн».

Впрочем, Рэй не забыл и мистера Пита с его пианино. Он постоянно бегал к пианисту и разучивал все новые мелодии.

Этим же летом состоялись первые выступления Рэя перед слушателями. Получив приглашение сыграть в чьем-либо доме, он спрашивал разрешения у мамы и Мэри Джейн и самозабвенно музицировал. Он любил эти выступления, тем более что слушатели были в восторге: «.они просили меня сыграть снова и снова».

Мама была по-прежнему строга. Ее требования к сыну даже возросли: ему в обязанность вменялось, например, мытье полов в доме. Она учила его готовить, отпускала одного в город, не возражала против катания на велосипеде. Такой стиль воспитания возмущал сердобольных соседей, они считали, что она совсем не занимается сыном. Но Рета не обращала на них никакого внимания — она знала, что делает. И оказалась права — кем был бы Рэй Чарльз, если бы не мамины уроки?

Осенью он вернулся в школу. Второй год разительно отличался от первого. Теперь его окружали старые друзья, «.я знал всех, и все знали меня». А еще через некоторое время появилась возможность попасть в класс фортепиано и стать настоящим джазовым пианистом, как мистер Пит. Правда, «ни о каком джазе не могло быть и речи. Учили только классическую музыку — Шопен, Штраус. Я был неплохим учеником, но отнюдь не выдающимся. У преподавателей со мной не было проблем — не считая того, что я всегда с большим удовольствием играл джаз, чем классику. Время от времени меня ловили за этим — и слегка ругали».

В школе было радио, ученики слушали то же, что и вся Америка — Гленна Миллера, Томми Дорси, Бенни Гудмена. Кумиром Рэя был пианист Арт Татум, исполнительской манере которого мальчик подражал. Чуть позже Рэй услышал одного из лучших музыкантов того времени — кларнетиста Арти Шо, и под его влиянием начал учиться играть на кларнете. Церковные песнопения тоже оставили свой след в музыкальном образовании Рэя (мальчишки даже организовали собственную госпел-группу). Рэй хорошо разбирался в кантри и любил некоторых исполнителей.

Но наибольшее влияние на Рэя оказал Нат Кинг Коул. Мальчишку просто потрясла его манера игры и чувственный, романтический вокал. «Он сумел совместить в себе джазовую импровизацию, чарующие мелодии, настоящий «горячий» ритм и истинный блюз». И «моей программой было стать юным Натом Кинг Коулом».

Впрочем, Рэй был не единственным талантливым музыкантом в школе — он рос в атмосфере творческого соперничества. Этот опыт конкуренции пригодился ему уже несколько лет спустя, когда Чарльз вышел на «взрослую» сцену.

Учительница музыки обеспечила Рэю первый ангажемент. Его стали приглашать на собрания и чаепития всяческих местных комитетов и фондов. Конечно, там он играл не блюз или буги-вуги, а что-то из популярной музыки. Вознаграждение было чисто символическим — леденцы, фрукты, время от времени перепадали мелкие монеты; иногда, если собрание было особенно многолюдным, набиралось два-три доллара. Неплохие деньги для бедняка, но гораздо больше любой платы Рэй гордился любовью публики.

Уже тогда Рэй открыл в себе способность сочинять музыку. «Мне было уже недостаточно просто играть — я хотел знать, как пишут музыку, я пытался сделать свои аранжировки. Впервые я услышал, как исполняют МОЕ произведение, когда мне было двенадцать. Играл наш маленький школьный оркестр — что-то около десяти музыкантов. Я навсегда запомнил чувства, испытанные мной в тот момент».

Надо сказать, что школа расширила не только музыкальные познания Рэя. Он освоил машинопись и научился играть в азартные игры — сначала в домино, а потом в карты. Он разметил их шрифтом Брайля и играл очень неплохо.

Круг друзей Рэя расширялся как в школе, так и дома. В Гринсвилле Рэй подружился с мистером Джонсоном, владельцем одного из гринсвилльских кафе. Тот уговорил нескольких знакомых скинуться и купить Рэю кларнет. Радости мальчика не было предела, он не расставался с инструментом, «как будто это была третья рука или нога.»

И мистер Пит, и мистер Джонсон разрешали Рэю водить машину. Сами они, разумеется, сидели на соседнем сиденье и руководили — где притормозить, где повернуть. Кроме автомобиля, Рэй научился ездить на мотоцикле. Мотоциклисты обычно ездили большой компанией, и Рэй ориентировался по звуку движущихся рядом мотоциклов.

В тринадцать лет Рэю удалось сыграть в составе настоящего биг-бэнда, и он еще несколько раз подрабатывал на вечеринках. Гонораром были обычные для того времени один-два доллара, иногда перепадал стаканчик пива.

Жизнь была прекрасна. Рэя любили одноклассники, уважали учителя, он наслаждался игрой на пианино, постепенно становился популярным музыкантом.

В мае 1945 года все пошло наперекосяк. Рэю не было пятнадцати лет, когда умерла мама. Ей самой было всего тридцать два. В школе ему просто сказали: твоя мама умерла. «Ничто в жизни не потрясло меня так сильно. Ни смерть Джо ржа, ни слепота. Ничто.»

Рета твердила ему, что настанет время, когда ее не будет рядом, что она рано или поздно умрет — и Рэю придется самому заботиться о себе. Но то были просто слова. Мама была если не рядом, то в Гринсвилле, и, приезжая на каникулы, мальчик сразу попадал в материнские объятия.

А теперь мамы не было. Рэй не помнил, как добрался до дома. Рядом была Мэри Джейн, пришли мистер Пит и мистер Джонсон с с женами, соседи. «Это неописуемо. Как будто мир опрокинулся. Я не мог есть, не мог спать, не мог разговаривать. Не мог даже заплакать. Я пребывал в каком-то ступоре. Не знаю, чем это могло закончиться — меня выручила одна леди, Ma Бек, она была чудесной женщиной, можно сказать, матриархом городка. У нее было двадцать два ребенка! <.> Она говорила со мной не очень долго, но сумела выразить важные для меня мысли. Примерно следующее: «Сынок, ты помнишь, как мама воспитывала тебя, учила быть самостоятельным, независимым. Она давала тебе понять, что не сможет быть с тобой все время. <.> Наверняка мама сказала бы тебе, что пора перестать жалеть себя, надо заниматься делом и жить дальше». Во время разговора с ней я наконец заплакал. Я рыдал, как ребенок, несколько дней, но мне стало легче.»

И Рэй продолжал жить — теперь в одиночестве. То лето стало поворотным в жизни Рэя. Он провел его в серьезных размышлениях о будущем, вспоминая напутствия матери: «Ты не должен побираться. Ты должен найти в жизни свой путь». Он не пошел ни к пастору, ни к доктору: «.я знал, что они мне скажут: возвращайся в школу. Но я не хотел этого делать». Он решил, что пришла пора жить взрослой жизнью. Но как?

За что зацепиться в жизни слепому пятнадцатилетнему чернокожему сироте? Это сегодня в США масса социальных программ для так называемых «неконкурентоспособных» групп населения. Но в сороковые ничего подобного не было. Впрочем, если бы программы поддержки тогда были, то Рэй Чарльз, возможно, так и не стал бы знаменитым музыкантом.

Итак, Рэй умел довольно много: он был автомехаником, плотником и портным. Он уверенно обращался с электроаппаратурой и мог бы стать мастером по ее ремонту. Но он думал только о музыке. Это был его путь — он «родился с музыкой в сердце».

Мэри Джейн очень не хотела расставаться с приемным сыном. Но она поступила так, как поступила бы Арета — поддержала стремление парня к самостоятельности и одобрила место, из которого Рэй решил «стартовать» в мир взрослых. Он выбрал крупнейший город Флориды — Джексонвилл. Там у Мэри Джейн была родня, которая обещала помочь Рэю и дать ему жилье на первое время. И Рэй Робинсон, взяв кларнет, отправился в путь.

Несколько лет он играл везде, где только мог, и колесил по всей Флориде. «Когда я только начинал, я старался подражать Нату Коулу, потому что он мне очень нравился, — говорил позже Рэй Чарльз. — Но как-то утром я проснулся и сказал: люди все время говорят мне, что я звучу, как Нат Коул. А ведь они даже не знают, как меня зовут! Меня прошиб холодный пот — работу-то я находил именно потому, что звучал, как Нат Коул, — тогда я сказал себе: нужно меняться, иначе никто не узнает, кто я. Но мама учила меня быть самим собой».

В 1948 г. Рэй переехал в Сиэтл и основал McSon Trio, позже переименованное в Maxine Trio. Тогда же он стал наркоманом и излечился от героиновой зависимости только через семнадцать лет. Судьба снова повернулась к нему лицом — он чудом не умер раньше и чудом излечился, хотя на память об этих годах ему осталась тяжелая болезнь печени.

Чарльз работал во многих стилях: блюз, ритм-энд-блюз, соул, кантри и поп, но его почитают как родоначальника соул. Смешивая элементы блюза и госпел, смягчая блюз поп-интонациями, Чарльз создал оригинальный стиль, главной отличительной чертой которого, конечно же, был его неподражаемый вокал.

Рэй начал записываться в 1949 году — первым треком, записанным на лейбле «Downbeat», был «Confession Blues», достигший 2-й позиции в ритм-энд-блюзовых чартах. Правда, в последующие годы у Чарльза появились только два хита — «Baby Let Me Hold Your Hand» (1951) и «Kiss Me Baby» (1952). В основном Рэй исполнял чужие композиции — его тогдашние сочинения не отличались оригинальностью и свежестью звучания.

В конце 1952 года контракт с Чарльзом перекупила крупная фирма «Atlantic», и дела пианиста пошли в гору. Между 1954 и 1960 годами он записал около полутора десятков композиций, ставших по-настоящему популярными; среди них были и хиты. Композиция «Georgia On My Mind» принесла музыканту в 1960 году две премии Грэмми, а много лет спустя стала гимном штата Джорджия.

В 1960 году контракт Рэя с «Atlantic» закончился, и он перешел на «ABC-Paramount». В это же время Рэй Чарльз сменил стиль — от ритм-энд-блюза он перешел в область кантри и поп-музыки. Его новая пластинка «Modem Sounds in Country Music», записанная в 1962 году, стала очень популярной.

Впрочем, жизнь Рэя не была столь уж безоблачной — периоды взлета и успеха сменялись полосами неприятностей и проблем (в 1965 году он был арестован за употребление героина), однако сумел сохранить популярность и в 70-80-е, и в 90-е. В 1980 году он снялся в фильме «The Blues Brothers», двумя годами позже его имя было включено в список Зала славы блюза, а в 1986-м — Зала славы рок-н-ролла.

До самой смерти он продолжал записываться и выступать, хотя, как утверждают многие, с середины 50-х не создал ни одного настоящего хита. Однако, как сказал Джо Леви, музыкальный редактор журнала «Роллинг Стоун»: «Те хиты, которые он записал в середине 50-х, определили весь дальнейший путь развития рок-н-ролла и музыки соул».

В 90-е Чарльз записал несколько рекламных роликов для Diet Pepsi. А в новом веке у него вышел новый альбом «Thanks For Bringing Love Around», записанный на собственной студии музыканта «Crossover Records».

Чарльз записал более 60 альбомов. Его музыка оказала влияние на Элвиса Пресли, Арету Франклин, Стиви Уандера, Билли Джоела. В арсенале великого музыканта — бесчисленное множество званий и наград, в том числе 12 статуэток Грэмми, президентская медаль за вклад в искусство и почетный знак Кеннеди-центра. С 1996 года за ним официально закреплено звание «Сокровище Лос-Анджелеса».

Даже к своей слепоте Рэй Чарльз относился с изрядной долей юмора: брился только перед зеркалом, водил автомобиль, пилотировал самолет и снимался в кино (зачастую в роли водителей). Перед каждым выступлением музыкант обязательно выпивал стакан джина с кофе — для придания бодрости и куража. Когда Рэя спросили, как слепота повлияла на его карьеру, он ответил: «Никак, никак, и еще раз никак. Я играл с трехлетнего возраста — тогда я видел. Я ослеп в семь лет. Так что слепота не имеет к моей музыке никакого отношения. Она не дала мне ничего, но и не отобрала ничего».

А еще Рэй Чарльз прославился в мире азартных игр, подписав контракт с компанией «Alliance Gaming Group». Согласно контракту были созданы автоматы, предлагающие игры, основанные на биографии Рэя Чарльза. Певец настоял на том, чтобы все автоматы были оснащены звуковыми подсказками, а также кнопками со шрифтом Брайля, чтобы люди с ослабленным зрением тоже смогли насладиться игрой.

10 июня 2004 года семидесятитрехлетний Рэй Чарльз умер в своем доме в Беверли Хилз от осложнения болезни печени. Запланированные гастроли пришлось отменить, но Рэй полностью подтвердил слова, сказанные им в начале года: «Я — как Дюк Эллингтон. Я буду петь, пока Господь Бог не призовет меня к себе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.