Демидов и Татищев: третий раунд

Демидов и Татищев: третий раунд

Немало нового и важного для Демидовых происходило в это время и на Урале. 17 марта 1734 года Геннин от руководства здешними горными заводами был наконец освобожден. Ему на смену пришел В.Н. Татищев, давний знакомец Акинфия Демидова.

Получив инструкцию, Татищев тронулся в путь летом. Прибыв в Екатеринбург 1 октября, приступил к изменениям в управлении горной промышленностью края. Вводимые им правила существенно стесняли свободу частных промышленников, Демидова, отвыкшего от мелочной опеки, в особенности. Татищев, исполняя данную ему при отправлении на Урал инструкцию, ввел практику посылки на частные заводы шихт-мейстеров[536] — горных чиновников, которые контролировали их работу: следили, чтобы заводчики «в пользе промыслов не повреждали», не принимали беглых, подавали правильные отчетные данные и прочее. Акинфию только и оставалось, что терпеть и, усмотрев подходящий повод, жаловаться. Что он, находясь вдали от терпящих невзгоды заводов, и делал, веря, что разлука с ними вечно не продлится.

Еще более неблагоприятно развивалась ситуация с алтайским проектом Акинфия. Рассказ о покорении им Алтая прервался на том, что он принял решение о строительстве нового завода, присмотрев для этого место в Тарском уезде на одном из притоков Иртыша. Незадолго до начала Следствия о заводах, в мае 1733 года, он отправил с Урала в город Тару инструменты и припасы. Конечным пунктом их назначения были скорее всего находившиеся близ устья речки Шульбы «Демидова амбары», соединенные дорогой с рудниками на речке Убе и в верховьях Иртыша[537].

На примете у Акинфия была и другая площадка для строительства. Еще в феврале 1734 года Геннин послал на алтайский его завод металлурга Иоганна Христиана Инглика и артиллерийского капрала Мартына Кошкина. Демидов не возражал — напротив, в посланном в мае из Петербурга письме Кошкину просил его подтянуть там дисциплину: не допускать персонал до «богомезского пьянства», ибо ничто больше его «так доброму порятку, паче же завоцкому произвождению, не препятствует». В том же письме он просил отправить приказчика на приток Оби речку Бобровку: не лучше ли там «способность может быть к постройки завода… как лесами, так и к перевоске от Колыванских заводов медных руд и черной меди»[538]. Акинфий, вероятно, знал о значительном лесном массиве, подходившем к Оби как раз в этом районе. Туда съездили. В отношении возможности построить здесь завод Инглик дал заключение вполне благоприятное: лес простирался на десятки верст, поблизости имелись глина, горновой камень и «жилье немалое, что может быть при том заводе работными людьми довольно»[539].

Следствие о заводах надолго эти планы перечеркнуло. В данной Татищеву инструкции предписывалось по завершении важнейших дел по Екатеринбургу и Перми ехать в Томский и Кузнецкий уезды для организации там казенных медеплавильных заводов. Уже существовавшему демидовскому Колывано-Воскресенскому заводу в случае, если это не помешает «размножению казенных заводов», разрешалось «с прилежностию… возпомочь». Не исключалось развитие событий и по другому, менее привлекательному для Демидова сценарию: «Ежели же усмотрите, что заводы Демидова медные для пользы нашей надобно взять на нас, то оные у него взять, описав… сочинить правильный счет по настоящей цене, и оный прислать к нам»[540]. Окончательное решение оставалось, понятно, за императрицей. Но право «взять» их предварительно, так сказать начерно, было Татищеву предоставлено.

Историк В.И. Байдин высказал предположение, что осенью 1734 года Акинфий предпринял поездку на Алтай, занявшую у него ни много ни мало четыре месяца. На Колывано-Воскресенском заводе он был в октябре. Доказательства — только косвенные (что объяснимо — как предполагается, поездка была тайной). Момент был действительно подходящий: если уж ехать, так обгоняя Татищева. Но стоила ли овчинка выделки? По мнению Байдина, целью поездки было «лично проследить за сокрытием улик»[541]. Полагаем, однако, что нарушений на демидовской Колывани было не больше, чем на других заводах (в тайной добыче серебра сильно сомневаемся). Проверки на Урале и в Туле показали, чего нужно было опасаться. Времени, чтобы подретушировать картину, у Акинфия Никитича имелось достаточно. Было и кому ретушировать — доверенным приказчикам.

Татищев посетить Томский и Кузнецкий уезды так и не собрался. Видя, что он туда не успевает и не желая упускать дела в стратегически важном районе, он отправил «для свидетельства и описания тех заводов» майора Леонтия Угримова. Тот прибыл на место в феврале следующего, 1735 года. При нем очистка меди на Колывано-Воскресенском заводе была окончательно остановлена. Отныне ее очищали на казенном Полевском заводе, направляя далее на Екатеринбургский монетный двор[542].

Начало передаче управления в руки представителей казенного ведомства было положено. И чем дальше, тем более отчетливо зрела у Татищева мысль довести эту работу до логического конца. Давно сформировавшиеся взгляды на соотношение государственного и частного секторов в металлургической промышленности, его отношение к Демидовым, сложившееся не вчера и не на пустом месте, укрепляли его в намерении перевести алтайские предприятия — завод и рудники — в собственность государства. Руководимое им правление сибирских заводов 30 июня принимает принципиальное решение: послать Угримову приказ «иметь оныя заводы ему, Угримову, как казенные»[543]. Это, конечно, еще не изъятие в чистом виде, но уже лишение частного лица важнейшего элемента права собственности — права распоряжаться имуществом. Вслед за этим Татищев предпринимает следующий шаг: посылает на Алтай дополнительную команду из офицеров. По прибытии их на завод в сентябре создается специальный государственный орган для управления горно-металлургическими предприятиями юга Сибири — Томское и Кузнецкое горное начальство. Местом его пребывания определяется Колывано-Воскресенский завод.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.