Будни, хлопоты
Будни, хлопоты
Быстро идет время. Уже три года Володе. Не за горами день, когда начнут учиться Аня и Саша.
Ульяновы стоят за раннее обучение. Мария Александровна полностью согласна с мнением Ушинского — первой учительницей детей должна быть мать.
Для нее, педагога не только по свидетельству, полученному после экзаменов на звание домашней учительницы в Самаре в 1863 году, но и по призванию, нет заботы важнее. Она занимается с детьми музыкой и пением, учит читать, писать, рисовать. Книжка, карандаш и бумага знакомы им с раннего возраста. В пять лет Аня уже вполне сносно читает, возле нее незаметно освоил азбуку и Саша.
Дети знакомятся с началами арифметики, географии. Однако для поступления в гимназию этого мало — ведь требуется сдать вступительные экзамены по обширной и довольно сложной программе, которую обычно проходят в приготовительном классе. В гимназию принимают практически грамотных детей, умеющих читать, писать, считать, решать простейшие задачи, вызубривших определенный минимум молитв. Встают вопросы: как лучше подготовить Аню и Сашу? Учить самим? Пригласить домашнего учителя? Готовить в приготовительном классе?
Учить старших Марии Александровне самой не хватает времени. Заботы по дому. Вторая пара — Володя и Оля — требуют внимания. В семье еще одно несчастье: родился и умер через несколько дней шестой ребенок — Коля.
Илья Николаевич просит подучить Аню и Сашу недавнего выпускника педагогических курсов Василия Андреевича Калашникова. Он знал его чуть ли не с первых дней своей жизни в Симбирске как одного из лучших воспитанников педагогических курсов. Ему нравился трудолюбивый, скромный и любознательный юноша, которого он оставил после выпуска в городе.
Молодой учитель еще неопытен, да и робеет в семье своего начальника. Приходит он на час, занимается с детьми, задает им урок к следующему дню. Словом, помогает усваивать программу, знание которой будет проверяться на вступительных экзаменах. Решено, что Александр поступит в приготовительный класс классической гимназии, обучение в которой для детей Ильи Николаевича было бесплатным, что немаловажно. А Анне придется учиться в женской «мариинской». В гимназиях такого типа даже дети чиновников министерства народного просвещения не освобождались от платы за обучение. Поэтому родители предпочли готовить ребенка за младшие классы дома. Аня сразу поступила в пятый класс (в «мариинских» гимназиях начальным был седьмой класс).
Дел у Ильи Николаевича по-прежнему непочатый край. И главное — подготовка знающих учителей.
Порецкая семинария выпускает в год только около десяти квалифицированных преподавателей. Ясно, что во всех школах губернии они появятся лишь через многие десятилетия. Поэтому Илья Николаевич стремится знакомить учителей с новейшими методами обучения и воспитания, с наглядными пособиями и педагогической литературой. С этой целью он собирает их на съезды.
Дело это было новым. Известный деятель просвещения Корф провел первый такой съезд в Александровском уезде Екатеринославской губернии в 1869 году. А в июле — августе 1870 года под руководством Ульянова состоялся съезд учителей Сызранского уезда. И с тех пор проводились они уже ежегодно.
Съезды, созываемые обычно после окончания учебного года или перед его началом, ожидались учительством с большим нетерпением. Как не ждать! Когда еще удастся сидящему в глухом селе учителю встретиться с коллегами, обменяться мыслями, поспорить о том, как лучше учить детей, познакомиться с новейшими наглядными пособиями.
В сентябре 1873 года Илья Николаевич проводил съезд учителей Симбирского уезда — первый в губернском центре. На нем обещало быть губернское начальство. Должны были показать свое мастерство публично, для всеобщего обозрения уже работавшие в школах недавние выпускники педагогических курсов. Среди педагогов известие о съезде вызвало большое оживление. Два последних года — 1872-й и 1873-й — были по-настоящему «весенними» для народной школы. Так удачно двигалось дело, так увлеченно работали в школах молодые учителя, так много писалось и говорилось тогда о народном образовании, такое всеобщее внимание не отдельных сельских обществ, а самых широких слоев русской интеллигенции было обращено на него, что казалось, лед тронулся и теперь уж непременно должно все государство взяться за обучение и просвещение народа.
…В начале сентября к Симбирску потянулись тележки и брички с учителями и учительницами, стремившимися на съезд. Зал мирового суда, где происходили первые заседания, преобразился до неузнаваемости: на стенах развешаны картины, в углах размещены деревья разных пород, образцы хлебных злаков, на особом возвышении собраны учебные пособия. Первые ряды стульев заняты учениками народных школ, с которыми учителя и учительницы проведут испытательные уроки. За ними представители «высшего» общества, далее священники, учителя.
Съезд открылся уроками священников. Они явно стеснялись публики. Потом дошла очередь и до сельских учителей. Каждый из них поднимался на возвышение; присутствовавшие в зале внимательно следили за ходом урока. После окончания завязывались споры. Кто-либо из наиболее опытных учителей формулировал общее мнение.
Илья Николаевич советовал учителям изучать труды Ушинского, Корфа, Водовозова, творчески применять их рекомендации в школах. Он будил мысль, призывал к самостоятельности, творчеству.
Обсуждая вопрос о мерах взыскания в сельских школах, единодушно решили: классную дисциплину должно поддерживать, не прибегая к физическим наказаниям. На съезде не случайно шла речь об этом. Этот «воспитательный» прием кое-где еще встречался. Илья Николаевич призывал учителей как можно внимательнее и хладнокровнее разбирать проступки учащихся; доказывал, что ставить на колени в угол, давать щелчки и затрещины не только не нужно, но и вредно.
— Я желал бы, — заявил он, — чтобы телесные наказания были совсем выведены с той целью, чтобы дети боялись наказания, а не привыкали к нему. Для этого употреблять такой прием, который я высказал вчера, то есть разбирать проступок ученика.
На съезде один из учителей чувашской школы поднял весьма важный вопрос: на каком языке преподавать в нерусских классах закон божий? Он привел курьезный пример:
— Заставляя изучать слово божие на русском языке, я могу только бесполезно насиловать память мальчиков и отниму у них всякую охоту к сему священному предмету. До чего доходит такое преподавание, укажу на случай в Буинском уезде. Является русский учитель в школу и говорит: «Скажи за мной звук „а“». Мальчик повторяет: «Скажи за мной звук „а“». Учитель говорит: «Не повторяй за мной!» Мальчик отвечает: «Не повторяй за мной!» Рассерженный учитель плюнул и сказал: «Тьфу, бестолковый!» Мальчик послушал, тоже плюнул и ответил: «Тьфу, бестолковый!» Подобное происходит с каждым русским учителем в инородческой школе. Выход из этого — введение чувашской грамоты, иначе рискуем еще годы оставить детей инородцев без света истины. Не скрою, что многие протестуют претив чувашского языка в школе и говорят, что правительство заботится об обрусении чувашей; но, по-моему, чувашская грамота тут ни при чем, ведь не мешает русскому языку изучение немецкого или французского.
Учителя дружно поддержали мысль: надо хотя бы в первых классах нерусских школ обучать детишек на родном языке, и не только закону божию. Так и было рекомендовано собравшимся.
В последний день съезда учителя вместе с инспектором пошли на телеграфную станцию. Здесь Ульянов познакомил их с аппаратурой, а после обеда показал физический кабинет военной гимназии.
Съезд закончил работу. Но оказалось, что многим педагогам, получившим по пять рублей на две недели, не на что добираться до своих селений. Пришлось обратиться к частной благотворительности, обойти именитых гостей с подписным листом в руках. И все же, несмотря на такой оборот дела, Илья Николаевич был доволен съездом. Учителя разъехались, преисполненные энергии и стремления принести как можно более пользы своим ученикам.
…И снова потянулись школьные будни.
Забот хватало: то надо было уговаривать местное начальство срочно отремонтировать училищный дом, то добиваться регулярной выплаты учительского жалованья, то пресекать придирки волостного старшины или священника к «строптивому» учителю, доказывать беспочвенность обвинений его в безбожии, вольнодумстве, даже в попытке вести «пропаганду» среди крестьян. Наконец, нередко приходилось убеждать отчаявшихся найти в себе силы и волю для работы в глухомани.
Инспектор любил бывать на уроках и экзаменах, обсуждал с учителями программы, объяснял преимущества того или иного учебника, показывал, как надо на практике применять тот или иной метод или прием. И вот так — терпеливо, кропотливо, с большим тактом, искусством он, выражаясь словами одного из его помощников, «создавал самих учителей». И воспитал таких, которые стали известны как «ульяновцы». Их отличали преданность нелегкой работе, любовь к детям, высокое чувство гражданского долга. Под влиянием своего руководителя молодые учителя осознавали гуманную суть и высокую значимость избранной ими профессии. Они понимали, что ставят, на ноги новую школу, в которой учить детей следует не «молотом и голодом», а любовью, лаской, убеждением.
«Это были первые учителя нового типа, люди еще молодые, вполне порядочные, сложившиеся под влиянием инспектора (И. Н. Ульянова. — Авт.) и бравшиеся за дело не как ремесленники, а как люди, понимавшие святость своего признания и искренно увлеченные своей обязанностью», — писал о них земский деятель и писатель В. Н. Назарьев в очерке о сельской школе.
Однако новички приживались на местах не так-то легко. Кое-где помещики, увлекшись модой, выпрашивали в свое село учительницу, а потом нередко оставляли ее заниматься и жить в убогой и холодной школе. Волостное начальство и духовенство, привыкшие видеть в сельском учителе своего подчиненного, строили им всяческие козни.
«Предоставляя людям односторонним, людям известных тенденций и всяким фарисеям упирать на слабые стороны новой школы и ее руководителей, мы остаемся верными чувству глубокого уважения к нашим немногим хорошим учителям народных школ, представляющим совершенно новый и в высокой степени симпатичный тип людей толковых, честных, деятельных, скромных, чуждых — по крайней мере в нашей местности — всяких вредных направлений и в то же время обреченных на какое-то мученичество; на лишение всякого необходимого комфорта, свойственного цивилизованным людям, на постоянное самоотвержение, на голод, холод, безвыходное уединение, а главным образом на вечное одиночество, так как при настоящем содержании положение семейного учителя уже выходит из границ обычной нужды и неминуемо должно перейти в какое-то нищенство», — писал Назарьев.
С глубокой душевной болью, с чувством горечи покидал частенько Илья Николаевич очередную сельскую школу. Неказистое помещение, убогая мебель, полуголодные ребятишки в лаптях — все это не радовало. Невеселые размышления вызывала и судьба сельского учителя. Сидящий в глуши, получающий мизерное жалованье, ничем не обеспеченный в старости человек пробуждал острое желание помочь, поддержать, ободрить. Но чем помочь, как поддержать? Государство выдает на просвещение более чем скромные средства, не слишком раскошеливаются и земства. Так, в 1872 году земства Симбирской губернии ассигновали на народное образование немногим более 15 тысяч рублей; а Вятская губерния, скажем, выделяла на эти цели около двухсот тысяч! На содержание учительских курсов симбирские земцы ассигновали всего-навсего 5320 целковых; те же вятичи — 25 тысяч.
Илья Николаевич всеми способами добивался увеличения средств на народное образование. Но земство скупилось. По расходам на школу губерния значительно отставала от соседей — Казанской и Самарской губерний. Вечно не хватало денег на учебники, на школьную мебель, на книги для библиотек. Отнюдь не с энтузиазмом было встречено земцами и предложение устраивать при некоторых школах общежития для учеников из окрестных сел. Постройку нового здания земцы вообще считали чуть ли не роскошью.
Все это постоянно мучило Илью Николаевича. Но что он мог сделать? Только просить и доказывать. Просить у крестьян пли земства, доказывать тем же земцам или учебному округу.
Из года в год, из месяца в месяц бился Ульянов за то, чтобы облегчить жизнь учителю, избавить его от нищеты. И конкретно того или иного и всех вообще. Обычными были заботы: выпросить у земства единовременное пособие для престарелого преподавателя; похлопотать о жилье для учителя; помочь больному коллеге. Вновь и вновь возвращался Илья Николаевич к одной и той же просьбе, стучался во все двери, доказывал где мог: чтобы утвердить начальную народную школу, надо позаботиться и об учителе. Он писал докладные в учебный округ о необходимости доплаты к жалованью учителей за выслугу лет; хлопотал перед губернской земской управой, чтобы учителям разрешили лечиться в земских лечебных учреждениях бесплатно. Кое-что удавалось сделать, многое — нет. Но он не опускал рук.
Деятельность Ильи Николаевича встречала благожелательное отношение В. Н. Назарьева, А. Ф. Белокрысенко, Н. А. Языкова, Ф. М. Дмитриева, многих прогрессивных деятелей симбирского земства. Успех большинства его начинаний объяснялся поддержкой, которую оказывали ему все те, кого воодушевляли идеи просвещения народа. «Участвуя, на основании „Положения о земских учреждениях“, в попечении о народном образовании, — указывалось в представлении, направленном Симбирской губернской управой 12 апреля 1887 года попечителю Казанского учебного округа, — Симбирское земство имело полную возможность оценить ту пользу, какую приносит делу народного образования в губернии ревностная деятельность г. инспектора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова. Из его отчетов, из сообщений уездных училищных советов, из этой готовности и преданности делу, с какими является г. Ульянов, как в губернском, так и в уездных земских собраниях, с своими советами, указаниями и предложениями, наконец, из наблюдения очевидцев практических результатов его деятельности земство не может не убедиться, что труды его заслуживают полного сочувствия и признательности со стороны местного населения. В сознании этого, Симбирское земское собрание сочло своею обязанностью выразить г. Ульянову свое сочувствие и признательность, определив, по постановлению на 9 декабря 1873 года, войти от имени собрания с ходатайством о награждении г. Ульянова за его полезную деятельность».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.