5

5

На Киевском стратегическом направлении окончательно определился как основной Воронежский фронт, переименованный в 1-й Украинский. Ему были переданы несколько артиллерийских и инженерных бригад, а также 13-я и 60-я общевойсковые армии из состава Центрального фронта.

В соответствии с указанием Ставки Верховного Главнокомандования командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии Ватутин решил разгромить группировку противника в районе Киева и овладеть им, нанося главный удар с букринского плацдарма силами 40-й и 27-й армий с двумя танковыми и одним механизированным корпусом, а также 3-й танковой армией — в направлении на Васильков и Фастов в обход Киева с юго-запада. Вспомогательный удар предполагался с плацдарма севернее Киева вдоль реки Ирпень в обход Киева с северо-запада силами 38-й армии (с танковым корпусом) и между реками Здвиж и Ирпень — 60-й армией с кавалерийским корпусом.

Переподчинение армии 1-му Украинскому фронту пришлось по душе Ивану Даниловичу. Прежде всего он был доволен тем, что армия до некоторой степени примыкала к главному стратегическому направлению. К тому же командующий фронтом Николай Федорович Ватутин был его старым знакомым.

И все-таки трудно Черняховскому было расставаться с генералом Рокоссовским. За время пребывания армии в составе Центрального фронта Иван Данилович многому научился у Рокоссовского: такту, выдержке, искусству управлять крупными войсковыми соединениями в сложных операциях.

Тер-Гаспарян, однако, не разделял радости Ивана Даниловича по поводу того, что армия перешла в состав 1-го Украинского фронта:

— Значит, снова мы на второстепенном направлении? Кроме кавалерийского корпуса, нам ничего не дали.

— Ведь не так давно мы превратили второстепенное направление в главное. Гитлеровцы не могут не ценить значение букринского плацдарма и не знать наши намерения. Там они и сосредоточивают свои резервы, лишь бы удержать Киев. Киев — это ворота на запад. Поэтому они сделают все, чтобы приостановить наступление наших войск с букринского плацдарма. И не исключена возможность, что успех будет достигнут именно с нашего плацдарма, севернее Киева.

Войска Ватутина во второй половине октября дважды переходили в наступление с букринского плацдарма, но существенных результатов так и не добились. Это объяснялось многими причинами. Войска фронта без передышки вели напряженные бои уже в течение трех месяцев (с Курской битвы). Немцы занимали оборону на господствующих высотах. Продвижение наших войск задерживала и нехватка переправочных средств. 1-й Украинский фронт смог начать наступление с букринского плацдарма не раньше 10 октября — только к этому сроку могли быть переправлены танки и артиллерия в необходимом для фронтовой операции количестве.

1-му Украинскому фронту предстояло опередить противника в сосредоточении крупных сил на оборонительных линиях по правому берегу Днепра — «Восточном валу». Время становилось решающим фактором. Вопрос решался, кто кого опередит! Но немецко-фашистское командование имело ряд преимуществ: отлаженный транспорт, свободу маневра, заранее подготовленную, как они считали, неприступную оборону по пресловутому «Восточному валу» (Остваль).

Верховное командование вермахта четко себе представляло, что в битве за Киев решается судьба всего восточного фронта, и принимало все от него зависящие меры, чтобы сконцентрировать здесь мощную группировку. К началу ноября на Киевское направление враг успел подтянуть около тридцати дивизий, и из них семь танковых и две моторизованные, что составляло более одной четвертой части всех бронетанковых войск фашистской Германии. За Киев разгорелись ожесточенные сражения.

Немецко-фашистскому командованию удалось подтянуть оперативные резервы и отразить удары наших войск на букринском плацдарме. Соединения армий Москаленко и Рыбалко здесь постигла временная неудача. Как ни было горько, но это признал и командующий фронтом генерал армии Ватутин. Вскоре он убедился, что на букринском плацдарме прорыв обороны противника не представляется возможным.

Объяснялось это тем, что на Киевском направлении обстановка изменилась и оперативная внезапность была утеряна, враг успел создать плотную оборону, сложные условия местности затрудняли широкий маневр силами и средствами, особенно танковыми соединениями. Для нанесения нового удара наиболее подходящим являлся другой, лютежский плацдарм. Однако необходимо было скрытно и быстро перебросить войска на этот плацдарм, чтобы не оставить гитлеровцам времени на перегруппировку и переброску новых сил к Киеву.

Время решало многое в подготовке нового удара с лютежского плацдарма.

Ставка Верховного Главнокомандования директивой от 24 октября 1943 года потребовала закончить переброску соединений 3-й танковой армии и четырех стрелковых дивизий с букринского на лютежский плацдарм к 1—2 ноября. Несмотря на такие жесткие сроки, перегруппировка войск была произведена своевременно и скрытно.

Фельдмаршал Манштейн в своих мемуарах вынужден был признаться: «В начале ноября противник крупными силами снова перешел в наступление на северный фланг группы армий — участок фронта 4-й танковой армии на Днепре. Было неясно, имеет ли это наступление далеко идущие цели или противник пока пытается занять западнее Днепра необходимый ему плацдарм».

В штабе фронта и в Генштабе в срочном порядке велись работы над новым планом операции по освобождению Киева.

Верховный Главнокомандующий в конце октября утвердил решение Ватутина нанести главный удар с плацдармов севернее Киева силами 3-й гвардейской танковой, 60-й и 38-й армий. Ватутин, совершив сложную перегруппировку и нанеся главный удар с лютежского плацдарма, принял на себя огромную ответственность за жизни тысяч людей, большое количество боевой техники и прежде всего за успех сражения.

Соединения армий Москаленко, Рыбалко, Черняховского без какой-либо паузы готовились к проведению новой операции. Особое внимание обращалось на организацию взаимодействия между танками, артиллерией и пехотой. Части были пополнены людьми и техникой, обеспечены всем необходимым для наступления. Военный совет фронта провел титаническую работу по организации подвоза около двухсот тысяч тонн боеприпасов, горючего, продовольствия. Следует учесть, что противник, отступая, разрушал и железные дороги, которые приходилось срочно восстанавливать. Железнодорожный транспорт не мог оправиться с перевозкой такого количества грузов. Авточастями фронта было перевезено свыше ста тысяч тонн различных грузов.

Перед началом наступления командование 1-го Украинского фронта обратилось к воинам с призывом:

«Славные бойцы, сержанты и офицеры, перед вами родной Днепр. Вы слышите плеск седых волн. Там, на его западном берегу, древний Киев — столица Украины. Вы пришли сюда, па берег Днепра, через жаркие бои, под грохот орудий, сквозь пороховой дым. Вы прошли с боями сотни километров …тяжел, но славен был наш путь. В этот час, когда мы стоим у Днепра, к нам обращены взоры всей страны, всего народа. Нас ждут советские люди на западном берегу великой реки. Поднимем же сегодня свои славные знамена на том берегу седого Днепра, над родным Киевом».

В дни, предшествующие наступлению, Военный совет 60-й армии провел большую партийно-политическую работу в частях, направил туда дополнительно много политработников. Вместе с коммунистами активно готовились к предстоящим боям комсомольцы. В резолюции комсомольского собрания одного из подразделений говорилось: «Просим командование направить наше подразделение в первый эшелон. Клянемся Родине и нашей партии, что боевую задачу выполним».

Ватутин приказал Черняховскому прикрыть основную группировку фронта, нацеленную на Киев с севера, и нанести главный удар в направлении на Коростышев, затем идти в обход Киева — по левому берегу реки Ирпень. Развивая успех, к исходу 5 ноября выйти на фронт Мануильск — Владимировка — Микуличи — Козницы в двадцати пяти километрах западнее Киева.

Прежде чем принять решение на предстоящую операцию, Черняховский хотел выслушать мнения командующих родами войск, командиров соединений и частей, посоветоваться с ними. Начал с артиллеристов.

— Товарищ генерал, командиры артиллерийских соединений и частей по вашему приказанию собраны… — доложил начальник штаба армии.

Черняховский, приняв рапорт, вдруг увидел среди собравшихся своего сослуживца по артиллерийской школе и 8-й механизированной бригаде подполковника Будко. Он подошел к нему и крепко его обнял:

— Саша! Восемь лет не виделись! Надо же так — где-то совсем рядом — и не заходишь! Слышал о твоих подвигах на Днепре, реляция проходила через мои руки. Поздравляю с присвоением звания Героя Советского Союза!

Черняховский начал совещание. Первым доложил о своих возможностях командир 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, непосредственный начальник Будко. Затем выступили другие командиры соединений и командующий артиллерией армии. Иван Данилович внес несколько поправок, утвердил план артиллерийского наступления. А когда совещание закончилось, пригласил Будко вместе пообедать.

— С полковником Цешковским переписку поддерживаете? — спросил Будко за обедом.

— Редко пишет, — посетовал Иван Данилович. — Но недавно от сестры я получил письмо, пишет, что Иван ранен и лежит в госпитале.

— А как сложилась судьба Василия Мернова?

— Работает в Генеральном штабе. С ним не шути.

— Комиссар стал генералом, командир батальона Воронков — подполковник. Адресов не имею, но знаю, что оба в действующей армии.

Черняховский, Оленин и Тер-Гаспарян тщательно обдумывали план операции. Учитывалось буквально все. Реку Здвиж, протекающую с юга на север через огромные болотистые поймы и лесные массивы, предполагалось использовать для прикрытия флангов войск армии от ударов противника.

В конце октября, утверждая план операции армий правого крыла фронта, Ватутин дал ему следующую оценку:

— Оперативный план штаба 60-й армии, на мой взгляд, отличается зрелостью.

В ночь на 3 ноября Ватутин занял наблюдательный пункт на правом берегу Днепра, в двенадцати километрах севернее Киева, близ села Ново-Петровцы, в восьмистах метрах от противника. Черняховский разместился еще ближе к переднему краю немцев. Все приготовления закончились. Рано утром каждому воину вручили листовку с приказом Военного совета фронта. Во всех подразделениях, где было возможно, провели митинги, на которых зачитывалось обращение Военного совета фронта. Там, где нельзя было провести митинги, политработники и командиры на месте, в окопах, у боевых машин, в огневых расчетах разъясняли солдатам и сержантам содержание обращения Военного совета. Воины, полные решимости, клялись освободить Киев к 7 Ноября — дню празднования 26-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Большое значение имели выступления членов Военных советов фронта и 60-й армии — генералов Крайнюкова и Оленина. За несколько часов до наступления они по душам поговорили с солдатами и командирами во многих стрелковых ротах и артиллерийских батареях, поставленных на направление главного удара.

3 ноября, ровно в восемь часов, в холодном утреннем тумане грянула наша артиллерия, гром раскатился далеко по реке. Иван Данилович в эту минуту вспомнил давно прочитанное у Гоголя: «Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат, и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир — страшен тогда Днепр».

Восемь часов сорок минут. Туман стал рассеиваться. Войска 60-й дружно атаковали врага, сокрушая все преграды, стремительно продвигаясь вперед. Успех наступления определился в первые же часы. Взламывая пресловутый «Восточный вал», черняховцы овладели Катюжанкой, Буда Бабинской. Противник нанес контрудар по передовым соединениям 60-й силами 8-й танковой дивизии, пытаясь создать угрозу основной группировке фронта, наступающей на Киевском направлении. Развернулись ожесточенные бои. Соединения 60-й отбросили части 8-й немецкой танковой дивизии за реку Здвиж, совершили обходный маневр в направлении на запад и юго-запад. Этим они прикрыли от фланговых ударов противника главную группировку фронта — соединения 3-й гвардейской танковой и 38-й армий, наступающие на Киев.

6 ноября войска 1-го Украинского фронта штурмом овладели Киевом. В освобождении столицы Украины и в разгроме 4-й немецкой танковой армии, противодействовавшей наступавшим, важную роль сыграли соединения армии генерал-лейтенанта Черняховского, армии генерал-полковника Москаленко, танкисты генерал-лейтенанта Рыбалко и летчики генерал-лейтенанта Красовского.

60-я стремительно продвигалась на запад, ведя бои со вновь подходившими резервами врага. Перед фронтом ее соединений действовали восемь пехотных и одна танковая дивизия немцев. Бои становились все более жаркими. В ходе операции перед войсками 60-й появилась еще одна танковая дивизия противника.

Черняховский, произведя соответствующую перегруппировку с рубежа западного берега реки Тетерев, И ноября нанес противостоящей группировке немцев стремительный удар и разбил ее.

Поражение немецких войск в битве за Днепр сказалось не только на стратегическом, но и на политическом положении блока фашистских государств. Осложнялась обстановка в Румынии, Венгрии, Финляндии, в правящих кругах этих стран усиливалась тенденция выхода из войны.

Хотя Киевская наступательная операция и завершилась успешно, битва за столицу Украины продолжалась. Гитлеровское командование, стремясь поправить пошатнувшееся положение своих войск, в частности, на Киевском направлении, спешно перебросило туда новые соединения, и в первую очередь танковые дивизии: 25-ю — из Франции, 16-ю — из Италии и 1-ю — из Греции. Враг был еще в состоянии задержать на отдельных направлениях наступление наших войск, перейти в контрнаступление и нанести чувствительные удары.

18 ноября немцам удалось вновь захватить Житомир, 24 ноября — Брусилов. Враг реально угрожал столице Украины, до Киева оставалось пятьдесят километров.

В этой обстановке Ставка приказала приостановить продвижение на запад войск центра 1-го Украинского фронта, усилить 38-ю армию, не допустить прорыва противника к Киеву.

Генерал армии Ватутин, исполняя директиву Ставки, приказал центру и левому крылу фронта с 13 ноября перейти к обороне. Правое крыло, на котором действовали 13-я и 60-я армии, продолжало наступать. 17 ноября войска Черняховского овладели городом Коростенем — большим железнодорожным узлом, имевшим важное значение в системе обороны врага.

Противник, не сумев прорваться к Киеву с юга, искал слабые участки в нашей обороне на других направлениях. Искусно применяя маскировку и дезинформацию, враг пытался скрыть свои намерения. Ради этого он отказался даже проводить разведку. Наши партизаны передали сведения о переходе гитлеровцев на Киевском направлении к длительной обороне. И действительно, на этом участке противник укреплял свои позиции и не проводил ни рекогносцировок, ни других обычных мероприятий, предшествующих наступательным действиям. Враг, казалось, переходил к обороне. Однако Черняховский, анализируя обстановку, считал, что гитлеровцы в ближайшие дни могут возобновить контрнаступление в полосе 60-й.

В ночь с 5 на 6 декабря для контроля боеготовности дивизий командарм направил генералов и офицеров командования и штаба армии в боевые порядки войск. Иван Данилович, приехав в корпус Людникова, прежде всего направился в 322-ю стрелковую дивизию, которой командовал полковник Лащенко.

Командарм со своим адъютантом прошли по ходу сообщения в траншею. К ним тут же с докладом подбежал командир батальона. Приняв рапорт, Черняховский спросил обступивших его солдат:

— Как дела, герои Днепра?

— Все в порядке, товарищ генерал. Прикидываем — скоро конец проклятой войне? — ответил за всех рядовой Марченко.

— Не так уж скоро, но и не за горами тот день, когда с победой проводим вас домой, — сказал он. — Нас ждут большие бои. Для солдата путь домой только через Берлин.

Разговор командарма прервал пронзительный звук летящего снаряда. К земле пригнулись все, кроме Черняховского. Снаряд пролетел. Солдаты смущенно переглянулись.

— Если вы успели услышать свист снаряда или мины, можно уже не занимать укрытие: перелет, — сказал Черняховский солдатам и спросил их: — А если увидите вспышку выстрела, тогда как быть?

— Тогда уж поздно спасаться, — ответил один из солдат. — Накроет.

— Нет, еще можно успеть! — улыбнулся Иван Данилович. — Вспышку увидите — снаряд еще летит. Какие-то секунды еще имеешь в запасе. Так что успеешь земле-матушке поклониться.

В дивизии полковника Лащенко чувствовался образцовый порядок. Было видно, что здесь любят своего командира, ревностно выполняют его приказы. Солдат на войне видит победу в строгом порядке и организованности, поэтому он с уважением относится к справедливому и требовательному командиру. Вечером Черняховский закончил проверку обороны 15-го стрелкового корпуса, дал указание увеличить глубину противотанковой обороны на наиболее опасных направлениях, сняв часть артиллерии с второстепенных участков.

Черняховский уже выходил из землянки командира корпуса, когда зазвонил телефон: командарма просил генерал Оленин.

— У генерала Лазько все обстоит благополучно, — сообщил Оленин. — Провел партийные собрания. Через десять минут выезжаю в Штаб армии.

— Выезжайте. Я тоже закончил работу у Людникова, встретимся на командном пункте.

Иван Данилович уважал Оленина. Член Военного совета армии пользовался большим авторитетом. В 60-й его знали как заботливого и чуткого к солдатским нуждам, беспощадного к врагу и храброго на поле боя.

Командарм, в свою очередь, постоянно помогал работникам политического отдела. Он держал их в курсе оперативных задач и боевой обстановки, старался укреплять их авторитет. Оленин высоко ценил принципиальность, неутомимую энергию, решительность и твердость характера своего командующего. Особенно пришлось ему по сердцу то, что Иван Данилович старался как можно меньше говорить «я» и больше говорил «мы». Взаимоотношения между командармом и членом Военного совета на протяжении всей их совместной службы были деловыми и товарищескими.

Обстановка на фронте меняется порой удивительно быстро… Едва успел Иван Данилович вернуться в штаб армии, как позвонил генерал Людников:

— Товарищ командарм, противник прорвал позицию обороны дивизии генерала Мищенко и вышел на рубеж огневых позиций артиллерии.

— Но ведь дивизия Мищенко у нас во втором эшелоне! — удивился Черняховский. — Почему же вы не докладывали, когда противник прорвал передний край? Немедленно уточните и доложите, что делается на участках дивизий первого эшелона!

Запоздалое донесение командира корпуса казалось неправдоподобным. «Неужели какая-то ошибка? — недоумевал Черняховский. — Ведь Людников — знающий дело генерал, под Сталинградом отлично командовал дивизией…»

Снова зазвонил телефон. Командарм взял трубку и услышал голос Людникова:

— Товарищ двадцать первый! Дивизии первого эшелона прочно удерживают занимаемую ими оборону…

Черняховский прервал его:

— Каким же образом противник вышел на ваши тылы?

— Противник вклинился через позиции 30-го корпуса.

Разрезав боевой порядок корпуса Лазько надвое и выйдя в тыл соединениям Людникова, противник поставил 60-ю в крайне тяжелое положение, нависла реальная угроза ее окружения. Немцы на этом участке превосходили в несколько раз войска Черняховского в танках и артиллерии.

Иван Данилович потребовал от начальника штаба доклада обстановки.

— Товарищ командующий, противник, сосредоточив крупные силы в районе Житомира, ударом в направлении Малина вклинился в боевые порядки 30-го стрелкового корпуса и дезорганизовал оборону 15-го. Фельдмаршал Манштейн собрал сильные резервы. Угроза серьезная, противник пытается взять реванш. Если генерала Людникова постигнет та же участь, что и Лазько, мы, по-видимому, не сумеем удержать наши позиции.

— Должны удержать. За нами Киев, — сказал Черняховский. — От нас требуются решительные действия.

Черняховский сосредоточенно склонился над оперативной картой. Смуглое лицо его, казалось, еще больше потемнело, осунулось за те короткие часы, которые прошли после того, как с утра 6 декабря войска Манштейна перешли в контрнаступление на Киевском направлении. Черняховский даже и мысли не допускал, что столица Украины может быть снова взята немцами.

Зазвонил телефон. Трубку взял Комаров.

— Товарищ генерал, командующий фронтом у аппарата.

— Требую стоять насмерть! — раздался решительный голос Ватутина. — Через двадцать минут доложите ваше решение.

Двадцать минут… А данные о противнике так противоречивы и неполны…

Черняховский на минуту задумался, затем обратился к начальнику штаба:

— Возможны только два варианта решения: прочной обороной на занимаемых рубежах измотать житомирскую группировку противника или же контрударом во фланг заставить его отказаться от наступательных действий. Третьего не дано.

— Согласен!

За эти минуты, данные Ватутиным, Черняховский успел взвесить многое. Решение у него уже созрело. Но вдруг позвонил Людников:

— Противник наступает на моем участке. Он в несколько раз превосходит в танках. Разрешите отвести дивизии на более выгодные рубежи и выровнять линию фронта.

Связь на этом оборвалась. А уже пришло время докладывать Ватутину.

Иван Данилович взял трубку.

— Товарищ командующий! Я решил огнем артиллерии, танков и авиации остановить ударную группировку противника на тех рубежах, которые занимает армия, и одновременно готовиться к нанесению контрудара.

— Военный совет фронта одобряет ваше решение, — ответил Ватутин. — Действуйте, желаю успеха. — Он почему-то промолчал о резервах, которые он направил на пополнение 60-й армии и о которых еще не знал ее командующий.

Не прошло и тридцати минут, а вездеход командарма уже мчался по направлению к Радомышлю, к передовой, на новый командно-наблюдательный пункт.

Не доезжая до Радомышля, штабные автомобили, следовавшие за вездеходом командарма, быстро свернули с дороги. Радисты перетащили радиостанции в траншеи. Связавшись по радио с 30-м стрелковым корпусом, Черняховский запросил обстановку. Сведения поступали нерадостные:

— Около девяноста танков отрезали две дивизии первого эшелона и вышли на тыловую позицию, на северный берег реки Ирши, — докладывал генерал Лазько.

Затем последовала телефонограмма командира 15-го стрелкового корпуса:

«Веду тяжелые бои в районе юго-восточнее города Малина. На моем участке наступает танковая дивизия „Адольф Гитлер“, имея в первом эшелоне до восьмидесяти танков. Соседи мои отходят на восток. Все резервы использованы. Жду помощи. Генерал Людников».

Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн бросил на войска Черняховского, нависшие с фланга над его ударной группировкой, из района Житомира в направлении на Радомышль 48-й танковый корпус с задачей во взаимодействии с 24-м танковым и 13-м армейским корпусами захватить Киев и восстановить оборону по Днепру. Это была внушительная сила, в состав 48-го танкового корпуса входили: 1, 7, 19, 25-я танковые, 68-я пехотная дивизии, лучшие танковые дивизии СС «Адольф Гитлер» и «Рейх». Командовал корпусом один из известных танковых военачальников немецко-фашистской Германии, генерал Бальк.

Вновь развернулись жаркие бои, во многом напоминающие сражение под Курском. Противник бросал в атаку одновременно по триста-четыреста танков, поддерживая их крупными силами пехоты, артиллерии, авиации. Войска 60-й под ударом превосходящих сил врага оставляла один рубеж за другим, изматывая силы противника огнем с выгодных позиций. Или тяжелые бои, гитлеровцы рвались к Киеву, не считаясь с потерями. Вражеские снаряды падали совсем рядом с командно-наблюдательным пунктом Черняховского. Немецкие танки были всего в семистах метрах от него. Артиллерийский противотанковый резерв армии сдерживал врага на этом рубеже, но сорока танкам дивизии «Адольф Гитлер» противостояло здесь только восемнадцать противотанковых пушек. Казалось, немецкие танки вот-вот прорвутся к блиндажу командарма.

— Товарищ генерал! Разрешите напомнить — пора бы сменить КНП, — тихо сказал Черняховскому майор Комаров.

— Ни в коем случае, Алеша. — Иван Данилович знал, как крепок дух его воинов, и верил в их стойкость. Верил в то, что они удержат свои рубежи.

Командование группы армий «Юг» считало 60-ю армию уже разгромленной. Манштейн вновь и вновь требовал быстрейшей ликвидации «остатков» соединений генерала Черняховского в районе Радомышля. Гитлеровцы возлагали особую надежду на свою 7-ю танковую дивизию, усиленную батальоном танков «тигр», и на танковую дивизию «Адольф Гитлер». Около двухсот танков этих дивизий прорвались в тыл соединений 60-й армии. Возникла угроза ее окружения. 7-й танковой дивизией командовал фашистский генерал Хассе фон Мантейфель, известный своей жестокостью. Его войскам удалось ценой огромных потерь потеснить корпус генерала Людникова, но окружить его он не смог.

Противотанковый резерв 60-й армии, усиленный частями первого эшелона, продолжал удерживать свой рубеж. Генерал Бальк, чтобы покончить с корпусом Людникова, приказал ввести в бой второй эшелон, но, встретив непреодолимое сопротивление частей полковника Лащенко, успеха не добился. Черняховский к этому времени успел ввести в сражение на стыке между корпусами Людникова и Лазько противотанковую бригаду и танковый полк, прибывшие из резерва фронта.

В боях особенно отличились армейский противотанковый резерв, дивизии генерала Людникова и части полковника Лащенко. Командование армии на этот раз эффективно использовало армейский противотанковый резерв, с ним взаимодействовали созданные в инженерных войсках подвижные отряды заграждения. Весь участок перед позициями нашей противотанковой артиллерии был плотно заминирован. Вражеские танки были лишены возможности маневрировать.

В ночь на 7 декабря в тылу группировки генерала Балька загремели взрывы. Истребители танков из состава саперного батальона 60-й совершили глубокий рейд в тыл противника. Это был новый тактический прием, требовавший от тех, кто выполнял его, особой отваги и умения.

Положение наших войск на Житомирском направлении оставалось чрезвычайно трудным. Гитлеровское командование бросило в бой свежие резервы. 8 декабря Совинформбюро сообщило:

«В течение 7 декабря наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили девяносто шесть немецких танков, из них восемьдесят четыре в районе Черняхова». (В направлении действий 60-й армии.)

Командующий и член Военного совета армии в ночь с 7 на 8 февраля просматривали наградные листы.

— Огнем своего танкового пулемета отбил атаку пехотной роты противника, уничтожил более двух десятков гитлеровцев, — генерал Оленин зачитывал Черняховскому реляцию на рядового Волкова. — Однако мнения расходятся. Командир полка представил его к ордену Красного Знамени, а командир дивизии — к ордену Красной Звезды.

— Василий Максимович, Волков проявил мужество и стойкость. Поддержим предложение командира полка. Кто еще отличился?

— Рядового 383-го стрелкового полка Грицуна вы знаете. Он снова противотанковой гранатой взорвал фашистский танк.

— Если не возражаете, Василий Максимович, я сам вручу награду старому знакомому.

…Наутро к командующему вызван рядовой Грицун.

— Ну расскажи, Грицун, как воевалось, какую награду заслужил? — спросил Черняховский отважного солдата.

— Вражеский танк, подбив нашу противотанковую пушку, мчался прямо на нас. Я к нему навстречу, по траншее, бегом. А у меня только одна противотанковая граната, промахнуться никак нельзя. И не промахнулся.

— Поздравляю со вторым орденом Красного Знамени! И десять дней отпуска! — обрадовал солдата Черняховский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.