«Военный, средних лет, генерал, темноволосый…»

«Военный, средних лет, генерал, темноволосый…»

В своих воспоминаниях А. П. Арапова, «ручаясь за достоверность, потому что слышала от самой матери», приводит рассказ о событии, происшедшем за несколько месяцев до смерти Пушкина.

«Произошло это вечером, дома. Мать сидела за работой; он (Пушкин. — Н. Г.) провел весь день в непривычном ему вялом настроении. Смутная тоска обуяла его: перо не слушалось, в гости не тянуло, и, изредка перекидываясь с нею словом, он бродил по комнате из угла в угол. Вдруг шаги умолкли и, машинально приподняв голову, она увидела его стоявшим перед большим зеркалом и с напряженным вниманием что-то разглядывающим в него.

— Наташа! — позвал он странным сдавленным голосом, — что это значит? Я ясно вижу тебя и рядом, — так близко! — стоит мужчина, военный… Этого я не знаю, никогда не встречал. Средних лет, генерал, темноволосый, черты неправильны, но недурен, стройный, в свитской форме. С какой любовью он на тебя глядит! Да кто ж это может быть? Наташа, погляди!

Она, поспешно вскочив, подбежала к зеркалу, на гладкой поверхности которого увидела лишь слабое отражение горевших ламп, а Пушкин еще долго стоял неподвижно, проводя рукою по побледневшему лбу. Очнувшись, на ее вопросы он вторично описал приметы появившегося незнакомца, и, перебрав вместе немногочисленных лиц царской свиты, с которыми приходилось встречаться, пришли к заключению, что никто из них не походит на портрет.

Пушкин успокоился. Он даже облегченно вздохнул; ему, преследуемому ревнивыми подозрениями относительно Геккерна, казалось, что видение как будто устраняет его. Мать же, заинтересовавшись в первую минуту, не подобрав никого подходящего между знакомыми, приписала все грезам разыгравшегося воображения…

Лишь восемь лет спустя, когда отец предстал пред ней с той беззаветной любовью, которая и у могилы не угасла, и она услышала его предложение, картина прошлого воскресла перед ней с неотразимой ясностью. Загробный голос Пушкина словно звучал еще, описывая облик таинственного видения, и молниеносно блеснуло в уме: „Это было предопределение“».

Внешне генерал Петр Петрович Ланской выглядел именно так, как увидел незнакомца Пушкин: сорокапятилетний, темноволосый, стройный, приятной наружности. Особым знаком царской милости было его назначение прямо из свиты государя командиром лейб-гвардии конного полка, шефом которого состоял Николай I; так что была на генерале и «свитская форма».

Встреча будущих супругов произошла зимой 1844 года. Поводом послужило следующее обстоятельство. Осень 1843 года Ланской провел в Баден-Бадене, куда доктора направили его лечиться после долгой, изнурительной болезни. Его сразила «легкомысленная измена женщины, которой он посвятил безраздельно лучшие годы молодости».

В Бадене Петр Петрович постоянно встречался с Иваном Николаевичем Гончаровым, средним братом Натальи Николаевны, который привез на курорт свою больную жену. Когда Ланской решил возвращаться на родину, то Иван Николаевич попросил его передать сестре письмо и посылку. С этим поручением генерал Ланской нанес первый визит Наталье Николаевне в Петербурге.

Ланской был принят радушно Натальей Николаевной. При расставании он получил приглашение бывать в доме. Что произошло дальше, вспоминает А. П. Арапова: «В течение зимы посещения эти все учащались, и с каждым разом он все более и более испытывал ее чарующее обаяние. В сердце, иссушенном отвергнутой страстью, незаметно всходили новые побеги, пробуждалась жажда другого, тихого счастья. И невольно вспоминались тогда слова женщины, влияние которой даже и разрыв не мог уничтожить: „С сентиментальностью вашего ума и верностью привязанностей, соперничающей с плющом, во всем мире существует только одна женщина, способная составить ваше счастье, это Наталья Пушкина, и на ней-то вам следовало жениться“.

Благодаря подобным размышлениям мысль о браке незаметно вкралась в голову закоренелого холостяка… Пробудившаяся любовь все громче заявляла свои права, внутренний голос настойчиво твердил: ты обрел свое счастье, не упускай его! А время шло, наступила весна. Наталье Николаевне советовали повезти детей на морские купания и, соблазнившись пребыванием четы Вяземских в Гельсингфорсе, она сговорилась с ними туда поехать. Все приготовления были уже сделаны, день отъезда назначен, даже билеты на всю семью заблаговременно взяты в мальпост.

Отец пришел к заключению, что эта разлука послужит ему на пользу. Вдали от обворожительной красавицы ему легче будет обсудить положение и хладнокровно взвесить шансы pro и contra предполагаемого шага. Если, — размышлял он, — за три-четыре месяца чувство его только сильнее разовьется, то никакие преграды его не остановят, и он уже обдуманно и сознательно решит свою судьбу. Пустой случай, в котором он не преминул узнать Промысел Божий, всегда ему покровительствовавший, мгновенно разбил все доводы рассудка и привел его к неожиданному, но желанному концу, за который он не переставал благодарить Провидение до последней минуты своей долгой жизни.

За два дня до отъезда Наталья Николаевна, лежа на кушетке, читала книгу… Поспешно встав, она подвернула ногу… Доктор констатировал вывих щиколотки и предписал лежачее положение и безусловный отдых на несколько недель. Путешествие пришлось отложить. Знакомые разъехались. Отец чуть не ежедневно стал навещать одинокую больную. Он имел основание ожидать скорого назначения командиром армейского полка в каком-нибудь захолустье, что могло бы сильно осложнить воспитание детей Пушкиных, как вдруг ему выпало негаданное, можно сказать, необычайное счастье.

Особым знаком царской милости явилось его назначение прямо из свиты командиром лейб-гвардии конного полка, шефом которого состоял государь, питая к нему особое благоволение.

Обширная казенная квартира, упроченная блестящая карьера расширяли его горизонт, и, не откладывая дольше, он сделал предложение».

Очевидно, это было в мае 1844 года. Заметим здесь важное обстоятельство: Ланской еще до женитьбы имел чин генерала и командовал Конногвардейским полком. Дело в том, что в советском пушкиноведении достаточно было намеков на то, что он «пошел в гору» только благодаря женитьбе на Пушкиной, к которой «благоволил» император.

Наталья Николаевна приняла предложение. Главным в ее решении был, несомненно, вопрос об отношении будущего мужа к детям от первого брака. Ответ на него, надо полагать, был удовлетворительным. Об этом свидетельствуют все родственники — в переписке, возникшей между ними в преддверии важного события…

«Я начну свое письмо, дорогой Дмитрий, с того, чтобы сообщить тебе большую и радостную новость: Таша выходит замуж за генерала Ланского, командира Конногвардейского полка. Он уже не очень молод, но и не стар, ему лет 40… у него благородное сердце и самые прекрасные достоинства. Его обожание Таши и интерес, который он выказывает к ее детям, являются большой гарантией их общего счастья. Но я никогда не кончу, если позволю себе хвалить его так, как он того заслуживает…» (из письма Александры Николаевны брату Дмитрию, начало июня 1844 г.).

Родители Натальи Николаевны благожелательно отнеслись ко второму браку дочери и безо всяких сомнений, как это было с первым браком, дали свое благословение, о чем свидетельствует в письме к старшему сыну и невестке Николай Афанасьевич, по своему обычаю, несколько юродствуя: «…Поздравляю Вас и любезную Вашу Лизавету Егоровну с новым зятем генералом Петр Петровичем Ланским, по какому случаю в исполнение требования письменного самой сестрицы Натальи Николаевны дал я ей мое архипастырское благословение».

Наталья Ивановна спешит сообщить им же «счастливую новость» 5 июня 1844 года: «Дорогие Дмитрий и Лиза, на этот раз я пишу вам обоим вместе, уверенная, что Лиза меня поймет, чтобы сообщить вам счастливую новость. Таша выходит замуж за генерала Петра Ланского, друга Андрея Муравьева и Вани (Ивана Николаевича Гончарова. — Н. Г.). Г-н Муравьев очень его хвалит с нравственной стороны, он его знает уже 14 лет; это самая лучшая рекомендация, которую я могу иметь в отношении его. Он не очень молод, ему 43 года, возраст подходящий для Таши, которая тоже уже не первой молодости. Да благословит Бог их союз. Может быть, вы уже знаете об этой счастливой вести и я не сообщаю вам ничего нового. Я с большим удовольствием пишу вам о событии, которое, насколько я могу предвидеть, упрочивает благосостояние Таши и ее детей и может послужить только на пользу всей семье. Новый член, который в нее входит, со всеми его моральными качествами, как говорит Муравьев, может принести только счастье, а оно нам так нужно после стольких неприятностей и горя…»

Но прежде, чем мы нарисуем картину этого счастья, вернемся к дням печальным для Петра Петровича…