Москва. Начало февраля 1967 года

Москва. Начало февраля 1967 года

Кабинет министра иностранных дел СССР. В кабинете двое: министр и 54-летний ректор Института международных отношений, доктор наук, профессор, посол СССР в двух латиноамериканских странах, член Коллегии МИД СССР, беседуют за столом для совещаний, пьют чай с лимоном и хрустящим печеньем «Юбилейное». Рядом небольшая карта Ближнего Востока. Предложение министра несколько удивило ректора: в сентябре отправиться послом Советского Союза в Хошемитское Королевство Иордания. Вуз передать преемнику, а все остальное за ним, включая членство в коллегии МИД СССР. Регион сложный, события грядут непредсказуемые. У Иордании позиции незыблемые, страна королевской демократии как никогда стабильна. Многое в ближневосточной политике идет через Амман. Король Хусейн — признанный лидер Ближнего Востока. В ЦК кандидатура будущего посла одобрена.

— Да и у меня, — добавил министр, — лучшего кандидата на примете нет. Хотя есть одно «но».

— Какое? — встрепенулся ректор.

— Любовница, — сказал как-то строго министр.

— Чья?! — удивленно спросил ректор.

— Ваша. У меня любовницы нет. Ее в институте называют «мадам Помпадур», фаворитка ректора. Так есть или нет?

— Есть, — подавленно сказал ректор. — Но никакая она не фаворитка.

— И это известно, — серьезно сказал министр. — Сказать кто или сами назовете?

Ректор явно не ожидал всех этих вопросов и разоблачений и как-то подавленно произнес:

— Кузнецова Ольга Васильевна, замсекретаря комитета комсомола, студентка МЭО.

— Дочка Кузнецова Василия Васильевича. Хороший человек, — сказал министр. — В Англии достойно работает. А вы с дочерью такое учинили.

Ректор облизнул пересохшие губы.

— Да толком-то ничего и не было.

— Ну не было и не было, — как-то без желания сказал министр. — Но больше быть не должно. Мальчик-то у нее есть? Ну, сокурсник или кто-то еще?

— Нет, — обреченно выдохнул ректор. — Хотя одному, Сереже Кострову, она симпатизирует.

— Сыну Александра Васильевича?

— Да, кажется, — сказал ректор. — Он еще в этом ансамбле институтском играет.

— «Виражи», — подсказал министр.

— И это знаете? — упавшим голосом спросил ректор.

— И это. Да тут целая подсказка про ваши грехи… — И достал из лежащей рядом папки две странички машинописного текста. — Потворствуешь, говорят, тлетворному влиянию Запада.

— Я-то тут при чем? — опомнился ректор. — Ими горком комсомола занимается, конкурс в марте будут проводить.

— Ну, горком комсомола так горком комсомола, то партийные дела.

— А что там еще про меня написано? — спросил ректор.

— Да ничего хорошего, — ответил министр. — Читать все равно не дам, а то наложите на себя руки. Запомните только одно: любовницы нет и никогда не было. Есть такая Кузнецова. Ну, замуж она собралась, мальчик у нее. Ладно, я к этому больше не хочу возвращаться. Поговорим о ближневосточных делах.

* * *

Вечером ректор в подавленном состоянии приехал к Ольге. Странно, но после разговора все вздохнули с облегчением. Ольгу всегда тяготила связь с женатым мужчиной. Свое она уже все получила, в партию вступила, в аспирантуре останется, на практику за рубеж съездит и будет открыто встречаться с Костровым — хорош мальчик в постели. Да и у нее теперь будет нормальная студенческая жизнь.

Через день, взяв бутылку французского коньяка и копию приказа о зарубежной практике, она отправилась к Кострову. Через полтора часа она вместе с Костровым, Фонарчуком и Емельяновым входила в ресторан гостиницы «Центральная». Внутрь их не пустила надпись «Мест нет». Достучались до швейцара, передали записку руководителю оркестра Игорю Кранову. Тот появился очень быстро. Он ждал Фонарчука и Емельянова. Появление же Кострова с девушкой было неожиданным. Но Кострову он был рад. Чем черт ни шутит, кто-то из этих ребят, может, и поможет ему? Потом, Костров записывал ему последние западные пластинки и хиты. Правда, слушать было некогда и лень, но вот его ударник Леня Вайнштейн слушал все, ходил в бит-клуб, хотя лет ему было уже 38. Худой, стройный, лучшего ударника у Кранова не было. Из его «лабухов» он один знал о переменах в поп-музыке. Девушка была симпатичной, грудь не меньше 5-го номера. Молодец Костров. Всю компанию он разместил недалеко от сцены. Зал действительно был полон. Какое-то предприятие праздновало какую-то годовщину. В кабинете — банкет-зале солидные люди отмечали 60-летие своего начальника. Яблоку негде упасть. Стол им накрыли быстро. У Кранова в ресторане был непререкаемый авторитет — как-никак руководитель оркестра.

Костров еще никогда не был с девушкой в ресторане, да еще с той, с которой спал. Фонарчук и Емельянов в ресторанах бывали часто и с девушками и без девушек, их-то ничего не смущало. А Кранову они сегодня обещали зайти, в ресторане «Огонек», недалеко от метро «Автозаводская», играла очень приличная бит-группа «Друзья». Ребята все взрослые, все после армии, служили в ГДР, оттуда усилители и гитары. У Кранова беда — запили бас-гитарист, клавишник и гитарист. Кранов сам играл и пел с аккордеонистом и ударником. Приход Фонарчука и Емельянова Кранов воспринял с воодушевлением: может, помогут? Фонарчук пошел звонить в «Огонек» сказать, что не приедут. Сироткин Валера, соло-гитарист, подошел к телефону:

— Игорь, не приезжайте, у нас прорвало канализацию, ресторан закрыт минимум до среды. Я специально ждал твоего звонка.

Фонарчук сразу сообразил, что надо делать.

— Слушай, Валера, забирай гитару, усилитель и езжай в «Центральную». Здесь завал с оркестром, запили ребята.

— Слушай, Игорь, у нас нет ударника, а так не все разошлись. И Аркадий, клавишник, здесь.

— А что, идет! Вечер не терять, деньги заплатят, — предположил Сироткин.

— Не вопрос. Берите такси и приезжайте, — сказал Фонарчук.

Фонарчук подошел к Кранову:

— Сейчас ребята из «Огонька» приедут. У них канализацию прорвало. С тебя для них деньги за заказы.

— Ясное дело! — Кранов развел руками.

А что оставалось Кранову? В наличии был он, аккордеонист и ударник Леня Вайнштейн. К нему подошли с банкета солидные люди.

— Ребята, сыграйте рок-н-ролл.

Уже подвыпившие люди стали объяснять Кранову:

— Десять лет назад мы работали в Штатах. Музыка молодости, так сказать.

А что мог сыграть аккордеонист и Кранов? До мозга костей ресторанные «лабухи», сейчас у них и «Ландыши» вряд ли бы получились. Фонарчук и

Емельянов, закусив котлетой по-киевски, с горячим маслом внутри, поднялись на сцену.

— Кранов, с тебя причитается! — Взяли гитары, настроились. — А что, хорош инструмент!

— Еще бы, — сказал Кранов. — Лимит Мин-культа.

Проверили голосовую аппаратуру. Венгерская, из того же лимита.

— Ну, поехали.

«Rock around the clock», «Long tall Sally», «Hallo Mary lou» — классика рок-н-ролла 50-х, четко, слаженно, без перерыва. Какой-то парень предложил 25 рублей, сказав:

— Сыграйте еще рок-н-ролл.

Сыграли. Кранов был доволен. Подъехали ребята из группы «Друзья», сделали паузу настроить аппаратуру. Кранов издалека слушал, что творилось на сцене. А там уже была группа, о которой он мечтал, опытные кабацкие «лабухи», отлично играющие бит-музыку.

Они уже овладели аудиторией, поздравили кого надо, от кого надо передали привет. Музыка была хороша, гитарная инструментальная, «цыганщина», шлягеры типа «Черного кота», «Пушистый беленький котенок», вальсы, твисты, все вежливо, с юмором. Сделав паузу, Валерий Сироткин, лидер группы, сказал:

— Нас просят сыграть один очень известный твист «Let’s twist again as we did last summer». Обязательно сыграем прямо сейчас. Но в нашем репертуаре он называется «Твист Гена с лавсаном». Запомните!

Стоявший рядом с Крановым директор ресторана засмеялся:

— Во дают! Игорь, это кто?

— Да вот хочу взять вместо своих алкашей.

— А что, бери, — одобрил директор. — Народ на них пойдет.

Кранову верилось и не верилось, и кого благодарить? Судьбу, прорвавшуюся канализацию, Фонарчука с Емельяновым или подружку Кострова с 5-м номером груди, которая и привела сюда компанию?