17

17

Эта картина затмевала все обвинения в декадентстве, которыми осыпали «Роллинг Стоунз». Самый шикарный и дорогой номер в «Риц», лучшем отеле мира. С потолка, словно ожерелье с шеи герцогини, свешивались хрустальные люстры. Мы с Китом и Анитой сидели по-турецки вокруг покрытого орнаментом кальяна. Кит был босиком и в огненно-оранжевых штанах, сшитых на заказ из ткани для занавесок, которую он купил в Марракеше. Анита — в африканской накидке, но широкие складки одежды не могли скрыть ее округлившегося живота Она была на пятом месяце беременности. Этим ранним утром мы курили чистый китайский опиум, занимавший среди других наркотиков примерно такое же место, какое занимает коньяк «Реми-Мартен» среди выпивки. Мы уже поймали кайф, и разговор тек неспешно и легко. Мир вокруг казался прекрасным, комната немного кружилась перед глазами, словно когда смотришь в водоворот. Тут в дверь постучали, и мы было вздрогнули, но затем расслабились, услышав голос водителя:

— Кит, это я, принес тебе хорошие новости.

— Пошел в задницу, — с присущим ему тактом и обаянием откликнулся Кит.

Но парень был настойчив, и после недолгого спора Анита открыла тяжелую дверь из красного дерева.

— Твой автомобиль полностью отремонтирован, — сказал водитель, войдя в комнату. — Ты же помнишь тот большой «мерседес»?

— О! — воскликнула Анита. — А можешь съездить за ним и пригнать его сюда — прямо сейчас?

Затем она повернулась к Киту и предложила на некоторое время переехать в Редлэндс.

— Я не хочу оставаться здесь просто потому, что квартира на Чейн-Уолк ремонтируется, — пояснила она. — Мне здесь страшно. Персонал относится к нам с неприязнью, и мне кажется, что скоро кто-нибудь из них настучит в полицию и нас здесь накроют.

Они начали собирать вещи. Это заняло около четырех часов — частично из-за того, что они были слегка накурены, частично из-за того, что Кит с Анитой были, пожалуй, самыми жадными скопидомами из всех моих знакомых. Гуляя по Регент-стрит, они запросто могли потратить пару тысяч фунтов на фотоаппарат, магнитофон или портативную телекамеру — на любую блестящую ерунду, которая им понравилась. Они были так фантастически богаты, что любая их минутная прихоть в отношении того, что можно купить, мгновенно осуществлялась.

Наконец они все-таки собрались и вышли на Пиккадилли. Поглазеть на огромный блестящий автомобиль сбежалась целая толпа. С помощью множества швейцаров их вещи кое-как удалось загрузить в багажник и на заднее сиденье. Автомобиль двинулся с места и величественно скрылся в ночи.

К несчастью, Кит до сих пор не умел толком обращаться с ручной коробкой передач и, повторяя прошлые ошибки, попытался вести машину так, словно имеет дело с автоматикой своей старого «бентли». Когда он с ревом, на скорости 90 км/ч, взял очередной поворот на Вест-Виттеринг-роуд неподалеку от Редлэндса, машина задела ограждение, рикошетом отлетела к обочине, съехала с откоса и словно по волшебству замерла, чуть-чуть не доехав до небольшой дубовой рощицы. Проезжавший мимо автомобилист остановился и помог им с Анитой выбраться из гигантской машины. Они оба были в крови от осколков разбившегося ветрового стекла. Анита простонала, что, кажется, вывихнула плечо.

— Ждите здесь, — сказал водитель, — я вызову скорую помощь.

— Быстрей! — нетерпеливо бросил Кит, как только мужчина отошел. — Нам надо срочно все спрятать.

Они торопливо достали из сумок весь кокаин, героин, марихуану и опиум, покидали в полиэтиленовый пакет и спрятали в кроне ближайшего дерева. Меньше чем через минуту к ним подъехала полиция, и один из их старых знакомых, навязчивый офицер, участвовавший в годичной давности налете в Редлэндсе, сразу же настоял на обыске. Он подозревал, что Кит попал в аварию из-за наркотиков. В кожаном рюкзачке у Кита ничего не обнаружили. Тогда он открыл большую сумку Аниты и первым делом с явным отвращением достал оттуда связку чеснока.

— Это для защиты, — ответила девушка на его вопросительный взгляд.

Кеннет Энгер предупреждал ее, что враги могут наслать на нее вампиров и чеснок должен помочь отогнать эту нечисть.

Полицейский покопался в сумке и выудил оттуда три одноразовых шприца и десяток пузырьков с неизвестной жидкостью.

— Я вынужден отвезти вас в участок в Чичестере, — сказал он удовлетворенно и усадил их в полицейскую машину, прежде чем врач успел сказать, что в таком состоянии их вряд ли можно допрашивать.

В участке Анита объяснила, что в пузырьках содержится витамин В12, который она колет себе с помощью пресловутых одноразовых шприцов. Был срочно вызван полицейский медик, подтвердивший, что ее рассказ вполне правдоподобен, а в склянках действительно находится витаминный раствор. Он также с раздражением добавил, что Анита повредила плечо и нуждается в немедленной госпитализации. Тогда полицейский, раскаявшись в содеянном, быстро отвез ее в находившуюся поблизости больницу св. Ричардса («Прекрасное имечко для больницы», — пошутил Кит). Там ей вправили плечо и дали успокоительное.

Наутро эту историю на все лады склоняли репортеры. Кит на «бентли» заехал за Анитой и отвез ее в лондонскую больницу. Сам он неделю прожил у меня на Мэйда-Вэйл, каждый день навещая Аниту. Спустя неделю она поправилась, ее можно было забрать из больницы и ехать домой. От травмы осталась небольшая шишка спереди на плече. «Теперь я больше не смогу носить платьев с низким вырезом», — вздыхала она.

Затем мы поехали в Редлэндс. Там мы в ожидании, пока Анита родит, охотились, гуляли и катались на машине по окрестностям. Ребенок родился восемнадцатого августа в больнице «Кингс Колледж». Меня удивило, как Кит отнесся к сыну («Он прекрасен, прекрасен!» — восхищался Ричардс). Они решили назвать его Марлоном. Кит часто бра и его из кроватки на руки и шептал ему, что они будут делать, когда тот немного подрастет.

— Мы все это сделаем вместе, ты и я, — говорил он. — И больше нам никого не надо.

Анита тоже была страшно довольна — после нескольких абортов она уже начинала сомневаться, что сможет родить.

— Он такой замечательный. И у нас будет еще много детей! — открыто радовалась она.

Позже, наедине, она сказала мне:

— Это хорошо, что Кит так сходит по нему с ума. Но иногда… иногда мне кажется, что он любит его больше, чем меня.

Далеко в Австралии Марианне снилось, что она умерла и идет по небу сквозь плывущие белые облака, приближаясь все ближе и ближе к Брайану. Она хотела быть с Брайаном, но когда добралась до него и попыталась взять его за руку, он отлетел немного назад, оставаясь в недосягаемости. «Возвращайся, Марианна, возвращайся, — прошептал он, и она поняла, что на самом деле она жива. — Тебе нельзя уходить со мной. Возвращайся». Постепенно сон ушел, словно сменилась сцена в фильме, и она обнаружила, что лежит на кровати под белым потолком, а рядом сидит Мик и держит ее за руку — точно так же, как только что держал Брайан.

— Все хорошо, милая, — нежно говорил он, — не волнуйся.

— Дикие лошади не прогонят меня, — проговорила она фразу из своего сна и внезапно ощутила, что любит Мика и хочет быть с ним больше всего на свете.

Мик не сказал, что пока она была на грани смерти, он летал в Мельбурн сниматься в одной из сцен «Неда Келли». Карьера оставалась у Джаггера всегда на первом месте. А волноваться Марианне стоило вот о чем: подозрительные детективы и таможенники пытались обвинить ее в провозе и хранении натрий-амитала. К счастью, ее лондонский врач смог письменно подтвердить, что сам прописал ей это лекарство. К ней прилетела мать, и они целыми днями говорили друг с другом, а Мик работал над «Недом Келли».

Фильм казался ему неудачным. Джаггер не мог найти общий язык ни с директором Тони Ричардсоном, ни с Дианой Крэг, актрисой, взятой вместо Марианны и не утруждавшей себя даже тем, чтобы толком выучить свой текст. Сценарий был хуже некуда.

«Люди так не говорят», — доказывал Мик Ричардсону.

Нед Келли — австралийский преступник, приобретший в местном бедняцком фольклоре славу Робин Гуда. Рассказ о нем начинается с того, как его вместе с семьей увезли из Ирландии в страну кенгуру и аборигенов во второй половине девятнадцатого века. Потом его по несправедливому обвинению посадили в тюрьму. Когда через год он освободился, то обнаружил, что сестра неудачно вышла замуж, мать втянута в аферы с конокрадством, а брат сидит в тюрьме. Преследование со стороны полиции и местного землевладельца вынуждают его на преступление, а затем члены его шайки убивают троих полицейских. Полицейские устраивают на Келли облаву. Он достает оружие и самодельные доспехи для своей шайки и атакует поезд с полицейскими, едущими в Гленроуэн. В результате перестрелки из всех выживает только Келли. Его берут в плен, потом судят и вешают.

Приходя к Марианне, Джаггер избегал говорить о фильме.

— Это скучно и вряд ли будет иметь успех, — вот все, что он мог ей сказать.

Он не рассказывал ей, что чуть не лишился руки — в сцене перестрелки с полицейскими у него в старинном ружье взорвался патрон. На обожженную раненую руку ему наложили шестнадцать швов, однако Марианне Мик сказал, что повязка — просто часть его сценического костюма.

Джаггер предвидел, что фильм провалится. Так и случилось. Хотя он снимался уже после «Представления», но на экраны вышел раньше, и зрители восприняли его как актерский дебют Джаггера. Критики были единодушны в том, что Джаггеру лучше петь, чем сниматься.

«Облаченный в эти самодельные доспехи… он напоминает сардину в банке, — писал один журналист и радостно заключал: — А смертоносен он не больше, чем увядший салат…» Другой, более тактичный, отзывался мягче: «Он пытается выглядеть жестким парнем… но эти ужасные слова и сценарий…» А вот третья цитата: «Джаггер произносит слова, как кататоник, абсолютно без всякого выражения, пытаясь имитировать ирландский акцент, но не обращая внимания на смысл того, что говорит…»

— Да, они правы, — признавал Мик. — Но это не моя вина. Актер не может контролировать качество сценария и фильма. Музыку делать гораздо проще: здесь я могу изменять любые нюансы и детали. А если запись — дрянь, то я просто сотру и перепишу ее.

Марианна очень ослабела после передозировки таблетками.

Она отравилась так сильно, что никогда уже к ней полностью не возвращались прежние сила и жизнерадостность. Они с Миком полетели на выходные в Индонезию, пытаясь воскресить в памяти чудесное время, проведенное ими в домике на пляже в Южной Америке. Но было слишком поздно. Марианна считала, что именно Мик был повинен в смерти Брайана и почти довел до смерти ее саму. Она разлюбила его. Ее упреки раздражали его, вызывали у него чувство вины, и он видел, что их «браку» приходит конец. Однако, как случается со многими, он не был способен разорвать любовные отношения. Его отношения с Крисси Шримптон тянулись годы даже после того, как они вроде бы разошлись. Точно так же получилось и с Марианной.

Когда они вернулись на Чейн-Уолк, Марианна проводила одна почти каждый вечер, в то время как Мик уходил «работать». Пожалуй, Марианна была единственной из лондонской рок-тусовки, кто не знал, что Мик влюбился в Маршу Хант. Ему нравилась в ней мягкость, доброта и проницательный ум, которыми она так напоминала ему Марианну. Но вдобавок Марша любила его, поддерживала во всем и не винила в смерти Брайана. Брайан, господи… Черт, ну и что же ему теперь делать с этой смертью Брайана?

За африканскую прическу он прозвал Маршу Фуззи-Вуззи. Он часто проводил ночи у нее на квартире в Сенг-Джон-Вуд. Они слушали музыку, курили траву и занимались любовью. Он не мог заставить себя окончательно порвать с Марианной. Собственно, он и сам не знал в тот момент, чего хочет.

Марианна не спрашивала его, где он был, точно так же как и он ни о чем не спрашивал ее, когда она снова села на героин. Они никогда ни в чем не отчитывались друг перед другом. Но Марианна понимала: если она хочет жить дальше по-другому, ей надо уйти от него.

— Понимаешь, Тони, — говорила она мне, — я потратила огромную часть своей жизни на то, чтобы быть при Мике, — вместо того, чтобы заниматься самой собой. И теперь мне надо уйти и показать всем, на что я способна. Доказать, что я не шлюха и не блудливая падшая женщина.

Наконец «Роллинг Стоунз» отправились в первое за три года американское турне. Марианна, взяв с собой маленького Николаса, переехала жить к матери, в домик с соломенной крышей в глуши Беркшира.

Когда Джаггер улетел, Марианна решила, что участь средневековой женщины, проводившей супруга в крестовый поход и терпеливо ожидающей дома его возвращения, ее не устраивает. Она хотела отдохнуть душой и пожить своей жизнью. Она начала общаться со старыми друзьями, и у Роберта Фрейзера встретила Марио Шифано, кинопродюсера-миллионера. Она встречала его и прежде, и он ей нравился, но тогда рядом был Мик, и ни о каких отношениях не могло быть и речи. А теперь Мик был далеко; кроме того, Марианна в конце концов узнала о его отношениях с Маршей. Так что когда Марио предложил переспать с ним, она с радостью согласилась.

Он подарил ей норковую шубу, постоянно говорил, что любит ее, и наконец улетел с ней в Рим. Джаггер, когда до него в Америке дошли слухи об уходе Марианны, был взбешен: глупая дура наставляет ему рога, подрывает его авторитет, и над ним теперь смеются! Что ж, ладно, так легко он ей этого не простит.

А она радовалась возможности отплатить Мику за все те унижения, которым он подвергал ее. Она давала интервью и рассказывала о своем новом мужчине.

— Марио, — говорила она, — это моя истинная любовь, мой Прекрасный Принц.

«Роллинг Стоунз» были уже настолько знамениты, что даже слухи об их приезде в Германию могли спровоцировать беспорядки. Когда «Honky Tonk Women» блистала на первых местах всех хит-парадов, в Восточном Берлине прошел слух, что «Роллинг Стоунз» приедут в Западный Берлин и отыграют концерт на крыше дома, принадлежащего издателю Акселю Шпрингеру. Западные берлинцы решили, что смогут посмотреть на «Роллинг Стоунз» в бинокли и послушать издали их музыку. В итоге около десяти тысяч фанов, словно молодые бойцы Красной армии, собрались у Берлинской стены. Пограничники набросились на толпу молодежи, в ход пошли дубинки, сапоги и кулаки. Наконец их разогнали — с помощью бронированных автомобилей — и больше сотни человек упрятали за решетку. Между тем самих музыкантов в то время в Германии не было, и никакого концерта ни у кого на крыше они давать не собирались.