Борис ПОДЦЕРОБ

Борис ПОДЦЕРОБ

Верность дружбе

Конец 20-х годов. Массовое увлечение шахматами среди молодежи. Занимается шахматной работой в Ленинграде и Пролетстуд; зампред шахматной секции – студент-филолог университета Борис Подцероб, секретарь – студент строительного института Лев Абрамов.

Студенческих соревнований было много. Мне довелось играть в чемпионате университета осенью 1928 года. Среди зрителей был и шахматист 2-й категории Подцероб.

Память у него была поразительной. В 1975 году, работая над книжкой «Три матча Анатолия Карпова», я никак не мог вспомнить начало моей партии с Г. Равинским из командного матча 1930 года. Позвонил Борису Федоровичу. «Как же, – ответил он, – я ведь присутствовал на этом матче». И продиктовал точный порядок ходов!

Судьба так распорядилась, что на шахматы у него оставалось мало времени. И неудивительно: после окончания университета и получения дипломатического образования – напряженная работа сначала в Наркоминделе (был начальником секретариата наркома), затем в МИДе (генеральный секретарь МИДа, зам. министра посол в Турции, Австрии, последние годы – посол по особым поручениям), но увлечение шахматами не ослабевало. Стиль игры у него был строгий, авантюр избегал, позиционное понимание высокое преклонялся перед шахматным гением Капабланки и Алехина. Стал шахматистом I разряда, затем кандидатом в мастера. Квалификацию получал в турнирах по переписке – в других играть не мог (по служебным обстоятельствам). Дошел до полуфинала чемпионата СССР и не раз завоевывал высокие места. Чем мог всегда помогал руководству Советской шахматной организации. Никогда не говорил о своих шахматных успехах, но однажды нарушил это правило. Когда С. Флор гастролировал в Австрии и давал сеанс с часами сильным австрийским шахматистам, советский посол решил попытать счастья. И вся Австрия ахнула от изумления – он оказался единственным участником, кто выиграл у гроссмейстера!

Жизнь у него была интересной. Участвовал в работе трех конференций – в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Борис Федорович был службистом с большой буквы и, естественно, не рассказывал об этих исторических событиях, но как-то доверительно поведал мне, что Потсдамскую декларацию Сталин подписал вечным пером Подцероба. С хохотом рассказал он, как был представлен Сталину:

– Как ваша фамилия?

– Подцероб, – последовал четкий ответ.

– Кто вы по национальности?

– Белорус.

Сталин махнул рукой и сказал: «Чухна, значит».

Если учесть, что Сталин сам был представителем небольшой нации, то в чувстве юмора отказать ему было нельзя.

И еще один рассказ Бориса Федоровича. Молотов с Подцеробом прилетели на юг, где отдыхал Сталин. Со срочным донесением Подцероб вошел в кабинет Сталина и изложил Молотову суть дела. Сталин неожиданно сказал:

– Товарищ Подцероб, а не отобедаете ли вы с нами? Подцероб почувствовал явный подвох и думал, что нашел хороший ответ:

– Товарищ Сталин, извините, но у меня много работы.

– Вячеслав Михайлович, – произнес Сталин, – у товарища Подцероба много работы, а мы – люди свободные, пойдем пообедаем…

Французский Борис Федорович изучил отлично, немецкий – неплохо. Собирал библиотеку, в том числе и шахматные книги. Великолепно знал историю, политику, литературу. Очень дружил с В. Рагозиным, а когда нашего общего друга не стало, беспредельно подружился со мной. Именно беспредельно – мы друг другу доверяли полностью.

Каюсь, эксплуатировал я Бориса Федоровича. Когда нужна была справка по литературному вопросу или политическому, обращался к нему, и спустя некоторое время он зачитывал весьма тщательно собранную информацию. Иначе он работать не умел.

Хотя Борис Федорович и был вполне современным человеком но любил использовать старинные выражения: к вашим услугам низкий поклон… Но это были всего лишь обороты речи. После обычного начала телефонного разговора: «Говорит Борис Федорович второй» (первым он считал Годунова), – добавлял: «Здорово…» – уже без всякого налета старины.

Он явно был недоволен, когда я прекратил выступления в соревнованиях. Но придумал, как поддержать мой интерес к шахматам. Советами моими в игре по переписке он, естественно, не пользовался, но постфактум консультировался по уже сыгранным партиям – видимо, чтобы я не разучился анализировать, а он поучился бы…

Анализировал он тонко. В последнем полуфинале чемпионата СССР Подцероб закончил все партии, кроме одной, – по регламенту она подлежала присуждению. Дня за три до смерти Борис Федорович позвонил и продиктовал следующую позицию.

8/2p1r2p/1p1p1p1k/p1nP1P2/2PN2p1/1P6/P3B1Kn/3R4 w - - 0 1

– Ход белых. Как бы вы сыграли?

– А почему коня h2 нельзя взять?

– Опасно. Черные играют 1… Re4 с дальнейшим Kg5 и у них активная позиция. Я уже послал ход 1. Ne6!, ограничивая активность черной ладьи.

В партии скорее всего последовало бы 1… N:e6 2. de; теперь возможно 2… Nf3 (проигрывает 2… Kg5 3. K:h2 K:f5 4. Kg3 h5 5. Rd5+) 3. B:f3 gf+ 4. K:B Kg5 5. Ke4 Rg7! (иначе белая ладья прорывается по линии «g») 6. a3 h5 7. b4 ab 8. ab Kh6 (или 8… h4 9. Rg1+ Kh6 10. R:g7 K:g7 11. b5!, и пешка «h» гибнет) 9. Rhi!, и, видимо, белые выигрывают.

Мне осталось лишь признать мастерство Подцероба в анализе вообще и в эндшпиле в частности…

Эта позиция заставляет призадуматься: сумеет ли шахматная программа для ЭВМ найти и должным образом оценить ход 1. Nd4-e6, как это сделал шахматист-человек? Будущее даст ответ.

В последние годы у Бориса Федоровича побаливало сердце и приходилось порой ложиться в больницу. Звонил он оттуда грустный.

– Вас там лечат?

– Да…

– Гулять можно?

– Конечно.

– Кормят?

И разговор заканчивался смехом.

Каждое утро он вставал очень рано, шел на гимнастику. Так было и в этот роковой день. Когда он пришел в гимнастический зал, сердце отказало…

В последние годы я понял что это такое старость – когда друзья уходят, а новые не появляются; остается лишь помнить тех, кто ушел.