1941

1941

2 января 1941 года

— Курсант Кноке прибыл в расположение 52-го истребительного авиакрыла из Первой истребительной школы, согласно распоряжению от 2 января 1941 года.

Меня определили в первое звено. Старший лейтенант Ольшлегер (Ohlshlager), мой командир, поздоровался со мной без всякого энтузиазма. Вяло пожал мне руку. У него распухшее лицо с глазами навыкате, как у лягушки. Я сразу почувствовал инстинктивную неприязнь к этому человеку.

В комнату вошел маленький лейтенант, выглядевший как школьник. Я представился; он понравился мне не больше старшего лейтенанта — очень заносчив. Я не знаю, почему у него нет никаких наград. Он похож на одного из тех, кто промочит штаны в первом же бою.

Эскадрилья, к которой я приписан, относится к резерву авиакрыла. Она состоит из двух звеньев и штаба. Новые пилоты назначаются сюда из тренировочных школ для того, чтобы окончательно усовершенствовать свои навыки перед тем, как отправиться в бой. Их направляют в боевые части по мере необходимости.

Курсантов здесь чуть больше. Нас, наверное, не отправят в действующие войска до того, как мы будем аттестованы лейтенантами. Наша офицерская подготовка продолжается. Эта бесконечная муштра надоела мне до смерти. К дьяволу все это — я хочу в настоящий бой!

Мне здесь не нравится.

10 февраля 1941 года

Наша эскадрилья переведена на юг Франции. К нашему удивлению, мы оказались в провинции Коньяк. Мы расположились на бывшей базе военно-воздушных сил Франции. Все сооружения и оборудование, которое мы там обнаружили, оказались примитивными, взлетно-посадочная полоса тоже не из лучших.

Старый город сер и уныл, но известен на весь мир. Название говорит само за себя, кроме того, мы утешаемся бутылками с известным напитком, которых здесь в изобилии.

1 марта 1941 года

Мне присвоено звание старшего прапорщика. Я был бы более счастлив, если бы меня отправили в боевую часть.

После окончания Французской кампании война в воздухе приобрела главное значение в войне. Наши наблюдения показали, что германские военно-воздушные силы очень успешно действуют над Ла-Маншем и над территорией самой Англии. Жестокая борьба в воздухе продолжается между двумя державами несколько последних месяцев.

Но факт остается фактом — победа в битве над Англией осталась за летчиками Королевских военно-воздушных сил. Англичане, наши противники, проявили себя стойкими и очень благородными бойцами. Бои английских летчиков составили блестящую главу в истории воздушных боев.

Когда верховное командование Германии полагает, что последний из отчаянно сражающихся безумцев сбит, день за днем, неделя за неделей наши бомбардировщики и истребители встречают в воздухе еще больше противников, не боящихся участи огромного числа предшественников, которые погибают каждый день.

Наша неудача при попытке установить господство в воздухе, необходимое для вторжения, — заслуга английских летчиков, результат их смелости и решительности. В конечном счете благодаря им вторжение Германии на Британские острова было предотвращено.

«Спитфайры» доставляют много проблем нашим войскам благодаря их маневренности и технической оснащенности. «Внимание: „спитфайр“!» Немецкие летчики становились особенно внимательны, когда слышали это предупреждение в наушниках. Мы считали, что сбить «спитфайр» — большое достижение, и это было действительно так.

Мне очень интересно, что будет, если я встречусь с моим первым «спитфайром». Сейчас все спокойно, даже над Ла-Маншем.

Битва за Англию, кажется, закончилась, и закончилась поражением.

7 марта 1941 года

Я снова в Германии.

Эскадрилья расположилась в Деберлице, недалеко от Берлина, мы входим в состав иод-разделений, обеспечивающих защиту столицы с воздуха. Томми появляются только по ночам.

8 марта 1941 года

Следующую неделю я провел в Берлине. Вчера встретил свою давнюю, еще со времен Вернойхена, подругу, и мы провели вместе несколько счастливых часов.

Я не мог даже предположить такого, но изменить ничего не могу: кажется, я влюбился в Лило. В этом виноваты томми. На улице меня застал налет, и я вынужден был идти в убежище. Собралось много людей, и я уступил половину моего сиденья поразительно красивой девушке. Она была весьма сдержанна и оттаяла только к тому моменту, когда прозвучал отбой и нам разрешили выйти. Прошло много времени, прежде чем она позволила мне увидеть ее снова.

И надо же мне было влюбиться в нее!

24 марта 1941 года

Сегодня я и Лило были помолвлены. Думаю, мы сможем пожениться осенью, при условии, что я получу разрешение отдела кадров. Сего- дня еще и мой день рождения. Мне исполнилось 20 лет. Слишком молод, чтобы жениться, по мнению старшего лейтенанта Ольшлегера.

«Лучше дождитесь конца войны», — советует он. Но война может тянуться 30 лет, и я, наверное, уже не решусь жениться в таком возрасте. В любом случае я не хочу ждать так долго.

Ольшлегер советует мне подождать, но я понимаю, чего он добивается на самом деле. Он крутится вокруг Лило, как мотылек возле пламени, и все может закончиться очень неожиданно, если он будет продолжать в таком же духе.

25 апреля 1941 года

«ИМЕНЕМ ФЮРЕРА

Я присуждаю старшему прапорщику ХАЙНЦУ КНОКЕ звание ЛЕЙТЕНАНТА с 1 апреля 1941 года.

Я подтверждаю это назначение в полной надежде на то, что сознательным отношением к исполнению своих обязанностей в соответствии с присягой доверие, оказанное Комиссией вышеуказанному курсанту, будет оправдано. Он, со своей стороны, имеет право на особое покровительство фюрера.

Берлин, 22 апреля 1941 года

Геринг, рейхсминистр авиации,

Главнокомандующий Военно-воздушными силами».

Этот документ вручил мне сегодня командующий, вместе с кинжалом офицера.

Итак, первая цель достигнута. Если бы еще получить назначение в боевое подразделение…

22 мая 1941 года

До встречи, Лило, любовь моя!

Поезд отходит от платформы Силезского вокзала в Берлине. Вагоны переполнены, но Лило каким-то образом пробилась к окну. Мы махали друг другу, пока поезд не отошел от платформы. Она останется с моими родителями.

Военный эшелон в Шербур стоит на соседней платформе, он отправляется через несколько минут. Это мой эшелон: приказ о назначении на фронт лежит у меня в кармане.

23 мая 1941 года

2-я эскадрилья 52-й истребительной авиагруппы расположена в Остенде. Я разыскал штаб, расположенный на восточной стороне аэродрома и доложил командующему, капитану Войтке. Это человек громадного роста и габаритов, он с такой силой пожал мне руку, что у меня потемнело в глазах. Это приятно удивило меня после дремотного Ольшлегера.

Войтке пригласил меня выпить бренди в его квартире. Мне нравится этот гигант. Он опытный кадровый офицер и прекрасный летчик. Носит Железный крест первой степени на поношенном мундире. В боях в Англии он сбил 15 английских самолетов, но большей части «спитфайров».

Через полчаса он отвез меня на своей машине в 6-ю эскадрилью, куда я был назначен Я четвертый офицер в эскадрилье. Командир моей эскадрильи старший лейтенант Рех (Rudolf Resch). Как и командующий, лейтенанты Баркхорн и Ралл[6] тоже имеют Железные кресты. Лейтенант Крупински находится здесь всего неделю, мы служили вместе в резервной эскадрилье с января. Остальные летчики — опытные сержанты, прекрасные парни, отлично знающие свое дело. Они подозрительно смотрят на меня краем глаза, кажется, они не очень высокого мнения о молодых лейтенантах. А когда узнали, что я не играю в карты, стали полностью меня игнорировать. В такие времена звания и нашивки не стоят и гроша.

Главный механик показал мне закамуфлированный ангар с моим самолетом, «Мессершмиттом-109Е», и усмехнулся: «Не лучшая машина, но летать на ней можно». «Неплохо для такого старья» — так он думает на самом деле.

Через час я поднялся в воздух, чтобы немного освоиться на моей колымаге. Приземлялся я ужасно. Сейчас понимаю, что даже рядовые солдаты косятся на меня. Кажется, я не вызываю здесь особого доверия, что не слишком воодушевляет.

Вечером меня подняли на учебный полет с командующим. Кажется, он доволен.

24 мая 1941 года

Подъем в 4 часа утра.

Командир привез нас на аэродром на своей машине. В мой самолет загружен полный боекомплект. Я завершаю проверку двигателя.

«Всем пилотам докладывать о готовности командиру!»

Старший лейтенант Рех дает задание на сегодняшний день. Эскадрилья должна выполнить два патрульных полета над южным побережьем Англии. Первый полет в 8.00, второй в 17.00. В остальное время все пилоты должны находиться в состоянии пятиминутной готовности на случай тревоги. Четыре самолета должны быть постоянно готовы к взлету.

Это мой первый вылет, в составе 3-го звена под командованием лейтенанта Баркхорна. Я должен следовать в позиции номер 4, ведомым унтер-офицера Грюнерта.

После совещания все пошли спать, развалившись в креслах и на диванах в ожидании завтрака. Я вышел наружу, слишком возбужденный, чтобы заснуть, шагал между самолетами, пока не надоело. Вернувшись в казарму, я попытался читать. После десяти вылетов я, наверное, буду спать так же, как и остальные ребята.

В 7.00 появился ординарец с двумя корзинами. Завтрак! Я вдруг понял, что голоден.

В 7.50 старший лейтенант Рех надел спасательный жилет.

— Подъем, ребята! Всем на выход!

Самолеты выкатили из ангаров. Моя машина стоит в дальнем конце летного ноля, рядом с самолетом унтер-офицера Грюнерта (Grunert).[7] Он бродил около него и зевал.

— Кноке, если мы ввяжемся в бой, держитесь рядом со мной, что бы ни случилось, а то «спитфайр» наделает дырок в ваших штанах.

7.55. Я застегнул лямки парашюта, механик помог мне пристегнуться.

7.58. Я очень взволнован. Командир поднял руку. Люк закрыт. Контакт! Взревели двигатели. Мы медленно едем через поле. Спустя несколько минут эскадрилья уже в воздухе.

Рех сразу же поворачивает к морю. Видимость плохая, облака на уровне 150 метров. Через несколько секунд земля скрылась из виду. Горизонт едва различим. Я увеличил скорость, поскольку моя колымага отстает от остальных.

Мы направляемся на запад, держась низко над водой. Море спокойно. Нет никаких признаков кораблей или самолетов. Мы поддерживаем тишину в эфире. Слышен только монотонный гул двигателя.

Вдали смутно замаячила серая тень: побережье Англии. Мы пересекаем границу.

Рех несколько минут ведет нас вдоль железной дороги по направлению к Кентербери. Никакого движения. Люди, задрав головы, смотрят на нас, несомненно принимая за «спит-файры», поскольку туман мешает как следует нас разглядеть.

Неожиданно мы натолкнулись на огонь зениток слева. Трассирующие снаряды оранжевого цвета сливаются в линию, кажется, эти жемчужные ожерелья исчезают за нами в облаках.

Командир заложил вираж и спикировал к земле, я не заметил, какую цель он атакует. Мой ведущий тоже спикировал к земле, открыв огонь. Я разглядел, что он атакует позицию зенитной пушки, обложенной мешками с песком. Зенитные снаряды сверкнули прямо передо мной. Грюнерт зашел на вторую атаку. Я прицелился и проверил оружие. Огонь становился все плотнее, сверкая на сером фоне облаков.

Мне не удалось выйти на удобную огневую позицию, поскольку я мог потерять из виду Грюнерта. В любой момент «спитфайры» могли появиться из тумана и атаковать нас.

Эскадрилья выстроилась в прежнем порядке и направилась на восток, оставляя позади зарево пожаров. Я так ни разу и не выстрелил и чувствую себя полным идиотом. Правда, я был слишком взволнован, чтобы попасть в цель: мне нужно учиться сохранять спокойствие.

На севере, в Рамсгейте и Маргейте, находятся аэродромы, где базируются истребители. Мы не встретили ни «спитфайры», ни «харрикейны». Может быть, они на подходе? Я нахожусь в самом конце строя, а здесь сразу становится очень жарко. Особенно это касается новичков, если они волнуются так же, как и я, то…

9.14. Посадка в Остенде. Я доложил командиру.

— Так, что вы увидели? — спросил он. — Попали в кого-нибудь?

— Нет, господин Грюнерт.

— Почему?

— Я не стрелял совсем.

Рех засмеялся и сказал, похлопывая меня по плечу:

— Не расстраивайся, в следующий раз будь внимательнее. Рим тоже построили не сразу.

В 17.05 мы полетели на второе задание.

В этот раз никому из нас не представилась возможность открыть огонь. Мы долго кружили над морем между Фолькстоуном и Дувром. Томми не летают в такую плохую погоду, а погода над островами была ужасная.

27 мая 1941 года

Небо над Ла-Маншем последние два дня покрыто тяжелыми облаками. С обеих сторон не наблюдается никакой активности.

Сегодня мы можем организовать атаку аэродрома англичан недалеко от Рамсгейта. Из-за плохой видимости мы держимся на очень низкой высоте.

Мы поднялись в воздух на первую атаку в 7.15. Грюнерт и я решили поджечь баки с горючим. Ни одного самолета не видно. Мы атаковали снова и снова, расстреливая все, что движется. Зенитки ответили редким огнем, но это нам не очень мешало. Несколько резервуаров с горючим уже горело к тому времени, когда нам пришла пора возвращаться.

Мы вернулись для второй атаки в 10.00. На этот раз я выбрал позицию зенитки на западном конце взлетной полосы. Зашел на атаку с высоты всего лишь 3 метров. Томми упорно сопротивлялись. Ленты трассирующих снарядов проходили совсем близко от меня, я же попадал только в мешки с песком. Я снова попытался атаковать. Грюнерт ожесточенно палил по закамуфлированному ангару, в котором заметил «харрикейн». Моя третья атака оказалась удачной: я увидел, как очередь из моей 20-миллиметровой пушки прошла по зенитке. Первый стрелок свалился с сиденья.

В наушниках раздалось: «Спитфайры!» Шесть или восемь вражеских самолетов приближались к нам с севера. Не совсем ясно представляя, что делать, я держался за Грюнертом. Началась схватка, продлившаяся несколько минут. Мои товарищи предупреждали друг друга об атаках томми. Грюнерт приказал мне держаться рядом с ним.

Мы находимся на высоте всего лишь нескольких метров. Левое крыло моего самолета едва не задевало верхушки деревьев, когда я развернулся вслед за Грюнертом. Прямо лад головой мелькнул «спитфайр», затем показался еще один, оказавшись ненадолго под моим прицелом, и я открыл огонь. Тот сразу же нырнул в облака.

— Попал! — закричал кто-то, кажется, Баркхорн.

Вражеский самолет упал на другой стороне дамбы.

Эти мерзавцы могут совершать невероятные маневры: казалось, нет никакой возможности захватить их в прицел. Грюнерт несколько минут пытался попасть по двум самолетам, летящим вплотную друг к другу, но им удалось увильнуть, скрывшись в низких облаках.

Горючее на исходе — нора возвращаться домой. Красный предупредительный огонек мог в любой момент появиться на приборах. То же самое было и у других.

Рех повернул на восток.

Когда мы приземлились в Остенде, оказалось, что нет сержанта Обауера.

28 мая 1941 года

Томми прибыли с ответным визитом, «Бленхеймы» и «спитфайры» совершали налеты весь день.

Они появились на рассвете, в 4.00, когда мы готовили самолеты к взлету. Несколько «харрикейнов» на бреющем полете атаковали наш ремонтный ангар.

Наши самолеты поднялись на перехват. К сожалению, моя машина не может взлететь — из-за неисправности в механизме я не могу убрать правое шасси.

В 18.30 я наконец поднялся в воздух вместе с Баркхорном, Крупински и Грюнертом. «Бленхеймы» в сопровождении «спитфайров» обнаружены недалеко от Дюнкерка. Наши зенитчики уже открыли огонь по ним — без всякого эффекта конечно. Зенитчики всегда очень важничают, когда им предоставляется шанс беспрерывно палить в воздух. Они не любят, когда мы, летчики-истребители, говорим, что они никого не сбивают.

Мы поднялись на высоту 6000 метров. Небо совершенно чистое. Солнце с запада светит нам в глаза. Я заметил точку, показавшуюся мне вражеским самолетом, но это оказалось масляное пятно на стекле кабины. С базы поступил приказ двигаться в направлении Кале. Недалеко от нас замечены «бленхеймы». Чувствуя сильное возбуждение, я осматриваю небо.

Внезапно Баркхорн повернул в сторону, направившись туда, откуда мы прилетели. «Харрикейны» пристроились нам в хвост — это единственная позиция, которую я не мог наблюдать. Они попытались атаковать. Мы поднялись вверх практически вертикально, резко повернув влево, оказались у них в хвосте. Они стали удирать в сторону открытого моря, но у нас скорость выше, и через две минуты мы их настигли.

Разгорелся бой. Началась страшная неразбериха, мы крутились друг вокруг друга, как в бешеном водовороте. Я оказался в хвосте у томми и попытался удержаться. Он заметил меня и нырнул влево, в направлении солнца. Я бросился за ним, стреляя из всех стволов, но солнце слепило меня. Проклятие! Я попытался прикрыть глаза рукой, но это не помогло. Он скрылся. Я не мог сдержать злости на самого себя.

Грюнерт пытается меня подбодрить. Я ответил, что очень плохо вижу и должен свернуть. Подумать только, я мог сбить свой первый самолет!

В следующий раз нужно взять солнечные очки.

30 мая 1941 года

«Патрулировать территорию Дувр — Эшфорд — Кентербери» — это наше следующее задание. «Молочное путешествие» — так называли его ветераны эскадрильи.

Погода облачная, видимость плохая. Мы поднялись в воздух на полтора часа и вернулись, не встретив ни одного вражеского самолета.

21 июня 1941 года

Три недели прошло с тех пор, как эскадрилья последний раз поднималась в воздух.

Сейчас мы базируемся в Сувальки, на бывшей базе польских военно-воздушных сил, недалеко от русской границы. Пикирующие бомбардировщики и истребители-бомбардировщики тоже расположились на этой базе.

Две прошедшие недели наши войска собирали все возрастающие силы вдоль восточной границы. Никто не знал, что происходит. Ходили слухи, что русские позволят нам пройти через Кавказ, чтобы захватить нефтяные месторождения Средней Азии и Дарданелл и взять под контроль Суэцкий канал. Посмотрим.

Вечером поступил приказ сбить рейсовый самолет Берлин — Москва. Командующий поднялся в воздух вместе со штабными летчиками, но они не смогли перехватить «Дуглас». Всю ночь мы строили догадки. Что значит операция «Барбаросса»? Таково было кодовое название необычайной военной активности на востоке рейха. Приказ о том, чтобы сбить русский «Дуглас», убедил меня в том, что мы на пороге войны с большевизмом.

22 июня 1941 года

4.00. Общая тревога для всей эскадрильи. На летном поле все в движении. Всю ночь я слышал гул танков и автомобилей. Мы всего в нескольких километрах от границы.

4.30. Всем летчикам приказано собраться в штабе эскадрильи на инструктаж. Командующий, капитан Войтке, зачитал специальное распоряжение фюрера вооруженным силам рейха на этот день.

Германия нападает на Советский Союз!

5.00. Эскадрилья поднялась в воздух и вступила в боевые действия.

Четыре машины нашего звена, включая мою, оборудованы механизмом для сброса бомб, и я прошел серьезную подготовку по бомбометанию за несколько прошедших недель. Теперь на фюзеляже моего доброго «Эмиля» установлено приспособление для бомбометания и 100 пятифунтовых бомб. Мне доставит большое удовольствие разбомбить грязных иванов.

Низко пролетая над широкими равнинами, мы видели нескончаемые колонны немецких войск, направляющихся на восток. Эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков летят неподалеку от нас в том же направлении. Перед нами поставлена задача атаковать русские штабы, расположенные в лесах к западу от Друскининкая.

На русской территории, к моему удивлению, все казалось погруженным в сон. Мы обнаружили русские штабы и на низкой высоте пролетели над деревянными постройками, но ни одного русского солдата не было видно. Спикировав на один из этих сараев, я нажал кнопку и открыл бомболюк. Я отчетливо ощутил, насколько легче стал самолет, освободившись от груза.

Остальные начали бомбить в то же время. Огромные массы земли взметнулись в воздух, и на некоторое время мы потеряли видимость из-за дыма и огромного количества пыли.

Одна из построек моментально загорелась. С автомашин сорвало маскировочные сетки, потом их перевернуло взрывной волной. Наконец, появились иваны. Они в замешательстве снуют туда-сюда, напоминая растревоженный муравейник. Мужчины в одних подштанниках в поисках укрытия устремились в лес. Я увидел легкие зенитки. Захватив их в прицел, открыл огонь из пулеметов и обеих пушек. Иван, стоявший у пушки в подштанниках, упал на землю.

Теперь следующий!

Снова зайдя на атаку, я поддал им жару. Русские быстро опомнились и открыли ответный огонь. Это еще больше раззадорило меня. Ну, постойте, мерзавцы!

Я сделал еще круг, чтобы атаковать.

Никогда еще я не стрелял так хорошо. Я спустился на высоту шести метров, едва не задевая верхушки деревьев, затем резко взмыл вверх. Мои иваны лежали на земле позади своей пушки. Один из них вскочил и бросился бежать в лес.

Я атаковал еще пять или шесть раз. Мы кружили над русскими как пчелиный рой. Горели уже почти все хибары. Я расстрелял грузовик, который тоже загорелся после первой же очереди.

5.56. Звено вернулось в полном составе.

На лицах летчиков сияли улыбки, когда они докладывали командиру.

Самолеты быстро заправлены, загружен полный боекомплект. По летному полю лихорадочно снуют люди и машины. Бомбардировщики вернулись с задания, они поддерживают сухопутные силы. Их пилоты тоже ликуют.

6.30. Всего лишь через 40 минут после приземления мы снова в воздухе. Наша цель — те же штабы, которые мы атаковали недавно. Мы уже издалека видим столбы дыма от горящих домов и спешим туда.

К этому времени собраны значительные силы ПВО, чтобы поприветствовать нас. Это похоже на бои у Кентербери. Я опять поработал с зенитками Иванов. На этот раз я сбросил бомбы на огневую позицию. Грязь и пыль осели, и я увидел, что пушка разбита! Это избавит иванов от лишних забот.

Кажется, русские укрылись в лесу и спрятали свои машины. Мы начали методично обстреливать из пулеметов лес вокруг лагеря. В нескольких местах запылал огонь. Наверное, загорелись резервуары с горючим. Я расстреливал каждую цель, которую видел, пока не кончились патроны.

Мы вернулись в 7.20. И снова наше звено мгновенно подготовлено к вылету. Наземные службы работают четко и безошибочно. Мы помогаем им и даем подробное описание того, что происходит во время операции. На этот раз мы подготовили машины к вылету за рекордное время — 22 минуты. Мы взлетаем немедленно.

В лагере русских практически ничего не осталось. Мы атакуем любую цель, замеченную в близлежащем лесу. Я сбросил бомбы над последней постройкой, которая еще цела. Крупински сделал то же самое, разрушив то, что оставалось. Лагерь полностью ликвидирован.

После 48 минут полета мы возвращаемся на аэродром и рассредоточиваемся по летному нолю. Берем короткую передышку и можем первый раз за весь день поесть.

Вскоре пришел новый приказ. Транспортные колонны русских замечены нашими разведывательными самолетами на шоссе Гродно — Житомир-Скидель-Щецин. Они отступают на восток, преследуемые по пятам нашими танками. Нам приказано поддержать танки с воздуха.

Взлетаем в 10.07, вместе с бомбардировщиками. Они должны бомбить огневые позиции русской артиллерии в том же районе.

Вскоре мы достигли Гродно. Дороги забиты русскими войсками. Нам постепенно становятся понятны причины внезапной атаки, подготовленной нашим верховным командованием. Мы оценили подлинные объемы приготовлений русских для агрессии против нас. Мы только опередили их решительное наступление против Германии в борьбе за господство в Европе.

Этот день я никогда не забуду. Наши армии повсеместно продвигаются вперед, русские застигнуты врасплох. Наши солдаты машут нам, когда мы пролетаем над ними на низкой высоте. Скопления русских войск на дорогах подвергаются массированным бомбардировкам и пулеметному огню с воздуха.

Тысячи иванов стремительно отступают, это превращается в беспорядочное бегство. Когда мы открываем огонь, они, спотыкаясь и обливаясь кровью, пытаются скрыться в ближайших лесах. После наших атак на дорогах остаются горящие автомашины. Моя бомба попала в повозку с лошадьми, везущими тяжелую пушку. Я рад, что не нахожусь там, внизу.

Мы поднялись в воздух в 20.00, в шестой раз за этот первый день. Не было никаких признаков авиации русских, и мы могли атаковать без помех.

23 июня 1941 года

Первый раз мы поднялись в воздух в 4.45. Снова работали но колоннам иванов. Утро холодное. Вчера я целый день обливался потом. Когда солнце поднимется выше, станет невыносимо жарко.

Авиация русских пока не появляется. До сих пор не замечен ни один русский самолет. Вечером мои приятели из 4-го звена рассказали о встрече с русскими истребителями недалеко от Гродно. Они говорят, что у иванов примитивные машины. Они тихоходны, но удивительно маневренны.

Лейтенант Гюнтер Герхард, мой старый друг со времен летной школы, сбил русского в первый же день боевых действий. Гюнтер прибыл из резерва только вчера. Он прекрасный пилот. Вечером, после последней операции, я ходил на базу 4-го звена, чтобы навестить его и поздравить с «первым». Капитан Войтке сбил троих русских в одном бою.

25 июня 1941 года

Эти бомбардировки все больше мне надоедают. Мои товарищи из 4-го и 5-го звеньев два дня сражались с русскими. А мы пропустили это, поскольку заняты на бомбардировке. Сейчас самое время для меня, чтобы сбить моего «первого».

Успехи нашей армии превзошли все ожидания. Русские не могут остановить наше наступление. Мы стараемся разбить их отступающие части. Их авиация, кажется, не особенно жаждет боя. Русские летчики-истребители плохо обучены. Их знания по тактике боя так же примитивны, как и машины, на которых они летают. Через несколько недель, однако, они получат необходимый боевой опыт. Несмотря на потрясающий успех вначале, слишком большой оптимизм с нашей стороны был бы ошибкой. Русский солдат понимает, за что он воюет: коммунизм превратил их в фанатиков.

2 июля 1941 года

Зазвонил телефон. Сообщение из штаба эскадрильи — лейтенанту Кноке приказано явиться к командующему.

Что нужно старику от меня? Я надел портупею с пистолетом и отправился в штаб.

Капитан Войтке сидел в высоком кресле. Я поприветствовал его: Докладывает лейтенант Кноке. Войтке поднялся из кресла и пожал мне руку: Приказ из отдела кадров военно-воздушных сил. Вы назначены в первую истребительную авиагруппу и должны как можно скорее прибыть в распоряжение командующего в Гузуме.

Через час я поднялся в воздух на моем старом добром «Эмиле». Самая старая машина в эскадрилье закончила свою боевую службу и должна быть переведена в летную школу в Вернойхене, где будет использоваться как учебная.

Русская кампания закончена для нас обоих. Это меня разочаровало, но делать нечего — приказ есть приказ.

Я приземлился в Вернойхене вечером.

Завтра утром я на поезде должен поехать через Гамбург в Гузум, он находится в отдаленном месте на побережье Северного моря.

30 июля 1941 года

Первое истребительное крыло в настоящее время состоит только из одной эскадрильи. Две другие эскадрильи должны быть сформированы в течение нескольких следующих недель. Я назначен в 3-е звено. Командир звена, как и я, прибыл с русского фронта.

Жизнь здесь очень спокойная. Со времени моего прибытия я очень много летал, не заметив ни одного томми.

Единственное беспокойство причиняют внезапные тревоги, вызванные появлением вражеских самолетов-разведчиков. До сих пор мы не смогли сбить ни одного.

3 августа 1941 года

Эскадрилья переведена на острова Вангерооге и Боркум в Северном море.

17 августа 1941 года

Каждый день мы занимаемся прикрытием с воздуха морских конвоев из Бремена или Гамбурга до Ла-Манша. Английские «бленхеймы» и «бофайтеры» атакуют наши конвои. Но в общем активность здесь очень невысокая. Наши летчики постоянно сбивают томми, пытающихся атаковать наши корабли.

Наши самолеты оснащены дополнительными баками. Полеты над морем в течение нескольких часов превращаются в монотонную работу.

26 августа 1941 года

В 10.00 заместитель командующего авиакрылом, старший лейтенант Румпф, позвонил мне и сообщил, что моя просьба о разрешении на женитьбу удовлетворена. Я подал заявление командующему с просьбой разрешить отъезд. Он был в очень хорошем настроении и разрешил мне взять в эскадрилье самолет связи, маленький «Бюкер Юнгмайстер». Это спасло меня от утомительного путешествия на поезде.

Я могу отправиться сегодня, и послезавтра мы с Лило поженимся.

В 12.00 мой самолет поднялся в воздух, я сделал круг над аэродромом, перед тем как лечь на нужный курс — к моей невесте. Товарищи махали мне рукой. Полет доставляет мне удовольствие: чудесный летний день, а более прекрасный пейзаж трудно себе представить. Я летел сквозь облака, медленно плывущие на восток но синему небу. Небольшой двигатель храбро рвется вперед. Я снижаюсь над нолями и озерами. Крестьяне собирают урожай, детвора резвится в воде.

Скоро я увижу Лило.

Через три часа я приземлился в Пренцлау, заправился и продолжил полет к Лило. Внезапно погода испортилась. Мой маленький «бюкер» качают порывы ветра, видимость становится все хуже и хуже. Я уже не могу лететь до Позена, где собирался сделать следующую остановку. Такую погоду лучше переждать в безопасном месте. Лило совсем не захочется выходить замуж за безрассудного летчика. Я взял курс на Вернойхен и в 16.31 приземлился там под проливным дождем.

27 августа 1941 года

Я очень хотел вылететь в 6.00, но не смог получить разрешения до 8.30. Дождь моросит, не прекращаясь ни на минуту, но видимость лучше, чем вчера. Мне потребовалось почти три часа, чтобы долететь до Позена, где находится тренировочная база летчиков.

Здесь я снова долго ждал разрешения на взлет. Проклятый дождь! Все внутренние полеты запрещены по приказу метеорологов. Черт бы их побрал! Я надеялся встретиться с Лило сегодня.

Я направился к моему самолету. Учебные полеты запрещено проводить в непосредственной близости от летного поля. Семь или восемь маленьких тренировочных бипланов взлетали и садились по нескольку раз. Среди них было несколько «бюкеров».

Тут мне пришла в голову блестящая идея. Я сел в самолет, запустил двигатель и подрулил к взлетной полосе. Там один из курсантов торопливо записывал полетные данные.

Он махнул мне рукой, спросил мое имя. Конечно, он не мог узнать меня. Я сказал ему, что собираюсь всего лишь немного покружить и он может не записывать меня. Он заметил мои петлицы и, щелкнув каблуками, сказал: «Очень хорошо!» Я усмехнулся про себя, выруливая на взлетную полосу. Несколько раз взлетев и приземлившись, я помахал парню на контрольной машине. Следя за мной, он поднял зеленый флаг, давая разрешение на взлет.

Я летел низко, пока не скрылся за деревьями, оказавшись вне зоны видимости служб аэродрома. Затем я взял курс на Лодзь.

После того как я пролетел 100 километров, погода стала ужасной. Облака спустились высоты 30 метров. Видимость упала до опасного уровня, впереди была дождевая завеса. Я летел всего лишь на высоте нескольких метров, порывами ветра меня бросало из стороны в сторону. Пролетая над деревнями, я видел людей, которые, запрокинув головы, смотрели на меня. На их лицах было написано изумление.

Недалеко от Калиша я обнаружил железнодорожные пути между Бреслау и Лодзью. Видимость практически нулевая. Что бы ни случилось, я не должен терять из виду эти пути. Я вздрогнул при мысли о вынужденной посадке. Катастрофа была бы неизбежной, и меня отдали бы под трибунал. Лишение звания стало бы прекрасным свадебным подарком для лейтенанта Кноке.

Неожиданно я увидел горизонт впереди. Я вышел из зоны дождя, и тучи уже на высоте 1000 метров.

Через несколько минут я уже над Ширацем. После военных действий в Польше сюда вернулся мой отец и больше года работал начальником полиции. Лило тоже там, внизу.

Я пролетел над зданием полиции. Лило живет там вместе с моими родителями. Я поднялся выше и сделал два или три круга.

Люди вышли на улицы и смотрели на меня, чуть не свернув себе шеи. Дверь на балкон в квартире моих родителей открылась. Отец, мать и сестра вышли на балкон. За ними вышла Лило, размахивая белым платком.

Я сделал последний круг над домом, чуть не задев крышу, потом взял курс на Лодзь, где и приземлился.

Через полтора часа Лило была в моих объятиях. Когда я сказал ей, что мы сможем пожениться завтра, она не поверила своим ушам. Мои родители тоже были очень удивлены, поскольку я не сообщил им, что приезжаю.

28 августа 1941 года

Все формальности, необходимые для совершения бракосочетания, были быстро улажены утром.

В 17.00 Лило и я вышли из зала бракосочетаний мужем и женой. Наша комната в квартире похожа на цветочный магазин.

Мне больше нечего сказать об этом дне. Мы совершенно счастливы.

29 августа 1941 года

Я снова отправляюсь в полет на несколько долгих часов. Приземлялся только во Франкфурте и Шверине на дозаправку. Вернулся в расположение нашего звена в 17.00, где меня встретил горячий прием товарищей.

Незадолго до наступления темноты была объявлена тревога, и я взлетел на перехват «бленхеймов», замеченных около побережья. Нам не удалось их найти.

За последние два дня я почти забыл о войне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.