Эхо прошлых лет

Эхо прошлых лет

Клодетт застегивает блузку, начиная с нижних пуговиц. Кертнер зашнуровывает ботинки.

– Я увижу тебя снова? Наверное, уже нет? – вдруг спрашивает он.

– Этого не знаю даже я, майор.

Выражение лица Клодетт резко меняется: она вновь становится холодным профессионалом, шпионкой, которая получает наслаждение, преследуя свою жертву.

– А знаешь что, малышка? Ты ведь молодец!

– В каком смысле?

– В том, что ты так ничего о себе и не рассказала. И эта Шанель… Я должен о ней что-то узнать?

– Но ведь и ты, – откликается Клодетт, не отрывая взгляда от одежды, которую приводит в порядок, – ничего особенного не рассказал. Что же касается меня… Я должна была понять, зачем Момм встречался с вами. Концлагерь – это да, но толком вам ничего не сказали.

– Тогда прости… ты легла со мной в постель, потому что…

– Ты, наверное, подумал, что это какая-то стратегия? – рассмеялась Клодетт. – Нет, просто мне этого захотелось, и я не смогла устоять. Ты мне понравился, вот и все. А то, что из тебя ничего полезного не вытянешь, это я быстро поняла.

– Мы ведь еще увидимся?

– Не спрашивай меня об этом, не надо. Вполне возможно, я дам о себе знать. Ты симпатичный и ведешь себя как джентльмен. Не думала, что немцы бывают такие. Я знаю, как тебя найти, не беспокойся. А сейчас тебе пора, прощай.

Майор уходит. Стоя у окна, Клодетт провожает его взглядом. Затем оправляет на себе белую шелковую блузку от Шанель, пудрит носик и, накинув черный шерстяной кардиган, покидает квартиру. На этот раз ее путь лежит не на Вандомскую площадь, а в противоположную сторону. Клодетт ждут на Авеню де ля Опера.

– Ну как?

Уже темно, но на собеседнике парижанки надеты темные очки. Высоко поднятый воротник тренча скрывает лицо, видны только аккуратно подстриженные бакенбарды с проседью.

– Увы, ничего из того, что мы предполагали. Момм – тот еще хитрец. И знаешь, что я тебе скажу, Боб? Мне почему-то кажется, что полковник на самом деле знает далеко не все.

– В этом ты ошибаешься, уверен! Эта женщина непременно должна была рассказать Момму об этой затее. По одной простой причине: на данный момент полковник является для нее единственным связующим звеном с верхушкой в Берлине.

– Ну да, наверное, ты прав. Но каким образом мы поймем, когда и как они начнут действовать? Это не так-то просто.

– Знаю, что не просто. За этими тремя олухами следить больше не надо. Мы с ними только время потеряем. Теперь понятно, что их вызвали исключительно для того, чтобы освободить Андре Палас-са. Вне всякого сомнения, для женщины это очень важное мероприятие. А для нас – второстепенно и неинтересно. Мы должны сконцентрироваться на Момме. И естественно, на мадемуазель…

– Попробуйте еще раз, пожалуйста. Пожалуйста!

– Да я пробую, но мне все время отвечают, что леди Бейт нет в номере и они никак не могут ее найти.

– А вы еще звоните. Она сказала мне, что в это время непременно будет в отеле, в своем номере. Так что она там.

Вера живет в районе Пазео де ла Кастеллана. Она связалась с Клодетт накануне, чтобы предупредить ее: происходит нечто странное. По словам Веры, поначалу Коко рассказала ей, что собирается открыть бутик в Мадриде, а теперь выходит, что на самом деле ей нужно встретиться с Хором, а еще лучше – с самим Черчиллем. Леди Бейт добавила, что расскажет о подробностях позже и что будет ждать звонка от Клодетт в отеле. Именно поэтому Клодетт так настойчиво названивала ей, заставляя телефониста совершать все новые и новые попытки.

Внезапно она сдается.

– Ладно, я отправлю леди Бейт телеграмму. Могу я продиктовать вам текст?

– Да, конечно, слушаю.

– Напишите так: «Жду новостей. Точка. Когда ты возвращаешься? Точка. Мы с Бобом находимся по прежнему адресу… Точка. До скорого».

Коко шагает неторопливо. Они с Верой только что вылезли из такси и теперь идут пешком в резиденцию английского посла, могущественного сэра Сэмюела Хора. Он – близкий друг обеих женщин и, конечно, не стал отказывать им во встрече.

– Сэм, как дела? – радостно приветствует его Вера.

Коко, как обычно, ведет себя более строго:

– Очень рада снова видеть вас, сэр.

– И я рад! Итак, дорогие мои! Ну-ка объясните мне причину вашего визита и почему столько секретности вокруг этого?

Разумеется, отвечать торопится Коко:

– Сэр, мы…

– Габриель, умоляю тебя. Раньше мы были на «ты».

– Ну хорошо. В общем, речь идет о проекте, который я задумала недавно и о котором, признаюсь, поведала Вере всего несколько часов назад.

Она посвящает Хора в большинство своих планов, осуществлением которых с немецкой стороны занимается полковник Момм.

– Учитывая, в какой стадии сейчас находится конфликт, Габриель, этот план кажется мне утопией, – укачает головой дипломат. – И потом, вы ведь знаете Черчилля. Он пойдет до конца. С Гитлером он договариваться не станет. И ни с кем другим из национал-социалистического правительства Берлина – в этом я совершенно убежден. Боюсь, войне суждено идти еще долго, когда она закончится, никто не знает.

– Но мы ведь можем хотя бы попробовать поговорить с Черчиллем, – живо откликается Коко, – попытаться объяснить ему…

– Дорогая, боюсь, и это невозможно. Уинстон приехал в Мадрид в очень плохом состоянии здоровья. Врачи велели ему лежать в постели и не вставать. Ни под каким предлогом! Ему даже запретили все важные встречи, ради которых он, собственно, и приехал сюда. Не стану от вас скрывать, доктор очень обеспокоен. Он признался мне, что жизнь премьер-министра находится под угрозой.

– Тогда позволь попросить тебя об одном одолжении. Я написала письмо господину Черчиллю. Дай слово, что передашь ему это письмо, расскажешь, что мы были здесь, а также объяснишь причину нашего приезда.

– В этом можешь быть абсолютно уверена, Габриель. Как бы то ни было, надеюсь вскоре снова увидеть тебя. И тебя, Вера. До свидания.

…Августовский вечер 1944 года окрашен яркими красками заката. Габриель Шанель не виделась с Верой Бейт по меньшей мере полтора месяца. Она берет телефонную трубку и набирает ее номер:

– Приезжай, жду тебя в отеле «Ритц».

Друзья друзей уже шепнули Коко, что над ней нависла угроза ареста. И намекнули, что ее старая английская подружка приложила к этому руку.

– Габриель, не знаю, стоит ли мне приезжать… У тебя ко мне что-то важное?

– Вера, я тебе всегда во всем доверяла. Да, во время поездки в Мадрид я не предупредила тебя своевременно о том, что собиралась предпринять. Но я искренне рассчитывала на твою помощь. Я знаю, что ты меня предала, Вера, знаю, что ты была рядом со мной, а сама делилась информацией с другими людьми.

– Я тебя не предавала. Я бы никогда на это не пошла. Я просто испугалась. Это была попытка защититься самой и защитить тебя.

– Ладно, ладно. Но если ты и сейчас хочешь спасти меня, то скажи, с кем именно ты говорила в те дни.

– Габриель, не спрашивай меня об этом…

– Ты должна сказать мне это, Вера. Иначе мне будет плохо.

– Я говорила с английскими спецслужбами. И сделала это для того, чтобы они прикрывали нас. Дело было поручено Сьюзан. Да, Габриель, той самой Сьюзан. Вместе с ней работал некий Боб, но о нем я почти ничего не знаю. Выполняя задание, Сьюзан взяла себе имя Клодетт. Поверь, больше я ничего не делала.

Сьюзан – это мисс Дженкинс, дочь Боя Кейпла. Однако об этом мало кто знал. Даже сама Коко узнала случайно, спустя много лет после смерти Боя. Как известно, Бой решил поровну разделить часть денег между всеми своими любовницами. Но одной из них предназначалась вдвое большая сумма – восемьдесят тысяч франков. Вера Бейт, благодаря своей дружбе с нотариусом, занимавшимся завещанием Боя, сумела прояснить этот казус. Деньги предназначались Эйлин Дженкинс, наследнице мелкого брайтонского издателя, которая была замужем за литовским торговцем Джеронимасом Лискевичусом. Эйлин, похоже, была без ума от Боя и несколько раз пыталась уйти из семьи. Удивительным образом неожиданная беременность привела ее в чувство. Больше всего на свете она хотела стать матерью, но с законным мужем у нее ничего не получалось. Бой попытался уговорить ее сделать аборт, но безуспешно.

– Я сойду с ума, если ты отнимешь у меня возможность родить! – сказала она. – И если ты хочешь, чтобы я успокоилась и не раздувала скандал, просто отойди в сторону.

Сьюзан до самой смерти Джеронимаса Лискевичуса считала его родным отцом, но потом все-таки узнала правду. Они с матерью поселились в английском доме Дженкинсов.

Как только Вера рассказала Коко о подробностях этой не слишком приглядной истории, та решила написать Эйлин. Но оказалось, что какая-то тропическая болезнь, привезенная из путешествия по Южной Америке, убила бывшую любовницу Боя в возрасте неполных сорока лет. Тогда Коко решила связаться со Сьюзан. Вера отговаривала подругу от этой попытки:

– Не делай этого, Габриель. Боюсь, девушка росла в ненависти по отношению к тебе. Эйлин постоянно говорила ей о том, какая ты стерва, что Бой тебя никогда не любил. Ведь в то время твоя слава неуклонно росла, и Эйлин готова была на любое очернительство.

Сьюзан училась в колледже Харроу. Начало войны привело ее во Францию, где она с удовольствием стала работать на британские секретные службы, просачиваясь по их заданию туда, где зрели коллаборационистские настроения. Задание, связанное с Габриель Шанель, ее детским кошмаром, она восприняла с небывалым пылом. И все это действительно закончилось плачевно для Шанель.

– Следуйте за нами. Немедленно!

Молодые люди заметно спешат, у них серьезные лица. Они без стука ворвались в номер Коко в отеле «Ритц», любезно предоставленный ей немецкими властями. Портье пытался остановить их, но безуспешно. Поверх белого пиджака Коко успела накинуть лишь пальто из тонкой замши. Ее ведут к машине с включенным мотором, стоящей у входа в отель. Коко Шанель арестована. Она боялась этого и одновременно ждала. Впрочем, в смутные недели конца 1944 года, перед самым Освобождением, многие знаменитости пережили такой же позор.

Новость об аресте Коко распространяется стремительно. На улице Камбон об этом узнают первыми. Адриены в Париже нет – она в Клермон-Ферране, куда частенько наведывалась в годы войны.

Машина, везущая Коко, останавливается на площади Сен-Мишель. Мадемуазель препровождают в какое-то здание на второй этаж и начинают допрашивать. Следователь, ведущий допрос, – явно британского происхождения.

– Вы, наверное, понимаете, в чем вас подозревают, мадемуазель?

– Конечно, понимаю. Речь идет о моей поездке в Мадрид.

– О, прекрасно! И что вы можете нам рассказать об этой поездке? Значит, вы признаете, что работали на немецкое правительство?

– Ничего я не признаю. Я пыталась сделать все от меня зависящее, чтобы примирить враждующие стороны, я хотела мира, как и все. Но у меня ничего не вышло. Возможно, мне просто не повезло. Я не стыжусь того, что делала, уважаемый. В Мадрид меня привели мои собственные планы, немцы тут ни при чем. Естественно, их я тоже пыталась привлечь, это было необходимо. Но и в этом смысле результаты были скорее печальными.

– За вами следили наши агенты, мадемуазель. По их данным, вы часто общались с немецкими властями. Будете отрицать?

– Вы имеете в виду мои отношения с фон Динклаге? Да, мы часто встречались. По личному интересу, если так можно выразиться. Я не раз виделась и с полковником Теодором Моммом, не отрицаю. Мне порекомендовали его как человека, способного помочь мне установить контакты с Берлином, вот и все. Лучше скажите, кто ваши агенты? Сьюзан Дженкинс?

– Этого я не могу вам сказать. Но вижу, вы в достаточной мере информированы.

Сьюзан стоит за одной из дверей. Ей хорошо слышна большая часть разговора между Шанель и Бобом, которому спецслужбы поручили разоблачать коллаборационистов. Боб допрашивает Коко, а вот самой Сьюзан запретили показываться. Сунься она, и ее карьера в разведке закончена. Внезапно мимо нее проходит агент по кличке Джордж, шотландец, периодически появляющийся в их конторе. Без всякого разрешения он входит в кабинет Боба.

– Мне надо поговорить с тобой. Это срочно. Мадемуазель, прошу вас, подождите нас здесь.

Боб следует за Джорджем без всяких возражений.

– Ты должен немедленно отпустить ее.

– Что?! С чего бы это? А ты знаешь, сколько на нее собрано обвинений? Ее досье – величиной с гору!

– Я сказал, ее надо сейчас же отпустить.

– Да объясни мне наконец, какого черта? Что случилось, Джордж? Кто за ней стоит, а?!

Джордж отвечает ему простодушным взглядом:

– Кто-то да стоит. У нее полно влиятельных друзей. Но дело не в этом. У высшего командования британских спецслужб есть секретный список граждан Франции, на которых – как в политическом, так и в военном отношении – можно положиться в любой момент. Так вот, ставлю тебя в известность, что мадемуазель Габриель Шанель внесена в этот список. Так что освободи ее. Освободи немедленно! Разумеется, говорить ей причину, по которой мы ее отпускаем, не надо. И не забудь принести ей свои извинения.

Коко снова сажают в машину и везут на улицу Камбон. Возвращение Коко воспринято с явным опасением, никто не осмеливается задавать ей какие-либо вопросы об аресте.

– В чем дело? – спрашивает она ледяным тоном. – Случилось нечто, выбившее вас из колеи? Прошу всех вернуться к работе!

Спустя десять минут в дверь ее кабинета стучится помощница Мартина.

– Мадемуазель, там вас спрашивают. Это женщина, она говорит, что ее зовут Сьюзан.

– Пусть войдет.

Девушка снимает с головы платок, прикрывающий ее золотистые волосы.

– Между прочим, это Шанель. И блузка тоже.

– Я знаю, дорогая. Это же мои дети, я их не могу не узнать.

Кажется, Коко не удивлена визитом. Эту встречу она считала фатальной, и была уверена, что рано или поздно она обязательно произойдет.

– Вы ведь знаете, кто я такая и зачем пришла?

– Да, я знаю, кто ты. И поверь, это заставляет меня испытывать огромную любовь к тебе. А зачем ты пришла, я тоже могу представить. Но лучше сама скажи, так будет правильней.

– Я ненавидела вас, Габриель. Ненавидела всегда. Потому что вас ненавидела моя мать. И в принципе я понимаю, почему. Она была молода и безумно влюблена в мужчину, которого считала героем, рыцарем без страха и упрека. Я никогда не задавалась вопросом, так ли это было на самом деле. И когда мама умерла, я возненавидела вас еще больше. Как будто вы были виноваты в ее смерти, Габриель. Я жила все эти годы в Париже и искала что-то в отношении вас, к чему можно прицепиться. Когда я узнала о ваших контактах с немецким правительством, я подумала, что круг наконец-то замкнулся. Я сказала себе, что моя мать была права и что вы действительно опасная авантюристка. Но сегодня я увидела вас, мадемуазель. Впервые в жизни я была рядом с вами, буквально в нескольких метрах, но вы этого не знали.

Коко смотрит на нее с нежностью:

– А знаешь, я ведь чувствовала, что ты где-то рядом.

– Да, я стояла за дверью. Я ожидала, что вы будете вести себя, как все остальные, кто попадает в эту комнату. Они придумывают предлоги, ноют, твердят, что это заговор, притворяются, что им плохо, требуют, чтобы пришел какой-нибудь представитель властей, который сможет им помочь. А вы были само спокойствие. Я никогда раньше такого не видела. Габриель, я не знаю, виноваты вы или нет. Не мне это решать. Мы, агенты третьего уровня, понятия не имели о том, что в секретном списке британских спецслужб вы указаны как друг нашей страны. Поэтому я только сейчас понимаю, что мы просто зря потеряли время, следя за вами в течение долгих месяцев и пытаясь собрать компромат.

– Но ты ведь не за этим пришла, ведь правда, Сьюзан?

– Нет, Габриель, не за этим. Я хотела сказать, что перестала ненавидеть вас. Сегодня я внезапно поняла, что восхищаюсь вами. И сейчас я хотела бы узнать: вы ненавидели мою мать так же, как она ненавидела вас? Я пойму, если вы ответите «да»…

– Видишь ли, Сьюзан, я не думаю, что твоя мама ненавидела меня. Мы ведь никогда не были знакомы. Мы узнали друг о друге только после смерти Боя. Слишком поздно для чего-либо, даже для ненависти. Я думаю, твоя мать очень любила прекрасного мужчину, в точности такого, каким она тебе его описывала. Конечно, Бой обманывал и ее, и меня. Но это никак не повлияло на ту любовь, которую мы обе испытывали к нему. Я понимаю твою маму. Когда Бой умер, я тоже возненавидела весь мир. Возненавидела даже сильнее, чем в тот момент, когда мой отец бросил нас с сестрами в сиротском приюте на восемь лет.

– Спасибо вам, Габриель. Наверное, я пришла сюда именно потому, что устала ненавидеть.

– Твой отец, Сьюзан, был удивительным человеком. Второго такого не было и нет. Я знаю, что это говорила тебе и твоя мать. И я рада, что теперь могу сказать тебе то же самое. Гордись им, девочка моя. Гордись всегда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.