22. Судьба стула

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

22. Судьба стула

Неподалеку от нашего детского дома одноколейка, сюда приходят эшелоны из Протектората и рейха, отсюда же они уходят в Польшу. С другой стороны, Терезин – город маленький, он только из-за казарм кажется огромным, так что одноколейка всегда вблизи, где бы ты ни жил.

«Недавно мы пережили жутко тревожные дни. Несколько суток пребывали в панике, а последние две ночи вообще не ложились. От нас ушел Миша Краус… Все это выбило нас из колеи, но теперь все позади, и мы должны работать с удвоенной силой. Пора понять это и взяться за дело».

Тем же транспортом уехала мама Ирена. Кто-то из девочек нес ее чемодан. Нам, тем, кто пока еще здесь остается, запретили приближаться к зоне отправки.

Анни, Анни… Унесенная диким потоком, я все еще могу высунуть голову из воды и выкрикнуть имя. Но ты его не услышишь. Отсюда нас не слышит никто.

Иван Полак принес мне прочесть последний выпуск журнала «Камарад». «В память о друзьях, ушедших декабрьским транспортом». После отъезда Миши он ко мне часто наведывается. Сядет и молчит. Как Хелена. Кстати, и его мальчишки подтравливают.

В журнал он вложил рассказ и записку: «Дорогая госпожа Брандейсова, как вы считате, стоит ли публиковать это произведение?» Большая честь – главный редактор «Камарада» обращается ко мне за советом! Иван серьезно относится к своему детищу – собственноручно переписывает все статьи, сам все рисует – красное сердце на обложке, комиксы на задней странице, картинки к стихам и романам с продолжением.

Название рассказа «Судьба стула» вызвало в памяти бидермейеровские стулья в квартире Полаков. Мягкие, пузатые сиденья вишневого цвета…

«В общем-то я – обычное сиденье, изготовленное в столярной мастерской в Праге много-много лет тому назад, в золотые времена, еще до Первой мировой войны. Нас было множество одинаковых братьев, и разошлись мы по ресторанам и гостиным.

Долгое время я стоял в витрине и наблюдал за движением на столичной улице. Иногда около меня задерживались дамы в длинных или коротких, широких или узких платьях – как предписывала мода – и с восхищением на меня глядели».

Иван тоскует по своей красавице маме. Госпожа Полакова живет в терезинском доме для умалишенных, детей туда не пускают. Может, и правильно делают. Он бы ее не узнал.

«…Там провел я долгое время, пока меня не продали и не отнесли в квартиру, где я украшал собой парадные покои. Там я промучился много лет. В полумраке, среди тяжелых штор, мне снился прекрасный лес, где я родился».

Это квартира Полаков в Находе, с тяжелыми шторами и видом на гору, покрытую лесом.

«Одна у меня была радость – когда приходили гости. Всегда услышишь что-то новое, интересное, чему-нибудь научишься».

Помню, сколько было радости, когда я к ним пришла! Как мы с Иваном и Мишей лепили персонажей из «Острова сокровищ»! Размышляли, как сделать из пластилина просмоленную косичку, торчащую над воротом засаленного синего кафтана, как вылепить «засаленность»…

«Там я пережил войну; а после войны стали раздаваться недовольные голоса – квартира маленькая, архитектура несовременная… Словом, мне дали понять, что я некрасивый и несовременный, так что пришлось переехать в коммунальную квартиру. Там мне стало совсем плохо, и меня охватила тоска. У мальчика с реденькими волосами, младшего в семье из четверых, были свои игры, и он играл в них, но как! Вы бы поняли это, заглянув в его серый чемоданчик, в котором были аккуратно сложены вещи: футбольная форма, наколенники, налокотники, эластичные спортивные штаны и защитные очки. И все это хозяин чемодана напяливал на мои ножки, спинку и сиденье.

Я был сломлен душевно и физически. К счастью, подошел к концу и этот тяжкий период моей жизни. Хозяева уехали (с мальчиком и с чемоданом), а я со всей обстановкой остался в квартире до тех пор, пока какие-то люди не пометили меня мелом и не увезли на склад».

Какие-то люди – это оценщики; они помечали крестами вещи, подлежащие вывозу. Вещи теряли свои места еще до того, как потеряли хозяев. Через это прошли все депортированные. Но каково было детям видеть весь этот разгром! Вот откуда на рисунках детей носильщики со шкафами на спинах, волокущие за собой стулья… Удивительно, я никогда об этом не задумывалась.

«Снова долгое ожидание. Снова неприятные замечания о моей старомодности. Потом меня погрузили в поезд и отправили в Терезин, где определили в комнату для судебных заседаний.

Я все еще неплохо выглядел и служил удобным сиденьем. За слушанием увлекательных судебных разбирательств время бежало быстро. Мне нравилась эта спокойная жизнь. Ножки стула, уже не стянутые эластичными штанами, перестали болеть. Однако счастье было недолгим. Вокруг начался какой-то тарарам, добрались и до меня – я ощутил это всем телом. Меня таскали из угла в угол, я весь покрылся синяками. Из комнаты, где я был, вынесли мебель, поставили туда другую – жуткое дело. Кончилось тем, что какой-то парень положил меня в телегу и привез сюда. Оказалось, что в этой комнате живет сын моих бывших хозяев! Узрев знакомый серый чемоданчик, я оцепенел от ужаса. Я страшно боялся возвращения пыток, но, к счастью, мальчик меня не узнал и, надеюсь, не узнает.

Вот и вся моя история. Прошу тебя об одном – пока я в этом доме, не рассказывай ничего ребятам».

Что же это за «сын бывших хозяев», которого так боится Иван?

«Стул умолк, и, сколько я ни пытался задавать ему вопросы, ответа не последовало. Выполняя его волю, я держал эту историю в тайне, но теперь, когда мы обменяли этот стул на другой, я решил рассказать обитателям нашего дома о тяжелой судьбе, постигшей коричневый стул. В завершение прошу: обращайтесь с ним уважительно. Иван Полак».

Этого мальчика я люблю наравне с Моцартом. Глупая мысль. Но раз она случилась…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.