25 Тьма и бездна

25

Тьма и бездна

Весной 1913 года Гудини закончил выступления в Бухаресте и поспешил в Штаты, в «Рут Гарден».

В это время он выступал с номером «Двойные объятия смерти». Его запирали в бак с водой, а бак ставили в запертый ящик. Неудача сулила Гарри гибель.

По крайней мере, двое других артистов теперь показывали номер с молочной флягой и, по мнению Гудини, на этом пятачке становилось тесновато. Надо было изобретать что-то новое, и Гарри решил вставить бак в ящик, крышка которого запиралась висячими замками. Идею эту он вынашивал с 1908 года, когда построил свою первую молочную флягу.

Мы не знаем, был ли заполнен водой второй сосуд-использование деревянного ящика, похоже, исключает это. Неизвестно также, был ли бак перевернут вверх дном, и имело ли днище какой-то секрет.

Контракт в «Рут Гарден» был расторгнут на три недели раньше срока: Гарри надо было пожить с матерью, которая, видимо, начала испытывать гнет своих лет.

18 июля Гудини должен был начать выступления в Копенгагене. Он тянул до последнего момента и 8 числа сел на пароход «Кронпринцесса Сесилия». Отъезд, описанный Беатрис Гудини, представлял собой волнующее зрелище.

Люди на пристани стали свидетелями необычной сцены. Гудини обнимал маленькую старую женщину, облаченную в черный шелк: он шел к трапу, потом возвращался, чтобы снова поцеловать ее. «Эрик, возможно, когда ты приедешь домой, меня уже не будет,»— говорила она. Ей было семьдесят два, и она уже не чувствовала в себе прежних жизненных сил. Очевидно, Гудини не мог уехать, не утешив ее и не выразив своей признательности. Наконец она велела ему идти. Гудини, повернувшись к толпе, сказал: «Смотрите, моя мама прогоняет меня от себя». «Нет, нет!» — запротестовала она, — но тебе пора. Езжай и быстрее возвращайся ко мне».

Он был последним, кто взошел на борт перед самым подъемом трапа.

Прощаясь, миссис Вейсс попросила своего Эрика привезти ей пару меховых тапочек. Он не забыл об этом, но ей не довелось их надеть.

Тот сезон Дэш провел дома, выступая в Эстери-Парк. Мамаша Вейсс пришла на представление, и там с ней случился удар. Дэш сразу телеграфировал Гудини в Гамбург. Гарри был еще в море, когда умерла его мать. Телеграмма не дошла до него, и ее переслали в театр в Копенгаген. Когда Гарри, наконец, прочел ее, он был потрясен. Бесс быстро собрала два маленьких чемодана, и они отправились в германский порт, чтобы сесть на пароход. Коллинз остался улаживать скандал, вызванный срывом контракта, что в Дании считалось серьезным нарушением закона. Коллинза посадили в кутузку и держали там, пока директор театра не уразумел, что случилось.

30 июля Гудини стоял на кладбище, у могилы матери и отца. Теплые меховые тапочки Гарри положил ей в гроб.

Весь август Гарри практически каждый день проводил на могиле, разговаривая с матерью, словно она все еще могла слышать его. Он был безутешен, не мог спать, то и дело звал мать по ночам. По Бродвею поползли слухи, что он сошел с ума от горя.

Прежде чем отправиться в Европу, чтобы продолжить гастроли, Гарри в последний раз посетил могилу матери. В последующие годы он редко покидал Нью-Йорк, не сказав «до свидания» маме. А возвращаясь, первым делом брал такси и мчался на кладбище, даже не заглянув домой.

В середине сентября он был в достаточно хорошей форме, чтобы начать выступать в Нюрнберге. К этому времени он уже собрал все письма матери, начиная с 1900 года, и перепечатал их по-английски, чтобы перечитывать.

На премьере в Нюрнберге он впервые показал свою знаменитую камеру для пыток водой. Принцип трюка был гениален, но рукоплескания оставили Гарри равнодушным. Он лишь поклонился и поспешно ушел в уборную, где на несколько часов впал в горестное оцепенение. Смерть матери свела на нет радость от его собственной победы над смертью.

22 ноября он писал Хардину из театра Алхамбра в Париже: «Мой дорогой брат Дэш. Получил твое письмо из Бостона. Ты, конечно, работал там довольно часто. Экономь деньги, и тебя не будет заботить, вернешься ты туда или нет. Относительно дней рождений. Буду ли я отмечать свой 6 апреля? Мне больно — думать, что я не могу обсудить это с милой мамочкой. Она всегда поздравляла меня 6 апреля, так что этот день я и буду считать днем своего рождения.

Дэш, это тяжело и, похоже, выше моих сил. Иногда все вроде нормально, но стоит остаться в одиночестве, и на меня опять накатывает.

Время лечит раны, но много времени должно пройти прежде, чем забудется страшный удар, который мама хотела отвести от меня. Я работаю над несколькими новыми вещами, и как только что-нибудь получится, дам тебе знать.

Провел чудесный месяц, хотя в делах спад. Но я, не волнуюсь, у тебя и у твоей семьи все хорошо. Привет от Бесс. Ей почему-то последнее время недужилось. Может, все надоело? Помнишь ли ты ту историю? Я никогда не забуду ее. Дай знать о себе. Когда; тебе будет удобно. Твой брат, Гарри Гудини».

Это письмо интересно тем, кто изучает «Гудиниану», по нескольким причинам. Итак, 6 апреля не был… его настоящим днем рождения. Значит, истинной да-; ты Гарри не знал. Он намекает на то, что миссис Вейсс знала о разладе в семье перед отъездом Гудини в Данию, ничего не сказала ему во время их последней встречи, щадя его чувства. Из письма видно также, какие теплые чувства Гарри испытывал к Хардину.

(Интересно, что Гудини не упоминает камеру для пыток водой, которую он в своих записях обозначает ^; буквами «в.д.» (вверх дном). Возможно, в то время он еще не оценил важности их с Коллинзом разработки.

Камера стала номером, от которого зрители, казалось, никогда не уставали. Гарри показывал его год за годом «под занавес» представлений- Старые трюки тоже вошли в трехактное вечернее шоу, которое стало его лебединой песней. Ни один Другой помер всемирно известного артиста не вызывал столько пересудов среди непрофессионалов и таких жарких споров среди иллюзионистов.

Существовало, по крайней мере, две модели этого устройства. У первой был стеклянный фасад и металлическое крестообразное покрытие. Вторая модель находится сейчас в коллекции Сиднея Раднера. Интерьер виден полностью. Она сделана из красного дерева, рама для стеклянной панели — стальная. Все сооружение весит около тысячи семисот фунтов. В комплект входят пять футляров, обитых плюшем, наподобие тех, в каких хранят дорогие дуэльные пистолеты. В них укладывались боковины, днище, задняя стенка, специальная верхняя рама с наклонными панели, которые удерживали голени Гудини, когда его переворачивали вниз головой и опускали в наполненную водой камеру. Есть специальная упаковочная клеть для металлической передней части со стеклянным окном, другая — для запасного стекла, в третью упаковывались металлические листы, устилающие камеру, и тонкие металлические полоски, которые предохраняли стекло с внешней стороны. В обычном ящике помещались блоки, различные инструменты и веревки для подъема, ярды резины для «печатей» и болты, которыми скреплялась камера.

Когда Гудини попадал внутрь, бронзовые засовы закрывались, запиралась крышка. Висячие замки, принесенные зрителям, запирали скобы.

Зрители видели, как Гудини висит в воде вниз головой. Занавес задерживали. Толпа ждала три минуты, в продолжении которых оркестр играл «Ныряльщика». Затем из будки выходил Гудини. С него стекала вода. На лице — притворно усталая улыбка.

Никто и по сей день не знает, как же он освобождался. Раднер, показывая мне знаменитую камеру, которую он приобрел у Хардина в 1943 году, сказал, что никогда не наполнял ее водой. Резиновые прокладки с годами испортились. Если в будущем он когда-нибудь заменит прокладки, соберет камеру, как она собиралась для представлений Гудини, и наполнит ее водой до самого верха, то, наверное, сможет сделать интересное открытие. Лично мне кажется, что весь секрет заключается в том, что вода достигает строго определенного уровня: на шесть дюймов ниже верхней панели. Во всяком случае, камера сделана по росту Гудини. Раднер, высокопрофессиональный мастер освобождения, слишком высок для нее. Но, как знать, быть может камера так и не позволит открыть свою тайну?

Весной и в начале зимы 1913 года Гудини выступал уже без прежнего огонька. Большую часть свободного времени он писал поэмы, посвященные их матери. Те, что удавалось опубликовать, он посылал своим друзьям.

В декабре Гарри Дэй мог подписать для Гарри хорошие контракты, но тот слишком тосковал, чтобы работать. Они с Бесс на месяц отправились в Монте-Карло. Бесс надеялась, что Гарри немного забудется, и впервые не ворчала, видя, как он сорит деньгами. Однако даже азартные игры не влекли его. В первый вечер в Монте-Карло он выиграл тысячу пятьсот; франков, но так и остался мрачно подавленным. Лишь на другой день после посещения могил самоубийц

Монте-Карло, настроение у него немного поднялось.

Гарри сделал подробные заметки и описал могилу, в которой была похоронена супружеская пара, совершившая самоубийство.

(К началу нового года виски его поседели. Бесс; считала, что так он выглядит более солидно, и Гудини был полностью с ней согласен. Он пошел к фотографу и снялся несколько раз.

Наступающий 1914 год нес с собой большие перемены, которые нарушили прежнюю размеренную жизнь. Когда полчища Кайзера двинулись на Бельгию, весь ритм жизни планеты, казалось, ускорился. И теперь надо было действовать быстро: публике надоело ждать по полтора часа, пока скрытый занавесками Гудини выберется на волю. Зрители становились нетерпеливыми. Трудные и длинные номера, такие, как мокрые простыни, уже не годились для сцены. Однако у Гарри были в запасе и более эффектные трюки. Один журналист как-то назвал его «человеком, проходящим сквозь стены». В новом сезоне; Гудини задумал сделать именно это. Или, во всяком случае, нечто очень похожее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.