Глава четвертая Брянский выступ

Глава четвертая

Брянский выступ

В свою родную часть в городе Стрый сержант Калашников уже не вернулся. По дороге из Ленинграда на небольшой станции под Харьковом он отстал от своего поезда и неожиданно встретился с однополчанином — командиром своего танка.

М. Т. Калашников:

«Где-то на подъезде к Харькову наш поезд остановился на одной из станций. После проверки документов несколько человек, в том числе и я, вышли на платформу. Проводник нас предупредил, чтобы были внимательны и не отстали от поезда — тот может тронуться в путь в любую минуту.

Перед поездом на перроне собралось много военных. Шла посадка в вагоны. Все спешили поскорее занять места, говорили громко, нередко что-то кричали друг другу. И вдруг среди этого шума я услышал знакомый голос. Оглянувшись, увидел на соседнем пути грузовой состав, на открытых платформах которого сквозь брезент просматривались очертания танков. На одной из платформ стоял крепыш, старшина сверхсрочной службы — наш командир танка, любивший слушать бой часов с луковицу величиной, доставшихся ему от деда — солдата Первой мировой войны. Я окликнул старшину и тут же бросился к платформе. Мы крепко обнялись. Ошеломленные столь неожиданной встречей, мы долго не могли прийти в себя и лишь хлопали друг друга по плечам.

Оказалось, что механики-водители нашей части незадолго до войны выехали на Урал для получения новой техники — тех самых танков Т-34, на которые мы с восторгом смотрели во время летних маневров в прошлом году. Поскольку в нашем экипаже на мое место механика-водителя никого не назначили, ожидая моего возвращения, то отправили на завод командира танка. Война застала моих однополчан в дороге. На этой небольшой станции под Харьковом им предстояло влиться во вновь формируемую танковую часть.

Пока я обнимался с сослуживцами, мой поезд отошел от перрона. В вагоне остались лишь шинель и чемодан… Однако горевал я недолго. Документы — при мне. Рядом — товарищи».

…Другие боевые товарищи Калашникова из состава 12-й танковой дивизии 27 июня получили боевой приказ немедленно выдвинуться в направлении Козин, Верба и Дубно с задачей захватить Дубно и прикрыть с юго-востока выдвижение 8-го мехкорпуса в этом направлении. Как свидетельствуют архивные документы, в распоряжении дивизии было всего 25 тяжелых и средних машин. Так что нелегко пришлось воинам-танкистам в те дни. Калашникова судьба тогда отвела, может быть, и от гибели, но не избавила от фронтового лиха, которого и он сполна хлебнул, только несколько позднее, уже в боях на Брянском выступе.

А под Харьковом в начале войны на базе 615-го запасного танкового полка шло формирование отдельных танковых батальонов для фронта. Очевидно, именно туда в последних числах июня 1941 года попал отставший от поезда Михаил Калашников. В составе команды из 82 человек под руководством старшего лейтенанта Ващука с 22 по 31 июля он находился в 20-м учебном танковом батальоне в должности командира танка в городе Горьком. Всего в команде было 13 командиров танков, в том числе А. А. Васильев, И. Н. Майборода, Г. Е. Чиженок, П. М. Шевчук, И. А. Венжега, И. К. Левченко, А. Ф. Рязанов, И. И. Шумаров, П. С. Борматов, Е. Ф. Завьялов, Д. П. Поливода, Г. Ф. Малиновский.

В действующую армию Калашников влился в составе учебной команды в начале августа и был назначен командиром танка Т-34 в 3-ю роту 1-го танкового батальона с одновременным присвоением звания старшего сержанта. Командиром роты был лейтенант Нилов. В роте было 35 человек и 7 танков. Среди сослуживцев — командиров танков — Рязанов, Завьялов, Малиновский, Шумаров и Поливода. Механиком-водителем у Калашникова был М. С. Лихачев, наводчиком — М. И. Седов, стрелком-радистом — И. В. Шафер[9].

216-й отдельный танковый полк, в составе которого пришлось воевать Калашникову, входил в 108-ю танковую дивизию Брянского фронта под командованием полковника Сергея Алексеевича Иванова. Военным комиссаром дивизии был бригадный комиссар Петр Григорьевич Гришин, а начальником штаба — подполковник Николай Иванович Лашенчук. Как свидетельствуют документы, 108-я танковая дивизия была сформирована 10 июля 1941 года и в состав действующей армии входила с 15 июля по 2 декабря 1941 года.

Разворачивали дивизию весьма спешно на базе 119-го танкового полка и отдельного батальона связи 59-й танковой дивизии, которая в свою очередь прибыла с Дальнего Востока в район подмосковной Кубинки. Доукомплектование проводилось в районе села Акулова. В качестве мотострелкового полка дивизии был придан корпусный мотоциклетный полк расформированного 26-го механизированного корпуса.

Из 102-й танковой дивизии прибыл артиллерийский дивизион 76-мм орудий, на основе которого началось развертывание артиллерийского полка противотанковой обороны. Разнобой и неупорядоченность прибытия различных подразделений, их неравномерное укомплектование личным составом предопределили длительную невозможность боевого использования 108-й танковой дивизии.

Командиром 216-го танкового полка был майор Александр Андреевич Морачев. В дивизию также входили 217-й отдельный танковый полк (командир — майор Павел Семенович Кравченко), 108-й мотострелковый полк (командир — подполковник Станислав Игнатьевич Орлик), артиллерийский полк (командир — майор Н. П. Ткачев), отдельный разведывательный батальон (командир — капитан Дубман) и отдельный зенитный дивизион (командир — капитан И. В. Храмов).

Перед тем как бросить части дивизии в бой, состоялись интенсивные занятия по боевой подготовке. Шло сколачивание личного состава подразделений, экипажей, отрабатывалась тактика боя. Подготовленный в 20-м учебном танковом батальоне экипаж старшего сержанта Калашникова выделялся отличной боевой выучкой, поскольку Михаил хорошо усвоил методики еще в танковой школе в городе Стрый.

В соответствии с решением начальника Генерального штаба РККА Г. К. Жукова в районе Брянска была создана группировка советских войск. К 1 августа 1941 года 108-я танковая дивизия вошла в состав соединений фронтового подчинения Резервного фронта, сформированного для объединения действий на ржевско-вяземской линии обороны. 16 августа 1941 года был образован Брянский фронт, и 108-я танковая дивизия перешла в подчинение его 3-й армии. В этот же день в брянские леса прибыл командующий фронтом генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко.

По замыслу Ставки Верховного главнокомандования Брянский фронт призван был не только «уберечь Брянск», но и остановить танки немецкой армии под командованием Гудериана, рвущиеся к Москве.

Овладев в начале августа Смоленском, немецкие танки неожиданно повернули на юг, навстречу 1-й танковой группе фон Клейста. В результате этого к середине сентября 1941 года в немецкое кольцо попала вся Киевская группировка советских поиск. Через месяц та же участь постигла и армии Брянскою фронта. 30 сентября началась операция «Тайфун»: 2-я танковая группа армии Гудериана повернула на северо-восток — в обход брянских лесов — и вышла в тыл фронта. 2 октября по всему Московскому направлению немецкие армии перешли в широкомасштабное наступление. Москва оказалась в осадном положении. В районе Вязьмы, севернее и южнее Брянска в окружение попали сразу семь советских армий.

Если заглянуть в центральные газеты за август 1941 года, например в «Комсомольскую правду», «Красную звезду», «Правду», в литературно-художественный журнал «Красноармеец», то просто диву даешься. В большинстве статей и заметок — ничем не оправданный оптимизм и ободряющий тон. На рисунках — наши самолеты кромсают вражеский аэродром, наши танки лихо поражают немецкие. Именно тогда поэт-песенник Лебедев-Кумач написал новый текст к песне о грех танкистах:

Расскажи-ка, песенка-подруга,

Как дерутся с черною ордой

Три танкиста, три веселых друга —

Экипаж машины боевой.

Не одну немецкую гадюку

Укротили силой огневой

Три танкиста, три веселых друга —

Экипаж машины боевой.

Пройдет еще несколько дней, и Брянский фронт, изо всех сил сдерживавший гитлеровцев, неистово рвавшихся к столице, будет просто-напросто растерзан с тыла гудериановскими танками. И где-то в болотах у реки Рессеты последний свой бой примут бойцы и командиры, еще недавно читавшие эти газеты. Одним из них был также и наш танкист — старший сержант М. Т. Калашников.

Воздавая должное маневренности советских танков, их вооружению, защищенности экипажа броней от пуль немецких автоматчиков, Калашников вместе с тем с горечью вспоминает те трагические события:

«Наши пехотинцы зачастую были вооружены только старыми трехлинейными винтовками Мосина или огнеметами, из которых можно было выстрелить всего два-три раза. Практически они были безоружны перед хорошо обученной и вооруженной фашистской армией. Потому нас, танкистов, и бросали преимущественно туда, где туго приходилось пехоте: бесконечные марши, удары во фланг, короткие, но ожесточенные атаки, выходы к своим».

21 августа на направлении Жуковка — Почеп сосредоточились части 47-го механизированного корпуса противника (18-я и 17-я танковые и 29-я моторизованная дивизии). Одновременно немцы силой до трехсот танков и двух полков мотопехоты повели наступление на Почеп и к исходу дня овладели им. Положение на правом крыле фронта и в центре становилось все более угрожающим. Видя успехи своей армии, Гитлер возбужденно говорил своим генералам: «Сейчас нам представится благоприятная возможность, какую дарит судьба во время войны в редчайших случаях. Огромным выступом почти в триста километров расположены войска противника, с трех сторон охватываемые немецкими группами армий».

В это время советское командование предпринимает переброску войск. Так, 22 августа 108-я танковая дивизия после стокилометрового ночного марша сосредоточилась в районе деревни Ольховка Орловской области (ныне — Выгоничского муниципального района Брянской области). Она была укомплектована 185 танками, в том числе 121 — Т-26, которые производились по купленной у англичан лицензии на легкий танк «Виккерс Е», 11 тяжелыми танками «Климент Ворошилов», 23 огнеметными танками «ХТ» и 30 легендарными «тридцатьчетверками».

3-я немецкая танковая дивизия потеснила советские части 143-й стрелковой дивизии и захватила город Новгород-Северский, мост через реку Десну и плацдарм на ее юго-восточном берегу. Сюда срочно были брошены войска генерала С. С. Бирюзова. Была предпринята попытка нанести фланговый удар по наступающим в сторону Стародуба немцам. Парируя этот удар, противник 23 августа сам перешел в наступление на южном направлении силами 3-й и 4-й танковых дивизий, а также 47-го танкового корпуса.

М. Т. Калашников:

«Сейчас трудно припомнить каждый боевой эпизод… Наш батальон воевал порой даже непонятно где: то ли в тылу врага, то ли на передовой… Разведку часто приходилось проводить собственными силами».

Чтобы доподлинно восстановить участие Калашникова в боевых действиях на Брянском фронте, пришлось обратиться к ряду архивных документов, в первую очередь к материалам Центрального архива Министерства обороны РФ. Именно они, драгоценнейшие свидетели того времени, сосредоточенные в фонде 3055, позволили максимально воссоздать картину боев 108-й танковой дивизии. Становится ясно, сколь сложными были дни и месяцы начального периода Великой Отечественной войны для всего личного состава дивизии, в том числе и для будущего конструктора, а пока — командира танка, старшего сержанта Михаила Калашникова.

28 августа 1941 года по прямому проводу командир дивизии получил предварительное распоряжение, а в 20.00 — боевой приказ военного совета Брянского фронта на выдвижение из Ольховки в новый район. Дивизии было предписано совершить ночной марш в направлении Новгорода-Северского, сосредоточиться в лесах в районе Ореховский, Половецкий, Калиновский, окружить и впоследствии уничтожить прорвавшегося противника. Объектом удара была 3-я танковая дивизия армии Гудериана с приданными ей мотомеханизированными частями, сумевшая переправиться через реку Судость в районе Почепа.

В 21.00 108-я танковая дивизия выступила и к 16.00 29 августа сосредоточилась в указанном районе. А в 18.00 был получен приказ командующего фронтом на выполнение боевой задачи в составе подвижной группы генерала А. Н. Ермакова. В эту группу также входили 141-я танковая бригада, бывшая 110-я танковая дивизия и 4-я кавалерийская дивизия. Однако дивизия начала выдвижение только в 6.00 следующего дня, так как батальон, занимавший оборону, задержался с выступлением.

Исходя из приказа командующего фронтом, командир 108-й танковой дивизии полковник Иванов решил главный удар наносить в направлении Груздова — Романовка — Погар — Гринево — Дохновичи — Ново-Млынка — Воронок — Железный Мост — Машево — Шостка. Далее он намерен был, прикрываясь с севера мотострелковым полком (без одного батальона), с двумя дивизионами артиллерийского полка и ротой Т-40 следовать по маршруту Каружа — Мосточная — Магор — Карбовка — Чеховка — Белевая — Посудичи — Журавихи — северная окраина Гринево — Дохновичи. Предстояло форсировать реку Судость в районе Белевая. Главные силы (ударная группа) в составе 216-го танкового полка (5 КВ, 32 Т-34,25 Т-40, головной эвакуационный пункт) планировалось вывести по маршруту: восточная окраина Половецкий — восточная окраина Каружа — Мосточная — Бобовня — Огородня — Брусничный — Покровский — Романовка — северная окраина Погар — Калиновка — южная окраина Гринево — южная окраина Дохновичи. Район сосредоточения — лес южнее Дохновичи. Переправа главных сил планировалась в районе Посудичи.

Однако выдвижение дивизии происходило очень медленно. Противник без особых усилий сбил со своих позиций на реке Судость вновь сформированные и необстрелянные дивизии 3-й армии, вынудив их беспорядочно отходить. Соотношение сил было 5:1 в пользу немцев. Для советских войск это была сложнейшая наступательная операция со всеми вытекающими при таком перекосе сил последствиями, длившаяся в общей сложности две недели — с 30 августа по 12 сентября.

При этом 108-я танковая дивизия находилась в крайне невыгодных тактических условиях. Ее правый фланг был обойден танками противника, и дивизии, отрезанной от основных путей подвоза боеснабжения, пришлось вести бои фактически с перевернутым фронтом на восток и северо-восток. Несмотря на это, соединение непрерывно сражалось около пяти суток и серьезно замедлило темпы продвижения противника к Трубчевску.

30 августа в 6 часов утра 108-я танковая дивизия начала выступление. При подходе правой колонны к западной окраине Карбовки и левой колонны — к Покровскому немецкая авиация совершила 50-минутный налет на части дивизии. В результате от правой колонны были отрезаны два дивизиона артиллерийского полка и 3-й батальон мотострелкового полка; от левой колонны — одна рота 1-го мотострелкового батальона и головной эвакуационный пункт.

В 16 часов передовой отряд (стрелковая рота, два 76-мм орудия, взвод Т-40) вступил в бой с танкистами 17-й танковой дивизии гитлеровской армии при подходе к селу Романовка. К исходу дня танкисты захватили лесной массив восточнее села Чеховки. 216-й танковый полк был сосредоточен в кустарнике в двух километрах севернее Романовки. В нем были главные танковые силы — три КВ, 32 Т-34 и 20 Т-40.

В 18 часов полковник Иванов решил атаковать противника силами двух танковых взводов (3 КВ и 3 Т-34) с целью овладения Романовкой. Однако атака была неудачной, и село осталось у противника.

Для исправления положения 216-й танковый полк был переброшен северо-западнее Романовки и атаковал противника в районе леса на высоте 182.8. Однако артиллерийским огнем и ударами авиации танковая атака была остановлена. В 19 часов немцы перешли в контратаку и отбросили 216-й танковый полк в исходное положение. Стрелковая рота передового отряда, подвергшаяся авиационному налету, вынуждена была отойти. Серьезная угроза нависла над находившимися в 2–2,5 километрах севернее Романовки командным пунктом и штабом дивизии.

Но командованию дивизии удалось организовать должное сопротивление. В конечном итоге контратака противника была отбита. Вот только под беспрестанными немецкими бомбежками танки командира и комиссара дивизии были загнаны в болото. В результате этого боя авиацией противника были повреждены половина всей артиллерии и девять транспортных машин дивизии. Артиллерийским огнем сожжены один КВ, три Т-34, пять Т-40.

Внушительными были и потери противника за 30 августа: разгромлен штаб полка СС, уничтожено 12 машин штаба, захвачено 6 пленных, 8 орудий, документы; уничтожено 500–600 человек и подбито 4 танка.

Непосредственно 216-й танковый полк уничтожил 5 танков противника (в том числе прямым попаданием), 5 автомашин, 3 цистерны с горючим и до роты пехоты гитлеровцев. Потери полка составили три легких танка Т-40, которые попали на минное поле. Два из них получили серьезные повреждения. От разрыва мин погиб лейтенант и ранен красноармеец.

Как свидетельствуют архивные материалы ЦАМО (ф. 3055, оп. 1, д. 2, л. 26), группа из четырех хорошо замаскированных танков Т-34 вела огонь с опушки леса по 20–25 наступающим танкам противника. В этом бою был поражен танк командира взвода лейтенанта Мельникова. Возможно, именно об этом бое вспоминает М. Т. Калашников:

«Многое в те тяжелые дни зависело от умения, выдержки, тактической сметки командиров. Подавая личный пример мужества в атаке, стойкости в обороне, они сплачивали нас на решительные действия.

Помню, как однажды наш лейтенант приказал мне залезть на высокое дерево и попытаться рассмотреть вражеские позиции. Взобравшись на достаточную высоту, я увидел, что немцы совсем близко. Так близко, что мне не удалось остаться для них незамеченным — меня сразу же стали обстреливать. Пули засвистели рядом со мной, срезая ветки дерева и осыпая листву. От неожиданности и испуга я так быстро заскользил по стволу, что в считаные секунды оказался на земле. Да, неприятно было ощутить себя живой мишенью!.. Ведь мы, танкисты, чувствовали себя гораздо уверенней и безопасней в танке, хотя и видели часто, как те горят, превращаясь в бесформенную груду металла…»

В 6 утра 31 августа немецкие танки при поддержке авиации и пехоты предприняли сильную контратаку на 108-й мотострелковый полк в направлении Чеховка и Карбовка. Из Романовки, около леса, у высоты 182.8 был атакован 216-й танковый полк. Это было началом крупнейшего в начальный период Великой Отечественной войны танкового сражения. Произошло оно в 20 километрах западнее города Трубчевска. С немецкой стороны участвовало 300 танков. В результате к вечеру 31 августа части 108-й танковой дивизии оказались в окружении.

М. Т. Калашников:

«…Танкисты были вооружены только пистолетами ТТ.

Бесконечные марши, удары во фланг, короткие, но ожесточенные атаки, выходы к своим. Бросали нас преимущественно гуда, где туго приходилось пехоте.

…Помню, шли бои на дальних подступах к Брянску, и будто вновь слышу голос командира роты:

— Калашников, остаешься за командира взвода. Будем прикрывать правый фланг стрелкового полка. Внимательно следи за моей машиной…

Рота вышла на опушку леса. Земля исполосована рубцами гусениц. Эти следы оставили мы, танкисты, утром, участвуя в контратаке. Бой тогда был коротким. Командир умело маневрировал огнем и машинами. Благодаря этому нам удалось быстро отсечь немецкую пехоту от танков, поджечь несколько машин.

И вот фашисты днем снова предприняли атаку на господствующую высоту: восемь танков неторопливо двигались на позиции нашей пехоты. Находясь в танковой засаде, мы выжидали, стараясь не обнаружить себя. Чужие бронированные машины накатывались волной. Казалось, еще немного — и они достигнут вершины высоты. Мой механик-водитель не выдержал, по внутренней связи выдохнул:

— Что мы стоим, командир? Сомнут же нашу пехоту…

И тут поступила команда: зайти фашистским танкам в тыл. Стремительный рывок из засады, залповый огонь из пушек — и несколько немецких машин загорелось. Вражеская пехота, не успев отойти, полегла под пулеметным огнем. Мы убедились, насколько расчетливо поступил командир роты, не рванувшись в бой раньше времени.

Я старался не упустить из виду танк командира роты. А он неожиданно круто развернул назад. Сделал это командир решительно, быстро, уверенно. Очевидно, заметил, что немцы бросили в бой еще одну группу танков, пытаясь ударить во фланг и тыл.

Снаряды уже ложились рядом с нашими машинами, когда мы повторили тактический прием командира роты: вслед за ним мы на скорости скатились назад и скрылись в ложбине за высотой. Командир роты не только увел нас из-под огня противника, но и сумел вывести наши машины во фланг вражеским танкам. Получилась своеобразная карусель, в которой максимальные потери несли фашисты: их танки, то и дело вспыхивая чадными кострами, выходили из боя один за другим.

Но так было не всегда. Случались и обидные поражения, и горькие потери. Мы теряли товарищей, командиров, экипажи пополнялись новыми людьми. Словно в калейдоскопе, менялись лица, имена…

В один из дней мы получили приказ занять исходный рубеж в густой роще, хорошенько замаскироваться и быть в готовности к контратаке. Когда все работы по маскировке закончили, я решил проверить, как приготовлен к бою пулемет ДТ (танковый пулемет Дегтярева. — А. У.). Не обратив внимания, что подвижные части пулемета находились на боевом взводе, вытащил соединительный винт, и… тут началась самопроизвольная стрельба. Она могла бы дорого обойтись экипажу, и в первую очередь его командиру, если бы нас не прикрыли своим огнем от появившихся немцев соседи».

Во время боев 31 августа была потеряна связь с мотострелковым полком. В район его нахождения вместе с танковым полком был направлен начальник оперативного отдела дивизии майор Бокарев с приказом удерживать занятые там позиции, отходить только по сигналу, район сбора — северная опушка леса 600–700 метров южнее Карбовки. После получасового артиллерийского огня с целью прикрытия наших танков командиру танкового полка был отдан приказ отходить. Мотострелковый полк в течение дня продолжал отражать атаки противника из Чеховки и Карбовки. Понесший потери 216-й танковый полк отошел в лес южнее поселка Покровский.

31 августа части дивизии потеряли 1 танк КВ, 11 Т-34 и 8 Т-40. Противник — 22 танка, 6 противотанковых орудий и 8 орудий среднего калибра. В журнале боевых донесений штаба дивизии за 31 августа записано: пропал без вести командир дивизии полковник С. И. Иванов. В ночь с 1 на 2 сентября он вернулся в расположение дивизии. Выяснилось, что его танк был подбит севернее Чеховки и экипаж танка вместе с командиром вынужден были два дня скрываться в деревне.

Взвод Калашникова, как вспоминает Михаил Тимофеевич, получил приказ занять исходный рубеж, замаскироваться и подготовиться к контратаке. Заходя во фланг немцам, взвод и рота попали под огонь артиллерийской батареи противника. Первым был подбит танк командира роты. Затем немецкий снаряд попал в танк Калашникова, и его командир был контужен. Как свидетельствует Архив военно-медицинских документов Военно-медицинского музея Министерства обороны (справка № 6/0/44122 от 20 сентября 2005 года), старший сержант М. Т. Калашников 31 августа 1941 года получил слепое осколочное ранение в области левого плечевого сустава.

М. Т. Калашников:

«Я был тяжело ранен в плечо осколками и контужен. Случилось это в одной из многочисленных контратак, когда наша рота, заходя во фланг немцам, нарвалась на артиллерийскую батарею. Первым загорелся танк командира роты. Потом вдруг гулкое эхо ударило мне в уши, на мгновение в глазах вспыхнул необычайно яркий свет…

Сколько находился без сознания, не знаю. Наверное, довольно продолжительное время, потому что очнулся, когда рота уже вышла из боя. Кто-то пытался расстегнуть на мне комбинезон. Левое плечо, рука казались чужими. Как сквозь сон, услышал:

— Чудом уцелел парень. В рубашке родился!

Плечо было прошито насквозь осколком. Командир батальона дал команду отправить меня вместе с другими тяжелоранеными в медсанбат. Но где он, этот медсанбат, если мы сами уже оказались, по сути дела, а тылу врага. Я пытался отказаться от отправки — не вышло».

В экипаже еще раньше между собой решили: в случае тяжелого ранения — застрелить раненого, чтобы не попал в плен. Но вот ранен Михаил. Несмотря на тяжелейшее положение, находясь в окружении немцев, боевые друзья мучительно искали выход, не исполнив взятое слово…

По архивным документам и личным воспоминаниям нашего героя, старший сержант Калашников в разгар боев на Брянском выступе был назначен командиром взвода и прикрывал правый фланг 108-го мотострелкового полка. Именно он, умело маневрируя в составе танковой роты, вывел свой взвод во фланг вражеским танкам. Тем самым немецкая пехота была отсечена от своих танков, а несколько машин были подожжены.

После того как Калашников был ранен и выбыл из строя, события в дивизии развивались следующим образом. 1 сентября 108-я танковая дивизия вела бой в окружении. Атаки противника продолжались с направлений Чеховки, Карбовки и Крутого Рва. Наступление сопровождалось тремя атаками танков и четырьмя-пятью атаками авиации. Но все они были отбиты. При этом противник потерял 23 танка, 5 орудий, 4 мотоцикла, 11 автомашин и 700–800 человек живой силы (до четырех рот немецкой пехоты). Потери дивизии — 4 Т-40 и 7 Т-34, уничтожено авиацией 5 орудий. В этом бою трагически погиб командир 216-го танкового полка подполковник Александр Андреевич Морачев и был тяжело ранен батальонный комиссар Федор Иванович Лукьянов. Командование полком принял начальник штаба капитан Лев Борисович Квитницкий.

2 сентября атаки противника продолжились. Но все они при поддержке 216-го танкового полка были отражены. Потеряно было 6 танков Т-34 (из них сгорело 3), подбито 2 орудия, сожжено огнеметами 4 трактора. Но и противник не был допущен к переднему краю обороны, потеряв 18 танков (из них 6 сгорело), 5 орудий, 7 минометов и 500–600 человек мотопехоты.

Как только части дивизии заняли оборону в окружении, противник вновь повел наступление со стороны Чеховки и Карбовки, пытаясь прорвать передний край обороны. Но и эта атака была отбита, а враг потерял еще 22 танка и до двух рот пехоты.

3 сентября группа танков из 1 КВ, 11 Т-4, 4 Т-40 216-го танкового полка уже под командованием майора Квитницкого пошла в прорыв. Документы свидетельствуют, что в 5.30 старший лейтенант Шкадов прорвался на Т-34 к своим частям и по пути уничтожил в районе Мирно три 76-мм орудия и до 25 человек живой силы противника. В 7.00 танки вступили в бой в районе деревни Брусничной, в результате которого уничтожено 7 танков противника, 12 автомашин с пехотой и имуществом. Потери полка составили 3 Т-34, 4 Т-40, две цистерны и два 76-мм орудия. Убито и без вести пропало 24 человека, ранено 3.

К 4 сентября все тылы дивизии были отрезаны. Подошли к концу боеприпасы и горючее, а продовольственные запасы полностью израсходованы. Командир дивизии решил выводить ее из окружения по направлению Брусничный — Магор, через лес севернее дороги на Ширяевку, высоту 182.7, затем на восток, в лес, в район Ореховский. Из окружения выходили: 2 танка КВ, 8 Т-34, 6 Т-40, 6 БА-10, 7 орудий, батальон мотопехоты и автотранспорт со ста ранеными, в числе которых был Калашников.

Был организован марш: передовой отряд в составе стрелковой роты, взвода танков Т-34, двух 76-мм орудий. Главные силы шли одной колонной: впереди танки, затем пехота, артиллерия, бронемашины, танки Т-40 и для прикрытия две стрелковые роты. Танки КВ и Т-34 с мотопехотой прошли беспрепятственно оборону противника на линии Брусничный — Покровский. 4 сентября шел сильный дождь, поэтому шедший во втором эшелоне автотранспорт с ранеными (в том числе тракторы) отстал от танков и мотопехоты и достиг района кустарника севернее Брусничного только к 15 часам. И сразу же был атакован противником с направления Магор. В составе эшелона были две стрелковые роты прикрытия, а также артиллерия, пулеметы и минометы.

Как свидетельствуют архивы, из-за неумелой организации охраны и обороны начальником артиллерии дивизии полковником Селетковым и другими командирами противник незначительными силами, всего в три — пять танков, фактически разгромил весь второй эшелон. Было уничтожено 7 орудий, 4 танка Т-40, 3 бронемашины БА-10. В эшелоне было большое количество раненых и убитых. Тяжело раненные были расстреляны немцами на месте.

Вот как описывает те события в своих мемуарах М. Т. Калашников:

«Семь дней выходили мы с занятой фашистскими оккупантами территории. Поначалу нас, человек двенадцать раненых, везли на полуторке. С нами были военврач и медсестра. Мне запомнилось лишь имя водителя — Коля. Видимо, потому, что он был нашей надеждой во время пути. Ведь большинство из нас не могли самостоятельно передвигаться.

Как-то в сумерки при подъезде к одной из деревень военврач распорядился остановить полуторку. Решил узнать, нет ли в селении фашистов. В разведку послал шофера Колю, лейтенанта с обожженными руками и меня — тех, кто мог ходить. Вооружения на всех — пистолет да винтовка.

Поначалу все было спокойно. Деревня словно вымерла. Потемневшие избы выглядели неуютно. В каждой из них чудилась опасность. И действительно, неожиданно вдоль улицы в нашу сторону полоснула автоматная очередь. Мы прижались к земле, стали отползать назад, к лесу, огородами, через картофельное поле. Одна мысль владела нами: успеть предупредить товарищей.

Вдруг с той стороны, где осталась машина, мы услышали звуки выстрелов. Помню, лейтенант, скрипя зубами, прошептал: “Из ‘шмайссеров’ лупят, сволочи. А нам хоть бы парочку автоматов…”

Здоровой правой рукой я изготовил к стрельбе пистолет. Через кустарник, пригнувшись, мы бежали к месту боя. Впрочем, это был не бой. Фашисты просто расстреляли из автоматов безоружных людей. И нас троих ждала бы та же участь, не прикажи военврач разведать деревню.

Когда мы прибежали, все уже было кончено. Нашим глазам открылась страшная картина хладнокровного варварского убийства. Мы плакали от бессилия. Нам хотелось ринуться вслед за врагом и стрелять, стрелять в него. Но что мы могли сделать против автоматов и пулеметов? Первым это понял лейтенант. Решили самостоятельно пробиваться через линию фронта к своим…»

Документы говорят, что при выходе из окружения в районе деревни Брусничной было убито и ранено 40 военнослужащих дивизии, потеряно 3 бронемашины, 4 Т-40,3 станковых пулемета. Потери гитлеровцев во встречных боях составили 60 человек, в том числе 15 офицеров, 1 средний танк, 6 мотоциклов. Всего из окружения удалось вывести танков — 2 КВ, 7 Т-34, 2 Т-40, 3 БА-10, 3 БА-20, 11 орудий и 1200 человек личного состава.

7 сентября танковое сражение на Брянском фронте, которым с нашей стороны руководили заместитель командующего фронтом генерал-майор А. Н. Ермаков и командир корпуса генерал-лейтенант танковых войск В. А. Мишулин, было завершено. План противника по захвату Трубчевска был сорван. Наши потери за этот период: убитых и раненых — 500 человек, уничтожено 20 танков Т-34, 8 Т-40, 1 КВ. Немцы потеряли 14 орудий и 23 танка.

Сражение завершилось, а дивизия продолжала выходить из окружения. Как это было, вспоминает М. Т. Калашников (из «Записок конструктора-оружейника»):

«Посовещавшись, решили передвигаться только ночью. Шли тяжело и медленно. От разрывающей меня боли в плече я иногда впадал в забытье и приходил в себя, когда подбородок касался жесткого рукава гимнастерки Николая… Тащил ли он меня или успевал подхватывать, когда я собирался упасть?

Не лучше были дела и у лейтенанта…

Во время одной из дневок Коля увидел пожилого крестьянина, шедшего кромкой леса. В руке у него была небольшая сумка. Оказалось, житель ближнего села. Ходил в поле, чтобы деревянной колотушкой намолотить немножко ржи для своей голодной семьи. Все, какие были продукты, немцы у них отняли. Убирать урожай немцы запретили под страхом смерти: теперь он принадлежит “великой Германии”. Так и уйдут под зиму неубранные поля!..

Стыдно было жевать то зерно, которое он помаленьку отсыпал каждому из нас в ладонь…

Мы спросили крестьянина, нет ли поблизости фельдшера — наши раны начали гноиться, бинты засохли и почернели от крови и грязи. Этот добрый человек взялся помочь: вывел нас на лесную дорогу, густо заросшую травой, и объяснил, как добраться по ней до села и там отыскать фельдшера:

— Тут километров пятнадцать будет — очень душевный лекарь! Но сейчас светло, и вам не стоит рисковать. Дождитесь ночи и, как только стемнеет, выходите на дорогу. Идите по ней на юг.

Поблагодарив крестьянина, мы стали ждать темноты. В томительном ожидании нам казалось, что солнце не собирается уходить. Вынужденный привал не приносил отдыха, хотя мы и пытались поспать, предвидя трудную ночь. Тревожно было на сердце…

С наступлением сумерек мы вышли на дорогу и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, двинулись в путь. Петляющая лесная дорога с бесконечными ухабами и неизвестностью за каждым поворотом вела нас к селу, где мы рассчитывали получить помощь. Шли всю ночь. Тем не менее до рассвета нам не удалось войти в село. Надо было снова дождаться темноты.

Зная, где находится дом “душевного лекаря”, мы постарались укрыться поблизости от него, чтобы можно было вести наблюдение и по очереди отдыхать. Ко второй половине дня поняли, что в селе воинских частей нет, а местные жители будто покинули свои дома: огороды пусты, никакого движения или шума. Мы решили послать Николая в разведку, посоветовав ему пробираться к дому лекаря огородами. Сами приготовили оружие, чтобы в случае опасности прикрыть его отступление.

Николай благополучно добежал до дома и скрылся в нем. Для нас наступили тягостные минуты — минуты ожидания товарища, который был нами же послан в неизвестность. Вернется ли?..

Наконец откуда-то сбоку раздался короткий свист — наш условный сигнал. Мы ответили на него. И через пару минут уже развязывали принесенный Николаем узелок с едой. Сам же он, рассказывая нам о своем походе, все время повторял со слезами на глазах: “Ребята, вот это человек! Вот человек! Настоящий, наш, русский мужик!”

Когда сверток был раскрыт, нашему удивлению не было конца. На пожелтевшей газете, как на скатерти-самобранке, — половина каравая хлеба домашней выпечки, три вареные картофелины, два яблока и маленький пакетик соли! Поскольку самого Николая уговорили поесть в доме, все принесенное предназначалось для нас двоих. А пока мы ели, он рассказывал нам о лекаре.

Звать его Николай Иванович. У него три сына воюют на фронте. Немцы уже несколько раз к нему наведывались и вызывали в комендатуру в соседнее село. Поэтому он просит нас быть поосторожней. Но появиться в его доме мы должны непременно: без врачебной помощи нам не обойтись!

Когда наступил вечер, мы пробрались к дому Николая Ивановича. Он уже ждал нашего появления, предусмотрительно занавесив окна одеялами и приготовив весь имеющийся медицинский инструмент и материал…

Осторожно, стараясь не причинить нам боли, он освободил раны от намотанных тряпок и окровавленных бинтов, тщательно обработал их и наложил повязки. После оказания помощи он произнес мягко, но настоятельно:

— Ребята, нельзя вам сейчас уходить! Раны не смертельные, но весьма опасные, и желательно вам выдержать постельный режим. Хотя бы дня два-три… Я спрячу вас на сеновале. Не могу я вас отпустить в таком состоянии!

И, не дождавшись нашего ответа, со словами: “Вот и хорошо, вот и договорились! Прошу в палату!” — он повел нас на сеновал.

Почувствовав такой родной и такой любимый запах сухой травы, я чуть не потерял сознание. Николай Иванович пожелал нам спокойной ночи и, как бы извиняясь за то, что не оставил нас в доме, добавил:

— Мои орлы любили спать на сеновале…

Я лежал, зарывшись в душистое сено, и вспоминал свое, уже такое далекое детство. Тоска по дому, по родным навеяла грустные мысли: что будет со мной, выживу ли я в этой страшной бойне?.. Как там мама? Скорее всего, все мои братья воюют, мама осталась одна. Жаль, сестры мои живут далеко от нее… С этими мыслями я погрузился в сон.

Ранним утром, пока все село спало, наш доктор разбудил нас. Он принес на сеновал еды на весь день, обжигающе холодную воду в двух ведрах да кучу старых книг и журналов, по большей части медицинских. Осмотрел наши раны и перевязал их. Уходя, он сказал, что не придет до темноты, чтобы не вызывать подозрений, а с наступлением ночи тщательно осмотрит нас в доме.

— А книжечки почитайте! — посоветовал. — Поверьте, они вам еще пригодятся.

Днем мы знакомились с проблемами медицины, читая принесенную литературу, и с тревогой обсуждали сложившуюся ситуацию и свой предстоящий путь выхода из окружения.

Ночью Николай Иванович рассказал нам об обстановке в селе и о том, что удалось узнать о последних боях наших войск. Сведения эти были очень неутешительными.

На сеновале нам пришлось провести двое суток. На третью ночь Николай Иванович разрешил уйти. Он дал нам с собой на пару дней продуктов, запас бинтов и йода, вывел огородами за село и показал направление, в котором предполагалось самое близкое расположение фронта. Мы обнялись с ним и, поблагодарив за помощь и доброту, расстались. К большому сожалению, мы тогда даже не узнали фамилии нашего спасителя…

Наш путь из окружения проходил по бездорожным глухим местам и с каждым днем становился все труднее и труднее. Шли мы, как и прежде, по ночам, пытаясь в светлое время отдыхать. Старались питаться как можно реже и меньше, экономя продукты. Тем не менее они уже через три дня подошли к концу. Голод заставлял нас искать что-либо съедобное в лесу. Мы ели ягоды — рябину, калину, жевали сухую траву, грибы… Мучила сильнейшая жажда: воду отыскать можно было лишь в застойных местах, и от этой тухлой болотной воды болели животы и нас мутило.

Лишь на седьмые сутки нам посчастливилось выйти к расположениям частей Красной армии. Произошло это около города Трубчевска. Смертельно уставшие, голодные, ободранные, с грязными повязками на ранах, но бесконечно счастливые, мы все-таки вышли из окружения!..

После недолгой соответствующей проверки меня с лейтенантом тут же отправили в госпиталь, а шофера Колю зачислили в часть. Расставались мы со слезами на глазах. Пережитое нами за эти несколько дней по-настоящему сблизило нас.

Не знаю, как сложилась судьба этих двух моих товарищей, очень сильных духом людей. Может быть, они погибли в боях за Родину, а может, дошли до Берлина и стали свидетелями полного разгрома фашистской Германии и нашей долгожданной победы. Я же в своем сердце храню тепло их товарищеского участия, надежного плеча…

Не думал только, что мое ранение, контузия выведут меня из строя на продолжительное время. Врач после очередного осмотра обычно качал головой и произносил: “Как же вас угораздило так запустить рану? Придется вам, молодой человек, задержаться для лечения”».

Задержался старший сержант Калашников на пару дней в эвакогоспитале города Трубчевска, а чуть позже на продолжительное время в эвакуационном госпитале № 1133, расположенном в городе Ельце Орловской области. В архивах хранится регистрационный больничный лист № 125.

Сохранился также документ, свидетельствующий, что 16 сентября 1941 года командир танка, старший сержант М. Т. Калашников в госпитале получил денежное содержание в размере 125 рублей по ведомости младшего командного состава. Для сравнения — в августе 1941 года в танковом батальоне он получил 32 рубля 50 копеек, причем 5 рублей составил государственный заем. В одном списке с Калашниковым числились старший сержант М. А. Белов, сержанты И. С. Коваленко, А. С. Кинзякаев, С. Е. Хилько, А. И. Назаров, В. И. Серанов, младшие сержанты П. Б. Мирошников, И. А. Хомченков.

Результатом сражения под Трубчевском стало очищение от противника района между реками Судость и Десна. 17-я немецкая танковая дивизия, имея сильно растянутые коммуникации и большие потери, была вынуждена оставить район западнее Трубчевска и перейти Десну в полосе 29-й моторизованной дивизии, которой удалось захватить плацдарм у станции Знобь. В ходе этого танкового сражения стороны понесли большие потери: на 7 сентября 1941 года 108-я танковая дивизия потеряла 53 танка и 500 человек, 141-я танковая бригада — 24 танка и 80 человек убитыми и ранеными.

Но дивизия продолжала жить своей фронтовой жизнью. По состоянию на 27 сентября, в боеготовом состоянии в ней был всего 41 танк, в том числе 3 КВ, 17 Т-34, 1 БТ и 20 Т-40.

Правда, очень неудачным было участие 108-й танковой дивизии в обороне Карачевского района. Произошло буквально следующее. По приказу командующего 50-й армией 108-я танковая дивизия совершила марш Красная Нива — Карпиловка — Брянск — Карачев — Одрино и сосредоточилась в районе поселков Мылинский и Одрино. По пути следования на позиции дивизия была перехвачена начальником тыла Брянского фронта генерал-лейтенантом М. А. Рейтером и членом военного совета фронта дивизионным комиссаром Мазеповым, которые переподчинили дивизию себе и использовали для прикрытия разбежавшегося при появлении немецких танков полевого управления штаба фронта.

Для обороны Карачева была создана целая группа войск, куда кроме 108-й дивизии (20 танков) вошли 194-я стрелковая дивизия под командованием полковника Д. К. Малькова и два полка, командование которыми взяли на себя Рейтер и бригадный комиссар В. Е. Макаров. Группа получила задание занять оборону на подступах к Карачеву на рубеже Малая Бошинка — Рудаки (протяженность 15 километров) фронтом на юг и юго-восток. Но еще не успели части выйти на рубеж обороны, как были с ходу атакованы и вступили в бой. 108-я танковая дивизия была брошена на охрану штаба, отходившего по лесным дорогам в тыл.

Противник наступал с юго-востока силами четырех мотополков 47-го моторизованного корпуса. Непрерывные атаки немцев были отбиты. В пределах Карачевского района до сих пор сохранился противотанковый ров, заросший кустарником. Ров этот прорезал весь район от села Зеленина на запад через Коптилово Верхопольского сельсовета и далее через Брянский район.

Утром 4 октября немецкие мотополки 47-го механизированного корпуса атаковали позиции 194-й стрелковой дивизии и 108-й танковой дивизии на рубеже поселков Малая Бошинка — Рудаки. Атаки продолжались весь день, но пробиться к Карачеву врагу не удалось. Поэтому немецкие части повернули на юг и по лесным дорогам устремились к Брянску.

На рассвете 5 октября части 47-го механизированного корпуса вермахта вновь начали атаки с целью захватить Карачев. Упорнейшие бои продолжались весь день, но Карачев все еще держался. Вечером командующему Брянским фронтом генералу А. И. Еременко доложили, что противник уже на южной окраине Карачева, но северная и западная окраины в наших руках.

В 6 утра 5 октября родной полк Калашникова — 216-й танковый — занял исходные позиции для атаки в направлении на Павловичи и восточной окраины Горбачи. Израсходовав боеприпасы, к 13.00 танки вышли на сборный пункт Жирятино. В 14.30 авиация противника в составе 12 самолетов нанесла бомбовый удар по танкам. Были подбиты и сгорели 3 Т-34, 6 Т-40, 2 автомашины.

6 октября выпал первый снег. Он быстро растаял и превратил дороги в реки жидкой грязи. Утром опять начались атаки Карачева, в 10 утра город бомбили, и немцы начали обходить его слева. В полдень частям, оборонявшим город, был отдан приказ отходить, чтобы не оказаться в окружении.

Ударную группу прорыва сформировали из усиленного 405-го мотомеханизированного полка 194-й стрелковой дивизии. Возглавил прорыв через позиции немецкого моторизованного полка «Великая Германия» командир полка подполковник Федор Федорович Сажин. Мост на шоссе Орел — Брянск через реку Снежеть при отступлении был взорван. Дивизия вырвалась из окружения.

Захватив Карачев, силы немецкого 47-го моторизованного корпуса по лесной дороге Свень — Брянск устремились в тыл 50-й армии и к Брянску. Одновременно 2-я немецкая полевая армия прорвала оборону 50-й армии и повернула навстречу войскам Гудериана, чтобы соединиться с ними в районе Брянска. Таким образом, противник перерезал все коммуникации Брянского фронта, занял построенные в тылу укрепления и поставил войска Брянского фронта в условия оперативного окружения. Войска фронта оказались рассеченными на части, а пути их отхода — перехваченными.

В результате отсутствия 108-й танковой дивизии на предписанных ей позициях (командующему армией никто не доложил о переподчинении дивизии и о невыполнении его приказа о занятии ею оборонительного рубежа) немецкие танки без боя захватили фронтовые склады в районе Брянска. 47-й моторизованный корпус немцев вышел в район восточнее Брянска, 13-й армейский корпус — к Сухиничам, а 43-й армейский корпус начал охват 50-й армии с севера, стремясь соединиться у Брянска с 2-й танковой армией. К вечеру Брянск был взят немцами.

10 октября 108-я танковая дивизия совершила отход по маршруту Клен — Вытебет — Просвет — Каменка и к 19.00 сосредоточилась в районе Вытебет — Каменка — Каменский. Штаб дивизии расположился в Каменке. Но из-за отсутствия горючего 11 октября дивизия уже не могла продвигаться дальше. Было выставлено боевое охранение. Выбираясь из Брянского леса, дивизия была вынуждена оставить четыре танка Т-34 в районе высоты 169.3. Один танк КВ подорвался на фугасе в районе высоты 182.7 в лесу западнее Подлесного.

Из окружения дивизия вышла 22–24 октября. В ее составе к этому времени было 17 боевых машин (2 КВ, 7 Т-34, 2 Т-40, 3 БА-10, 3 БА-20), три 76-мм орудия, восемь зенитных орудий и 1200 человек личного состава. Полностью были сохранены все тылы дивизии. Остальная часть соединения продолжала оставаться в районе села Брусничного, угрожая флангу и тылу группировки противника на этом направлении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.