Глава четвертая. ПРОЩЕНИЕ.

Глава четвертая. ПРОЩЕНИЕ.

По поводу последовавших затем событий снова существует несколько мнений.

По одной из версий, на следующий день, объявив народу, что он отправляется к Богу умолять Его окончательно простить грех золотого тельца и повести их в Землю обетованную, Моисей снова поднимается на гору и проводит там восемьдесят дней подряд. Он опять покидает свое тело и поднимается в Высшие духовные миры, через сорок дней возвращается в физическое тело, но только затем, чтобы в тот же день вернуться для продолжения разговора с Богом, — согласно еврейской мистике, тело не может быть оставлено душой более чем на сорок дней; по истечении этого срока душа не в состоянии возобновить процессы жизнедеятельности, и тело окончательно умирает.

По другой версии, Моисей, поднявшись в первый раз к Богу, очень быстро вернулся на землю, однако отдалился от народа, поселился вне стана, поставив свой шатер у самого подножия горы Синай. Над этим шатром зависло облако, означавшее присутствие Всевышнего. Затем, спустя почти полтора месяца, Моисей снова взошел на гору Синай и уже оставался там в течение сорока дней.

Однако независимо от того, какая из версий ближе к реальности, Библия подчеркивает, что последующие восемьдесят дней были для Моисея днями наиболее напряженного общения с Богом.

И, пожалуй, нигде больше так ярко не проявляется натура Моисея, как во время его второго диалога с Господом. Напомним, что после того как Всевышний известил Моисея о создании золотого тельца и высказал намерение уничтожить весь народ, кроме него, с намерением, чтобы уже от него, Моисея, произвести новый народ, прощения за грех идолопоклонства еще не последовало. Да и не могло последовать, так как пока было непонятно, как люди поведут себя после возвращения в стан Моисея, устыдятся ли они содеянного и раскаются ли в нем.

И вот сейчас, когда стыд и раскаяние вроде бы овладели сердцами евреев, Моисей снова предстает перед Богом — на этот раз в надежде получить прощение и новые Скрижали Завета, играющие роль своего рода официального «оригинала» договора между Богом и еврейским народом, материальным подтверждением Синайского откровения.

Читателю Библии неизвестно, что сказал Бог в начале нового диалога с Моисеем, однако текст позволяет нам предполагать, что Он повторил угрозу уничтожить еврейский народ или просто бросить его на произвол судьбы, а Свой союз с Авраамом, Исааком и Иаковом продолжить через Моисея. Разумеется, если бы события повернулись именно так, мы бы имели иную, чем сегодня, Библию и, соответственно, несколько иную версию истории человечества.

Но, признавая греховность народа, Моисей не просто молит Бога о прощении, но вступает с ним в жесткий спор. Более того — в какой-то момент этого спора он начинает дерзить Богу и в определенной степени бросает Ему вызов:

«И вернулся Моше к Богу и сказал: "Совершил этот народ страшный грех и сделали они себе золотого идола. И потому простишь ли их? И если нет, — то прошу Тебя — сотри и меня из книги Твоей, которую Ты написал!"» (Исх. 32:31—32).

Во всей Библии есть только три эпизода, в которой Всевышний сообщает своим избранникам, что задумал тотальное уничтожение множества людей.

Первым, кто получил такое сообщение, был Ной. Но, узнав о грядущем Всемирном потопе, Ной и не подумал просить Бога о милосердии для современников. Он был праведником, но праведником только для себя и только «в своем поколении» — то есть по сравнению с другими жившими в его эпоху людьми.

Вторым таким человеком стал первый из праотцев еврейского народа Авраам. Когда ему стало ясно, какую участь уготовил Бог жителям Содома и Гоморры, Авраам вступил с Ним в спор, моля пощадить всех горожан ради живущих в этих городах праведников. Но когда Авраам получает ответ от Бога, что во всем Содоме нет и десяти праведников, он сдается и прекращает молитву.

Моисей же не просто спорит с Богом за свой народ — он идет в этом споре до конца. «Если Ты намерен уничтожить этот народ, то уничтожь вместе с ним и меня, ибо я часть этого народа; я не желаю становиться начатком какого-либо иного народа; моя судьба и его судьба неразделимы. Если Ты решил изменить свой план хода истории человечества, то меня это не касается, я не желаю быть частью этого нового плана — лучше сотри меня из той Книги жизни, в которую в момент Сотворения мира были внесены имена всех, кому предстоит пройти по земле!» — вот смысл слов Моисея.

При этом пророк не мог осознавать, что своим требованием стереть его из Книги жизни он ставит Бога в тупиковую ситуацию: ведь даже в случае появления альтернативного плана человеческой истории Моисею была уготована решающая роль. И потому ответ Бога на эту дерзость выглядит жестким и уклончивым одновременно:

«Того, кто согрешил передо Мной, сотру Я из Книги Моей!» (Исх. 32:33).

«Кто ты такой, чтобы указывать Мне, как Я должен поступать?! Если бы Я захотел, Я и в самом деле с легкостью стер бы тебя из Своей Книги и поставил бы на твое место кого-то другого! И главная Книга человечества вполне могла бы обойтись и без упоминания твоего имени. Но Я буду судить и тебя, и твой народ по справедливости, не обращая внимания на эту твою дерзость» — таков смысл ответа Бога Моисею.

И снова Библия уклоняется от передачи напряженного диалога между Богом и Моисеем во всех подробностях, но из его обрывков видно, что сначала Бог смягчается и отказывается от идеи уничтожения еврейского народа (на самом деле Он отказался от этой мысли еще прежде, чем Моисей начал спускаться со скрижалями с горы Синай), однако Он отказывается и заниматься дальнейшей судьбой этого народа, сохранить за ним его избранность.

Тогда Моисей силой своей молитвы убеждает Бога исполнить Свое обетование. И Бог соглашается это сделать, но отвечает, что теперь, после происшедшего, Он сам больше не будет указывать путь евреям и идти с ними, а определит для этих целей какого-нибудь ангела.

Но Моисею снова этого мало — он начинает настаивать, что тем евреи и отличаются от других народов, что вести за собой их должен сам Бог; никакого ангела в качестве своего поводыря и духовного учителя они не примут. И в итоге Моисей добивается того, чтобы Господь принял и это его условие.

Второй, немаловажной частью этих диалогов Бога с Моисеем стало сообщение и скрупулезное разъяснение последнему, как деталей строительства Переносного храма, который евреям предстояло соорудить на время пребывания в пустыне, так и тех законов, на основе которых они должны были строить повседневную жизнь.

И наконец, на Синае Моисею довелось пережить еще одно глубочайшее мистическое переживание, которое в научно- популярных книжках по библеистике обычно определяется как попытка Моисея «увидеть Бога». В ответ, пишут обычно авторы подобных книг, Бог сказал Моисею, что никто не может увидеть Его лица и остаться в живых, а потому Он разрешил пророку увидеть Его только со спины.

Действительно, в Библии есть строки, которые можно истолковать и подобным, крайне примитивным образом:

«И сказал Моше: "Пожалуйста, открой мне Славу Твою!" и ответил Бог: "Я проведу перед тобой все благо Мое, и провозглашу перед тобой имя Бога, но помилую Я лишь того, кого решу помиловать, и пожалею лишь того, кого решу пожалеть". И еще сказал Бог: "Ты не сможешь увидеть лицо Мое, потому что не может увидеть Меня человек и остаться в живых". И сказал Бог: "Вот есть в моем мире место: встань на этой скале. И будет так: когда будет проходить мимо тебя Слава Моя, помещу Я тебя в расселину скалы и укрою своей ладонью, и увидишь ты меня сзади, но лицо Мое не будет увидено тобою"» (Исх. 33:18-23).

Разумеется, подчеркивают комментаторы, этот текст не следует понимать буквально, так как основу основ еврейского монотеизма составляет положение о том, что у Всевышнего нет никакого материального образа. Антропоморфные выражения «Его длань», «Его лицо» и т. д. вводятся лишь для того, чтобы объяснять текст с помощью доступных для людей понятий и образов. Таким образом, речь в вышеприведенном отрывке идет о сложнейших мистико-философских понятиях.

Вот как комментируется данный отрывок в классическом издании Библии «Сончино».

«...Моше просит раскрыть ему то, что ни один человек не в состоянии постичь; то, что не может быть описано ни на одном языке. Причина его просьбы — не любопытство. Он должен знать, каковы цели Всевышнего, на основе каких принципов Он будет управлять народом и какие требования будет к нему предъявлять. Моше ожидает, что Божественное присутствие вернется к народу и раскроется на новом уровне... Всевышний отказывается исполнить просьбу Моше и говорит, что ни один живой человек не может выдержать того уровня раскрытия Божественного присутствия, о котором он просит... Моше, спрятавшись в пещере, сможет, скрывшись в момент приближения Славы Всевышнего, увидеть некий Его образ в момент удаления. Таким образом, он не увидит непосредственного проявления Всевышнего, которое можно назвать "лицом", он сможет увидеть только те изменения, которые оно произвело в окружающем мире. Такое опосредованное восприятие называется "видением со спины". Такое видение подобно восприятию человека, не успевшего разглядеть корабль, скрывшийся из его поля зрения. О размерах и скорости движения судна он может догадываться только по той волне, которую оно подняло».

Окончательно то, что Всевышний решил простить еврейский народ и возобновить Свой союз с ними, Моисей понял в тот момент, когда Бог велел ему изготовить вторые Скрижали Завета, — ведь, как уже было сказано, скрижали и являлись материальным подтверждением этого союза, своего рода «брачным договором» между евреями и Богом. Вторые скрижали должны были быть точной копией первых, но, в отличие от них, сотворенных на Небесах, Моисею самому предстояло вырезать их из камня. А после того как он справился с этой работой, на них, по распространенному преданию, чудесным образом возникли буквы, сложившиеся в Десять заповедей. Еврейская традиция настаивает именно на такой версии происхождения вторых скрижалей для того, чтобы подчеркнуть: Десять заповедей были начертаны на скрижалях самим Всевышним, без всякого участия Моисея, и потому ни один смертный уже не мог оспаривать то, что они несут в себе Высшую, а потому и неоспоримую истину.

При этом (все это, напомним, исключительно согласно еврейским преданиям) Господь открыл Моисею местонахождение залежей сапфиров, из которых тот должен был вырезать скрижали. Это месторождение находилось прямо под тем местом, где Моисей разбил шатер. Вернувшись с Синая в свой шатер, Моисей обнаружил, что имевшихся в нем камней хватает не только на изготовление скрижалей, но и для того, чтобы сделать его в одночасье необычайно богатым человеком. До этого, утверждает мидраш, у него, в отличие от всех остальных евреев, не было никакого личного имущества: ведь он пришел в Египет только с посохом в руке, а когда евреи просили у египтян «одолжить» им свое имущество и одежду, Моисей не последовал их примеру. Не последовал же он этому потому, что, не будучи в рабстве, не имел права и на компенсацию за него. Но самое примечательное заключается в том, что из самой бедности Моисея следует, что он выполнял свою миссию совершенно бескорыстно, не требуя за это никакой награды. Думается, таких лидеров-бессребреников в истории человечества было немного — если, конечно, они были вообще.

После того как вторые Скрижали Завета были готовы, Моисей снова в полном одиночестве поднимается на вершину Синая — и оттуда на сорок дней к Богу.

По одному из преданий, именно в эти сорок дней Всевышний продиктовал Моисею весь текст Пятикнижия, прочно запечатлев каждую букву в его памяти. Согласно другому, текст этот диктовался Богом Моисею и записывался последним на протяжении всех последующих сорока лет блужданий по Синайской пустыне. В эти же сорок дней Моисею была продиктована та часть Книги Исхода, в которой содержалось обещание Всевышнего отдать во владение евреям земли, заселенные хананейскими народами, и выдвигалось требование не заключать никаких союзов с этими народами; не вступать с ними (и вообще с представителями любых языческих народов) в браки; не только не участвовать в их языческих культах, но и проявлять по отношению к ним крайнюю нетерпимость; посвящать Богу каждого первенца из скота; соблюдать субботы и праздники и т. д.

Но — самое главное — проходя «мимо» Моисея, Всевышний сообщил ему тринадцать своих имен-качеств, взывая к которым можно пробудить Его милосердие:

«Господь, Господь — Бог Всесильный, Милостивый и Милосердный, Долготерпеливый; Тот, чьи Любовь и Справедливость безмерны; Помнящий добрые дела отцов для тысячи поколений их потомков; Прощающий грех и непокорность и заблуждение, и Очищающий раскаявшегося, но Неочищающий нераскаявшегося; Припоминающий вину отцов их детям и внукам, третьему и четвертому поколению...» (Исх. 34:6—7).

И вновь мы видим Моисея поднимающимся на Синай — на этот раз для получения Скрижалей Завета. Объявив народу, что он оставляет его на сорок дней, вверяя попечению своего брата Аарона и племянника Хура, Моисей в сопровождении старейшин и верного Иисуса Навина, ученика и телохранителя в одном лице, направляется к горе Синай. У ее подножия он прощается со старейшинами, обнимает каждого из них и дальше следует только с Иисусом Навином. Но вот они доходят до той черты, которую запрещено переступать и Иисусу, — теперь он идет один, неспешными уверенными шагами поднимаясь на вершину Синая. В тот момент, когда достиг вершины, густое облако снова окутало гору, а на восьмой день народ в стане явственно увидел над горой огненный всполох: это истекли семь дней подготовки Моисея к встрече с Всевышним и ему было разрешено подняться в Высшие миры — так комментаторы объясняют последующие слова Библии:

«И взошел Моше на гору, и покрыло облако гору, и осенила слава Бога гору Синай, и покрывало ее облако шесть дней.

Наконец отзвучали последние слова Бога и, придя в себя на вершине Синая, взяв новые Скрижали Завета, Моисей начинает медленно спускаться с вершины Синая вниз, где его с нетерпением ждут Аарон, старейшины и весь народ. При этом Моисей не подозревал, что за время разговора с Богом, из-за того, что, как говорит мидраш, через его тело постоянно проходил свет Божественного присутствия, лицо Моисея начало светиться. Оно испускало такой поистине ослепительный свет, что когда Аарон и стоявшая за ним толпа увидели это свечение, их обуял страх. Они решили, что свечение является проявлением гнева и готовности Моисея свершить возмездие, выжечь стан израильтян Божественным огнем, а значит, Бог не простил евреев и оставил вынесенный им приговор в силе. Вот почему люди долго не решались приблизиться к пророку и заговорить с ним. Моисею стоило немало усилий убедить Аарона успокоить народ и выслушать принесенную с Синая добрую весть о прощении. Но даже в те минуты, когда Моисей говорил о том, что Бог в своем безграничном милосердии простил евреев и сохранил Свой союз с ними, его светящееся лицо продолжало внушать им ужас. А потому, когда Моисей закончил говорить и, наконец, понял, что именно повергает евреев в такой трепет, то закрыл лицо плащом.

Библия утверждает, что с тех пор Моисей снимал плащ и открывал лицо только в своем шатре, когда общался с Богом. Выходя же из шатра для общения с народом, он снова закрывал лицо плащом, но в самый момент выхода из шатра люди замечали исходящий от его лица свет:

«И было: когда спускался Моше с горы Синай и держал в руке две скрижали союза, спускаясь с горы. — А Моше не знал, что лицо его стало светиться с тех пор, как Бог говорил с ним. И увидел Аарон и все сыны Израиля Моше — и вот: лицо его светится, и побоялись приблизиться к нему. И позвал их Моше, и подошли к нему Аарон и все вожди общества, и стал Моше говорить с ними. А потом приблизились к Моше и все сыны Израиля, и передал он им все повеления, которые дал им Бог, говоря с ним на горе Синай. И когда кончил Моше говорить с ними, то закрыл свое лицо. И, представая перед Богом, чтобы говорить с ним, открывал он лицо свое, пока не приходила пора удалиться; а выйдя оттуда, передавал он сынам Израиля то, что ему было повелено. И видели все сыны Израиля лицо Моше, которое светилось, а затем снова закрывал Моше лицо свое — пока не приходил он к Богу, чтобы говорить с ним» (Исх. 34:29-35).

С этим эпизодом Библии связана одна из самых знаменитых и весьма показательных ошибок ее переводчиков. Дело в том, что в иврите слова «керен» («луч света») и «каран» («рог») созвучны. Соответственно созвучны и глагол «испускал лучи света, светился» («каръан») и существительное «рога» («карнаим»).

Монахи-переводчики Библии — «Вульгаты» — на латинский язык, безусловно, неплохо знали иврит; более того, при переводе они часто консультировались со знакомыми евреями, чтобы добиться предельной точности. Но вот разницы в звучании между еврейскими словами «рог» и «луч» они не уловили, а потому и наделили спускающегося с горы Моисея не светящимся лицом, а... рогами. Именно поэтому на знаменитой скульптуре гениального Микеланджело и на работах ряда других европейских художников Средних веков и эпохи Возрождения Моисей изображается с рогами на голове, хотя на самом деле логичнее было бы изображать его с нимбом — как изображают святых на христианских иконах. Однако не стоит забывать, что больше всего Моисей опасался, что его канонизируют и начнут ему поклоняться, так что нимб его бы лично тоже никак не устроил.

Показательность же этой ошибки заключается в том, что на ее примере хорошо видно, как банальный промах переводчика может привести к построению целой псевдонаучной теории. Чтобы объяснить эти пресловутые «рога» Моисея, католические теологи выдвинули версию, что у него была корона с двумя рогами. Отсюда, как вы понимаете, уже не так далеко до другой версии — о том, что бык почитался древними евреями вслед за египтянами священным животным, и потому в качестве «заместителя» Моисея они и изготовили именно золотого тельца.

В каноническом синодальном переводе Пятикнижия на русский язык переводчик ничего не напутал, перевел слова «керен ор» так, как их следовало перевести, то есть как «сияние», и потому православным богословам подобные теории попросту не понадобились.

Возвращение Моисея в еврейский лагерь с вестью, что евреи окончательно прощены Всевышним, произошло 10-го числа первого осеннего месяца тишрея 2449 года (сентябрь 1313 года до н. э.). Именно поэтому 10 тишрея с незапамятных времен празднуется евреями как Судный день — день раскаяния и прощения. Весь этот день религиозные евреи проводят в посте и молитве, чтобы заслужить у Бога прощения за грехи, совершенные в прошлом году, и испросить у Него удачу, здоровье и прочие блага на новый год.

Грех сотворения золотого тельца порождал и продолжает порождать немало вопросов у библеистов — как глубоко религиозных людей, так и атеистов.

Действительно, как евреи — если они и в самом деле были свидетелями Синайского откровения — могли меньше чем через сорок дней отступиться от данных им заповедей, что служить следует только одному Богу, не имеющему зримого образа, и что создавать любые зримые образы божества и поклоняться им запрещено?

Этот же вопрос задает раввину хазарский царь в знаменитой книге И. Галеви «Кузари», и вот как раввин на него отвечает:

«В те времена все народы служили каким-то образам. Даже философы, говорившие о единстве Божества и о Его существовании, не могли избавиться от того, чтобы не направлять свое служение к какой-то зримой форме. Они объясняли массам, что этот образ привлекает к себе какие-то божественные свойства, подобно тому, как мы сегодня почитаем наши святые места. Невозможно было убедить толпу служить чему-то неосязаемому. Сыны Израиля ожидали, что Моисей спустится с горы и принесет им от Господа что-то зримое, к чему они смогут обратить свое служение, как это было со столпом огненным или столпом облачным, которые сопровождали их после выхода из Египта. Народ слышал Десять заповедей, и после этого Моисей поднялся на гору, чтобы принести евреям скрижали и сделать Ковчег, который стал бы для них зримым символом, содержащим Скрижали Завета с Господом, и к этому символу они могли бы обратить свое служение. Народ остался ждать Моисея, и все евреи не меняли ни одежды, ни украшений — все оставили точно так, как это было во время Откровения на горе Синай. И так они ждали его сорок дней, а ведь он не распрощался с ними, не взял даже никакой пищи. И тогда в сердцах некоторых из них зародились мрачные помыслы; души их охватило отчаяние — и, в конце концов, некоторые из них почувствовали необходимость в каком-то осязаемом объекте служения, как это бывает у всех народов. При этом они не отказались от Бога, который вывел их из Египта...».

Таким образом, Иегуда Галеви настаивает на той версии, что евреи не отождествляли тельца с Богом и не видели в нем Бога. Все дело в том, что даже после Синайского откровения рядовому человеку того времени было крайне тяжело совершить интеллектуальный скачок от мысли, что все боги имеют вполне конкретный зримый образ и в той или иной степени материальную природу, к идее существования незримого, нематериального Бога, который одновременно является Творцом всего материального мира. Для совершения этого скачка в одночасье или в сколько-нибудь короткий временной период нужно было обладать религиозным гением Моисея.

Комментаторы Библии обычно считают, что в момент создания золотого тельца народ разделился на несколько больших групп — в полном соответствии с законами социальной психологии.

Первая группа была относительно немногочисленной. Она включала в себя только три тысячи мужчин из шестисот тысяч — поистине ничтожный процент! — но при этом она была необычайно активна и агрессивна. Эта группа пришла к выводу, что хорошо знакомая, привычная с детства религия египтян с ее культами куда надежнее и предпочтительнее той религии, которую проповедует неизвестно куда подевавшийся Моисей. В золотом тельце они видели именно бога и были готовы служить ему со всем неистовством язычников, каковыми и являлись. Именно их активность и агрессивность испугала Аарона, начавшего пусть и неспешно, но покорно следовать их требованиям.

Вторая, достаточно большая группа пассивно поддержала идею создания золотого тельца, потому что была убеждена, что это не означает отказа от идеи монотеизма. По мере размышлений они пришли к заключению, что Бог, Творец и Владыка Вселенной осуществляет Свою волю через тех или иных посредников. Моисей был для них таким посредником. Вспомним слова Библии, сопровождающие чудо рассечения моря: «И устрашился народ Бога, и уверовали в Бога и Моше, служителя Его» (Исх. 14:31). Моше, видимо, после этого чуда стал представляться им этаким героем-полубогом, и если он куда- то исчез, значит, следовало немедленно найти его или сотворить нового. Скульптура тельца была для них в этом смысле чем-то вроде передатчика, призванного усиливать и передавать их просьбы Богу. Образ тельца устраивал их и потому, что выйдя из Египта, страны, где была необычайно развита астрология, они верили, что если сам их исход состоялся в месяце нисан, приходящемся на март—апрель, то есть расположенном в зоне влияния созвездия Тельца, то именно этот образ и следовало взять в качестве своего покровителя.

Третью, большую и совершенно пассивную группу составляли сомневающиеся. «Кто его знает, на чьей стороне правда — Моисея или египетских жрецов? — считали они. Наше дело маленькое — давайте подождем, как будут развиваться события. Если Бог Моисея и в самом деле так всесилен, как Моисей об этом говорил, Он сам сумеет за себя постоять!»

Наконец, была и четвертая группа, причем не исключено, что именно ее представители и составляли большинство. В душе они были категорически против создания золотого тельца, понимали, что его создание означает впадение в грех идолопоклонства, но молчали, так как не хотели разделить судьбу Хура. Лишь возвращение Моисея избавило их от страха расправы и дало силы открыто высказать свое мнение. Но и после того, как Моисей крикнул: «Кто за Господа — ко мне!» — только левиты, в жилах которых текла пылкая кровь их предка Леви, взялись за мечи. Все остальные продолжали пассивно наблюдать, чем же закончится эта схватка между двумя идеологиями.

С этой точки зрения окончательно становится понятным страшный смысл рассказа Библии о том, как верные Моисею левиты в течение одного дня, да и даже не дня, а нескольких часов убивают сразу около трех тысяч человек.

Автор этой книги прекрасно понимает, какие чувства должна вызвать эта сцена у читателя. Особенно после того, как автор сам сконцентрировал его внимание на том моменте, что приказ убивать Моисей объявил как поступивший от самого Бога, хотя Бог такого приказа не отдавал — во всяком случае, в Библии об этом ничего не говорится.

«Вот он, архетип всех политических убийств и массовых репрессий! — может воскликнуть читатель. — Сколько раз затем на протяжении всей истории расправа с инакомыслящими совершалась от имени Бога; сколько раз потом на протяжении всей истории политические лидеры без всякого на то основания прикрывались Богом или некими высшими идеалами, чтобы оправдать свои самые страшные злодеяния! Теперь понятно, с кого это все началось — с Моисея!»

На такого читателя вряд ли произведет впечатление тот аргумент, что, отдавая приказ уничтожить всех, кто открыто поклонялся тельцу и участвовал в языческих игрищах, Моисей следовал закону Библии, согласно которому идолопоклонство и разврат являются теми преступлениями, за которые положена смертная казнь. То есть, требуя истребления этих людей, Моисей осуществлял закон Бога, а значит, выполнял Его волю.

Этого читателя не убедит и то, что поклонявшиеся тельцу заслуживали смертной казни за убийство Хура. В конце концов, возразит он, Моисею следовало провести следствие, найти тех, кто действительно закидывал Хура камнями, а не казнить сразу три тысячи человек!

Но давайте теперь вспомним о том, что речь шла, как уже было сказано, о самой активной и агрессивной части народа, безжалостно расправлявшейся с любым, кто осмеливался высказать несовпадающую с их мнением точку зрения. Как раз эти люди уже доказали, что готовы убить любого инакомыслящего, и тем самым подавили любую свободу мысли, ввергли всех несогласных в состояние страха. Нет никакого сомнения, что после убийства Хура для одержания полной идеологической победы они не остановились бы и перед убийством Моисея. Таким образом, даже если смотреть на все происходящее глазами атеиста, у Моисея после того, как он сжег золотого тельца, были поистине считаные минуты на то, чтобы спасти свою жизнь и защитить саму идею монотеизма. Не крикни он: «Кто за Господа — ко мне!» — не откликнись на этот призыв левиты, и лежать бы ему за лагерем рядом с Хуром, после чего еврейский народ уже никогда не смог бы осуществить свою миссию по привнесению в мир света монотеизма.

Следовательно, отдав приказ убивать всех участников языческого священнослужения, Моисей принял, безусловно, жестокое, но единственно верное решение.

Главное же событие, произошедшее в те далекие от нас дни в Синайской пустыне, заключается, по мнению комментаторов Библии, в рождении еврейской нации. Сами условия этого рождения определили ее уникальность, непохожесть судьбы евреев на судьбы всех остальных народов планеты. Вспомним, что в основе формирования любого народа лежит не только генетическое родство его представителей, но и общая территория, на которой тот или иной народ формировался в течение как минимум столетий, возникшая за эти столетия общая национальная культура (хотя бы на уровне фольклора) и, само собой, общий экономический рынок, налаженные экономические связи.

Зарождение еврейского народа происходит в безжизненной пустыне. У него еще нет земли, которую он называл бы родиной — ее тогда лишь предстояло завоевать. У него нет и своей национальной культуры — за столетия рабства евреи восприняли египетскую культуру, от которой им предстояло решительно отказаться. И уж само собой, еще нет ни экономики, ни тем более экономических связей. Да, они верят, что происходят от общих предков, но это еще не делает их единым народом — с этой точки зрения едиными с евреями можно объявить моавитян, аммонитян, арабов, эдомитян и другие семитские племена, населявшие в древности Ближний Восток, — ведь у всех у них общие предки!

Значит, единственное, что на том, раннем этапе истории действительно объединяло евреев и превращало их в единый народ, была религиозная идея, вера в Синайское откровение, в заключенный с Богом союз и необходимость следовать Его законам. Таким образом, в сознании евреев, в отличие от представлений большинства народов, их национальная и религиозная принадлежность представляет собой единое целое, неразделимый сплав. Еврей, поменявший веру, с точки зрения иудаизма, еще остается по крови евреем, но вот его дети — если они не вернулись к вере предков — евреями уже не считаются. В то же время тот, кто не еврей, но заявил о своем желании принять иудаизм, считается таким же евреем, как и все остальные, а его дети становятся евреями уже и по крови, и по праву рождения.

Этим в значительной степени объясняется то, что даже после своего изгнания с обетованной исторической родины евреи не растворились среди окружавших народов, а сумели сохранить национальную и религиозную самобытность. Не случайно один из еврейских философов заметил, что после изгнания евреев из Палестины их родиной стала Тора, то есть книга, известная в христианстве как Ветхий Завет. И, вне сомнения, такое понимание нации у евреев было заложено именно Моисеем, одаренным религиозным и политическим предвидением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.