Послевоенные годы

Послевоенные годы

Офицеры, прибывшие в академию для прохождения ускоренного курса, в начале апреля приступили к занятиям. Учеба нас не особенно утомляла. Все понимали — исход битвы с фашизмом предрешен, и полученные нами знания по программам военного времени вряд ли понадобятся, но шли слухи: учебный отдел приступил к подготовке новых программ, наш курс должен быть расформирован. Признаться, многие из нас лелеяли надежду вернуться в части.

Мы продолжали жить фронтом. Даже по ночам война не отпускала нас, ребята водили людей в атаки, просили огня, подавали команды. "Ночная война", как мы ее окрестили, продолжалась. Кошмары боев покидали нас медленно.

* * *

Шло время. Наступило 9 мая 1945 года. Площади, улицы и парки столицы заполнили жители и многочисленные гости Москвы. Люди обнимались, целовались, не скрывая слез радости. Разве это можно забыть! Никогда!

Партия и правительство сделали все, чтобы этот день стал днем светлой памяти о тех, кто сложил свои головы на фронте. Отмечая ежегодно День Победы, мы, фронтовики, как-то преображаемся, становимся вроде бы моложе, здоровее, словно недуги уходят прочь…

Вскоре у нас действительно начались организационные мероприятия. Приказом начальника академии была создана комиссия во главе с его заместителем генерал-лейтенантом А. В. Сухомлиным для отбора слушателей на основной факультет.

Нас стали вызывать на эту комиссию. Побывав на беседе, большинство желающих убыть в части изменяли свое решение и подавали рапорты для зачисления на учебу. Настал черед предстать перед комиссией мне. Коротко рассказал военную биографию, при этом высказал просьбу вернуться в полк.

— И вы, товарищ майор, туда же, — встал из-за стола Сухомлин. Он улыбнулся, подошел ко мне, положил руку на плечо и продолжил: — Мы с вами люди военные и должны смотреть вперед. Результаты этой войны, батенька мой, не удовлетворяют империалистов. Врагом номер один для них по-прежнему являемся мы, самая мирная страна на планете. Они еще не раз попытаются уничтожить наш советский строй. Так что профессия Родину защищать будет еще нужна. Вы кадровый военный, молодой человек. Закончили военное училище, прошли путь от командира взвода до заместителя командира полка, отмечены высшим отличием Родины. Кому как не вам менять нас, стариков! — Генерал вздохнул, заглянул мне в глаза и заключил: — Да, да, будете нас менять. Таков уж закон природы, батенька мой.

Что было ответить? Решение созрело тут же:

— Товарищ генерал, рапорт с просьбой зачислить на основной курс академии сегодня будет написан.

— Вот и хорошо, сынок. Верю в тебя, майор. Овладевай военными знаниями, они очень нужны и тебе, и Родине.

После экзаменов по общеобразовательным дисциплинам я был зачислен слушателем основного факультета. До сентября — начала занятий — оставалось еще время. Командование решило предоставить нам отпуска. В ожидании их осматривали достопримечательности столицы.

Начали изучать Москву с Красной площади. Осмотрев все, что прилегает к Кремлю, прошли и проехали по основным московским магистралям. Любовались прекрасными дворцами, музеями, метрополитеном.

В конце мая получили отпускные документы. В тот же день выехали в родные места.

До Омска четверо суток поездом. Томительными казались они в ожидании встречи с матерью, родственниками. Особенно медленно тянулось время, когда переехал Урал и появились родные сибирские просторы, знакомые с детства колки-перелески и степные дали. Не находил себе места, занятий, которые могли бы отвлечь от дум о родном доме.

* * *

…В Омск поезд прибыл в середине дня. Стояла теплая погода. Весенний ветерок обдавал свежестью. Захватив чемодан, сел в трамвай, следовавший на речной вокзал. Там ознакомился с расписанием. Пароход отходил через полтора часа вверх по Иртышу. Приобрел билет. Спустя некоторое время началась посадка. Занял свое место.

Вскоре пароход отчалил от пристани. В каюте было душновато. Вышел на палубу. Полной грудью вдохнул настоянного на разнотравье сибирского речного воздуха. Тревожно и радостно забилось сердце. Вдруг с кормы до меня донеслись слова: "Саша! Саша!" Невольно оглянулся. Ко мне бежали парни и девушки. Вскоре оказался в кругу молодежи. С трудом узнаю повзрослевших земляков. Они в ответ улыбаются, с нескрываемым интересом рассматривают Золотую Звезду, ордена и медали на моей гимнастерке.

"Как односельчане оказались здесь?" — мелькает мысль, и почти тут же приходит разгадка. Да сегодня же воскресенье. Приезжали, наверно, в город по своим делам. Слово за слово, начались взаимные вопросы, воспоминания.

Подходили к нам и люди постарше. Всех интересовало, не встречал ли я на фронте кого-нибудь из окрестных сел и деревень. Женщины нет-нет да и смахивали украдкой с морщинистых лиц набежавшую слезу. Старики, узнав о том, что мне довелось быть в Германии, интересовались судьбой фашистских главарей, немецким народом, его обычаями. Несмотря на мои протесты, все называли меня на "вы", видимо, мои регалии вызывали у земляков чувство уважения, которое по молодости лет, может быть, мне еще и не полагалось.

Незаметно летело время. Вот и конечная пристань. На пароме переправились в районный центр — село Иртыш.

— Райкомовцы, наверное, отдыхают? — поинтересовался у своих спутников.

— Да что вы! — послышалось в ответ. — Нет. Все работают. Секретарь райкома Чернов если не в поле, то обязательно на месте.

— Тогда пошли к райкому партии.

Подошли к райкому. Ребята и девчата остались в сквере, а я переступил порог здания. Вот и приемная с табличкой "Н. И. Чернов". Секретарша, окинув меня взглядом, было растерялась: в районе я оказался первым долгожданным вестником победителей, не считая прибывших по ранению фронтовиков. Однако она быстро взяла себя в руки, проводила меня к первому секретарю райкома.

Николай Иванович встал навстречу. Я начал докладывать по всей форме. Он закончить не дал.

— Постой, постой, Алтунин! У Степана Дмитриевича вроде такого взрослого сына нет. Значит, Терентия Дмитриевича сын из Стеклянки! Ишь каков вымахал. И Золотая Звезда!

— А вы ведь, Николай Иванович, в тридцать девятом году вот здесь, в этом кабинете, кандидатскую карточку вручалрт мне.

— Разве упомнишь всех, кому партийные документы вручил. Тем более что мы больше ни разу и не встречались. Но что ты помнишь об этом, это хорошо…

Чернов обнял меня, расцеловал и сделал шаг назад со словами:

— Дай хоть получше разглядеть тебя. Сейчас набегут райкомовцы, не дадут, черти, и поговорить.

Словно в ответ на его слова, распахнулась дверь. Один за другим в кабинет начали входить работники райкома.

— Я же говорил. — Николай Иванович вздохнул и после паузы, обернувшись к своим сотрудникам, произнес: — Ну вот, друзья, подошло время. Начинают слетаться орлы земли Омской. Наш земляк и, как говорится, еще партийный крестник, уроженец Стеклянки Герой Советского Союза майор Александр Терентьевич Алтунин. Прошу любить и жаловать!

Начались расспросы: на каких фронтах воевал, где получил Золотую Звезду?.. Кто-то из работников райкома поинтересовался моими жизненными планами. И когда я сказал, что остаюсь в армии, поступил в академию, Николай Иванович Чернов вздохнул.

— Жаль, жаль, людей у нас не хватает, — обронил он. — Цвет района полег на фронтах, а работы вон сколько!

Беседа продолжалась около часа. Николай Иванович Чернов выделил эмку, единственную в районе. Распрощался я с райкомовцами, ожидавшими меня в сквере сверстниками и вместе с инструктором райкома партии выехал в Стеклянку. По пути заскочили к младшему брату отца, Степану Дмитриевичу. Он полтора года назад вернулся с фронта по ранению и вновь был избран председателем колхоза. Мое появление его обрадовало. Дядя не знал, куда нас усадить, все удивлялся, что после шести лет отсутствия еду в отпуск, никого не предупредив.

— Негоже так, Саша, негоже, — утирая от радости слезы на глазах, охала тетя. — Мать до смерти можешь напугать. Куда это годится? Куда?!

— Закудыкала. Выдержит, от радости еще никто у нас не умирал, пророкотал дядя. — Лучше подавай-ка на стол. Не часто с племянником встречаемся. Почитай, лет шесть, а то и поболе не виделись. А тут еще и война. Не каждому счастье привалило увидеться. Вот с его братаном, Михаилом, уж боле не встретимся.

В доме дяди побыли не долго. Попросил его к вечеру приехать с семьей к нам. По дороге заехали еще в одно село. Но мог, не имел права его миновать. Там жили родители моего школьного друга Андрея Яндера — чехи. Хотя я и знал, что ожидается тяжелая встреча: год назад Андрей погиб на фронте. Отец его до войны работал счетоводом колхоза. Направились в правление. Однако там его ве оказалось. Подъехали ко двору.

Мое появление вызвало у Яндеров слезы. Мать Андрея долго не выпускала меня из своих объятий, выплакивая частицу своего большого горя, пока ее не оторвал муж. Какого мне стоило труда уехать от родителей друга! Яндеры хорошо знали, что моя мать всю войну ждала нас — отца, Михаила и меня — с фронта. Провожая меня, отец Андрея вынес бутылку водки, приговаривая: "Готовили для встречи Андрея. Да вот как оно обернулось! Рады, что хоть ты, Саша, остался жив. Прошу, помяните нашего сына". Уезжая, обещал навещать их. Слово свое сдержал. Во время отпусков наезжал к ним, пока они были живы.

Восемь километров оставалось до родного дома. Трудно передать мое состояние. Радость встречи переполняла все мое существо. Вот-вот появятся знакомые крыши. Сколько раз это далекое сибирское село вставало перед моим мысленным взором во время затишья между боями! Сколько раз одно воспоминание о нем внушало веру в скорое возвращение домой.

Последний поворот — и передо мной знакомая околица. Сердце тревожно-радостно стучит. Вот и первая улица. В конце ее группа людей. Впереди поворот вправо, на соседнюю улицу, к отчему дому. Показываю водителю дорогу.

Подъезжаем к дому. Машина останавливается у ворот. Выходим. Смотрю, навстречу бежит сестренка Мария с радостным криком "Саша! Саша!". Она обнимает меня, плачет.

— Где мама, мама где?

От слез Мария ничего не может вымолвить…

И вот увидел родное до боли лицо с протянутыми вперед руками.

— Сашенька, сынок! — шепчет мама.

В двух метрах от меня ноги ей отказывают, она падает. Подбегаю и подхватываю ее на руки.

По лицу матери бежит улыбка, та милая, знакомая с детства, которой она нас всех покоряла.

— Почему ж ты, сыночек, не сообщил о приезде? — наконец выдыхает мама.

— Разве такая встреча хуже? — смущенно отвечаю ей.

Мама! Сколько тебе довелось пережить в военное лихолетье. Хлопоты по дому, работа в колхозе легли на твои плечи. А думы о нас троих, неизвестность. Извещение о гибели Михаила больно ударило ее, но не сломило, как не в силах сломить буря крепкие деревья.

— Ирина, вот радость-то, — слышатся вздохи сельчанок, высыпавших на улицу из соседних изб. — Дождалась сына!

Женщины окружили нас плотным кольцом, спрашивали, говорили, рассказывали, плакали.

Спали первые волны радости. Во дворе собралось почти все село, с соседями мать жила дружно. Приятно было слышать, как они наперебой хвалили ее.

Тем временем возле правления колхоза накрывались столы. По установившейся традиции, сельчане несли, что оказалось под рукой из съестного. В нашем суровом краю люди привыкли делить радость и горе.

Когда все собрались и сели за столы, взял слово инструктор райкома партии Макаров. Он высказал огромную благодарность воинам, отстоявшим нашу Родину, признательность партии, организовавшей и вдохновившей советских людей на победу над врагом.

Предоставили слово мне. Трудно сейчас припомнить, о чем говорил землякам, но то, что поведал им о фронтовых дорогах, боях и сражениях, в которых пришлось участвовать, вспомнил тех из сельчан, кто не вернулся с войны, точно. Попросил минутой молчания почтить память погибших односельчан.

Встреча длилась долго. Земляки, переживая радость встречи и горечь воспоминаний, медленно расходились по домам. Только прилег отдохнуть, как услышал голос матери: "Пусть часок-другой соснет". Она уговаривала кого-то не тревожить меня.

Отдохнул часа три, по фронтовой привычке облил себя до пояса холодной водой, вышел во двор. На скамьях и сложенных в кучу бревнах увидел незнакомых людей.

— К тебе, Саша, из соседних сел прибыли, — встала со скамьи мама. Хотят поговорить с тобой. Да я все не решалась тебя будить.

Поздоровавшись, подсел к ним. Слово за слово начался разговор. Старики и женщины расспрашивали про войну, не видел ли кого из близких, не ведая того, как сложно встретиться со знакомым и родным человеком во фронтовом водовороте. Земляки с интересом слушали рассказ о встрече с отцом, вместе со мной переживали, у женщин стояли слезы на глазах.

* * *

Родной край! Отчий дом! Мы, военные люди, привыкшие к переменам мест, с особым чувством вспоминаем их. И чем становишься старше, тем сильнее тянет в те места, где родился, вырос, откуда пошла дорога твоей жизни.

Не так давно я получил письмо от Юрия Михайловича Бражника. Мальчишке было 13 лет, когда разведчики подобрали его в лесу под городом Карачевом. Он был зачислен во взвод разведки. В письме однополчанин пишет: "Благодарен людям, спасшим меня от голодной смерти и сделавшим из меня бойца-разведчика…" К письму Юрий Михайлович приложил поэтические строки, созвучные моим мыслям:

Мне не пришлось в тот год учиться в школе — Четыре класса были за спиной, — Ушел с бойцами я по доброй воле, Чтоб бить фашистов и кончать с войной.

Сколько таких, как Юрий, на дорогах войны встретили и приютили, согрели наши солдаты. Почти в каждой части были ребята десяти — тринадцати лет, которые стойко переносили все тяготы фронтовой жизни.

Сколько мальчишки вносили радости в солдатские будни! Как о них заботились бойцы и командиры!

В конце войны, когда наши молодые боевые друзья подросли, старались их определить в суворовское и нахимовское училища. Слава этим маленьким труженикам войны! Родина помнит их подвиг!

* * *

Признаться, стал уставать я от почти беспрерывных застолий: не привык к такому образу жизни.

— Сынок, тебе, видно, тягостно от встреч, — заметила как-то мать.

— Да, мама, — вздохнул я невольно. — Пора заняться домашними работами: дом и сараи подлатать, забор поправить.

— И то дело, сынок.

Взялся за ремонт дома, сараев, бани и других хозяйственных построек. В свободное время ходили с мамой по знакомым с детства тропинкам, колкам в окрестностях села. С волнением она поведала мне свою жизнь. О многом я и не знал. Мама как бы исповедовалась передо мной. Я не знал, что она серьезно больна, ее рассказы воспринимал, как желание посвятить меня в жизнь нашей семьи.

В один из дней мама сказала, что возьмем с собой Ивана Ивановича.

— Не часто ему выпадает свободное время. Не ровен час, кто-либо из соседок подбросит работенку. Безотказный он у нас, Саша, а с тобой хочется ему побыть.

— Ну, конечно, возьмем, мама.

— Иван Иванович, — представила в день моего приезда невысокого худющего паренька сестренка Мария. В ответ на мой удивленный взгляд добавила: — Да, да, так его у нас все зовут.

Из рассказов родных и соседей вскоре понял, почему так величают моего двоюродного братишку.

В годину войны на его неокрепшие плечи легли заботы по хозяйству: взрослое мужское население было на фронте. Иван, не по годам рассудительный, трудолюбивый, взял на себя мужскую работу. Выходил вместе с женщинами в поле, пахал, сеял, косил. Даже в ненастную погоду у него всегда находилось дело: отбивал косы, ремонтировал обувь… Он был на все руки мастер. Твердый по характеру, он любого лодыря мог заставить работать. Про него в деревне говорили много лестного.

И вот появился Иван Иванович. По-взрослому поздоровался.

— А это зачем? — кивнул я на топор за его поясом.

— Вчера лошадь оглоблю на ходке сломала. Бригадирша просила подобрать в лесу дерево.

— Ну, ну, тогда ясно, пойдем.

Иван Иванович по-мужски неторопливо расспрашивал о войне, боях.

Во время отпуска побывал я и у своего наставника Филиппа Миновича Жукова. Он заметно сдал, но был еще полон энергии. Мое появление не явилось для него неожиданностью.

— Ждал, ждал тебя, Саша. Спасибо, родной ты мой, уважил старика.

Поблагодарил его за то, что поддержал мое стремление связать свою жизнь с партией, пойти учиться в военное училище. В ответ он, посмотрев на меня и сравнив, видимо, с тем довоенным пареньком, сказал:

— Горжусь тем, что в тебе не ошибся. Оправдал мое доверие. Он обнял меня и по-отечески расцеловал. И поныне помню эту короткую встречу с человеком щедрого сердца. Он не искал для себя выгод в жизни, отдавал людям все, чем располагал. В глазах сельчан Филипп Минович был олицетворением идеалов нашей партии.

Истекали последние дни моего отпуска. Мама выглядела помолодевшей. На лице расправились морщинки. Но стоило заговорить об отъезде в Москву, как она замкнулась. По ночам не раз слышал ее вздохи. Не выдерживал, подходил к ее кровати, успокаивал ее, говорил, что, как только закончу академию, будем вместе. Но мои слова мало успокаивали, своим женским чутьем она понимала, что видимся в последний раз.

Наступил день проводов. Сколько ни уговаривал маму, настояла на своем и сама сопровождала меня на железнодорожную станцию Калачинск. Сел в проходящий поезд Владивосток — Москва. Через четверо суток был в столице.

* * *

Военная академия имени М. В. Фрунзе. Большая армия командиров прошла через эту кузницу военных кадров. Особенно много командного состава в стенах этого учебного заведения получили подготовку в предвоенные тридцатые годы. Они стали во главе полков, дивизий, корпусов, развернутых как накануне, так и в ходе войны. Мы, молодые офицеры, прибывшие учиться в академию, были наслышаны о многих боевых делах, которые совершили в годы войны питомцы этого высшего учебного заведения.

Теперь предстояло нам продолжить традиции славных фрунзевцев. На курсе, которым командовал генерал-майор Панин, занимались офицеры, почти все прошедшие школу войны. У большинства был такой бант орденов, что москвичи при встречах только ахали. Тринадцать Героев Советского Союза учились со мной. Среди них Василий Безбородое, Александр Жук, Игорь Крейзер, Иван Лесик, Николай Новиков, Павел Платонов, Николай Радаев, Федор Чайка, Илья Уланов, Николай Ященко. В академии занимались трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин, дважды Герои Советского Союза В. Д. Лавриненков, А. В. Алелюхин.

Как мы ни старались, первое время не все получалось. Не могли войти в учебный ритм, выработать усидчивость. Однако со временем втянулись в учебу.

Я уже рассказывал в этой книге о своих встречах и переписке с Мариной (Полиной) (Так в тексте. — OCR). В октябре 1945 года она демобилизовалась и приехала в Москву. К празднику Великого Октября мы зарегистрировали брак. И вот уже более сорока лет идем вместе по жизни.

Учеба в академии все больше и больше захватывала. Много было выездов в поле. В основном учебные "бои" вели вблизи Москвы, там, где сейчас находятся новые микрорайоны: Теплый Стан, Чертаново, Ясенево…

На полевых занятиях нередко разгорались споры, каждый из нас стремился нешаблонно подойти к решению тактической задачи. Преподавателям подчас было трудно найти оптимальное решение, вариантов, как правило, было несколько, и выбрать из них самый лучший оказывалось не так просто.

Зимой, в дни физической подготовки становились на лыжи. Занятия проходили вблизи Новодевичьего монастыря, в пойме реки Москвы, на месте нынешнего стадиона имени В. И. Ленина. Это были прекрасные дни. Прокатиться с ветерком на лыжах было мечтой.

Навыки лыжной подготовки у меня остались. Я быстро восстановил форму. Меня включили в сборную академии. На соревнованиях наша команда заняла призовое место среди высших военно-учебных заведений Москвы.

Первый курс подходил к концу. Наши помыслы были направлены на одно: как можно лучше подготовиться к экзаменам. Стали подолгу задерживаться в аудиториях, консультировались с преподавателями кафедр.

* * *

Из дома мне шли неутешительные вести о здоровье мамы, прогрессировала ее болезнь. Отвечал сестре Марии, что после экзаменов немедленно выеду. Однако возникло непредвиденное обстоятельство. Врачи не разрешали жене из-за близости родов выезжать на большое расстояние. Пошел к медикам, они объяснили, что роды могут быть через 5–6 дней.

Поскольку езды до Омска было четверо суток, решили ехать. Поезд Москва — Владивосток понес нас в Сибирь. Прибыв в Омск, от родичей узнали о смерти матери: минуло 20 дней, как ее похоронили. Мне же не сообщали, чтобы не сорвать сдачу экзаменов. Огромное горе! Мне припомнились годичной давности дни, проведенные с мамой.

Приехали в село. Встретил отец. Осунувшийся, постаревший. Обнял меня, Полину и со вздохом обронил:

— Вот она, жизнь, как обернулась. С фронта вернулся, а мать…

Отец смахнул набежавшую слезу. Всплакнула и Мария, оставшаяся главной хозяйкой в доме.

В тот же день мы посетили могилу мамы. Может быть, и дальше бы продолжались наши трудные дни, не напомни о себе на третьи сутки наш будущий ребенок. Ранним утром я увез жену в больницу. Вечером родился сын.

Прожили у отца 22 дня. На автомашине добрались до станции, затем на проходящем поезде не без трудностей прибыли в Москву. Началась жизнь, наполненная новыми хлопотами и новыми для нас обязанностями, которые приносит с собой появление ребенка. Саша стал полноправным членом семьи со всевозрастающими потребностями.

Предстояла стажировка в войсках. В течение двух дней собрался, оставил жену и сына на попечение хозяйки, у которой мы снимали комнату. Уехал. На всем пути в Германию одолевали мысли, как там Полина. Тем более что она после дороги из Сибири была нездорова. Настроение было неважное.

Но служба есть служба. По прибытии в полк заботы захватили. Хлопот было столько, что лишь ночами вспоминал о своих "москвичах". Полтора месяца прошли быстро. Часто получал письма, вести были ободряющие.

По дороге домой мысли были о скорой встрече. Прибыл, увидел на кровати крупного смеющегося малыша…

Через несколько дней начались занятия на втором курсе академии. Меня избрали секретарем партийной организации группы. Обязанностей прибавилось. Мы были поглощены новыми вопросами, проблемами, возникшими при обобщении опыта Великой Отечественной войны. Многие темы, методические разработки проверялись на нас, слушателях, прошедших войну. Хотя на фронте большинство из нас занимали небольшие должности, однако полученный боевой опыт помогал нам верно формулировать многие положения тактики и оперативного искусства.

Программа второго курса полностью была перестроена на основе фронтового опыта. Мы, признаться, были благодарны за это командованию академии. Да и сами вносили свою лепту в научную работу. Нас привлекали к написанию рефератов. С удовольствием брались за работу, хотя и требовалось перечитать солидное количество литературы, чтобы вывести закономерности развития приемов ведения боевых действий. Во время этой работы возникали дискуссии в учебных группах. Иногда они выходили и за пределы групп. К ним подключались преподаватели. Научная работа помогала нам глубже понять вопросы военной теории, разобраться со сложными понятиями военного искусства.

Овладевая военной наукой, мы понимали, что враги не оставят нас в покое. Со временем нам стали известны различные планы и замыслы тех, кто не понял уроков войны.

* * *

И вот наши испытания позади. Началось распределение: одних — в войска, других — в высшие штабы, учебные или научные учреждения. Нас предварительно вызывали на беседу, спрашивали желание. Подошла моя очередь. Перед тем как войти в кабинет, посмотрел на карту Родины. Европейская часть СССР, некоторые страны Восточной Европы мне знакомы, а Сибирь известна с детства. Оставалась Средняя Азия. Попросил кадровых работников направить меня служить туда.

— Александр Терентьевич, — встал полковник, — вашу просьбу удовлетворим. Рады, что по собственной охоте выбрали этот район. Служба, скажу вам, там нелегкая, но кует крепкие людские характеры.

Прошло некоторое время. Ежедневно приходили в академию, ожидая назначения на должность. Наконец пришел долгожданный приказ Министра Вооруженных Сил СССР[27]. Каждый из нас, кроме тех, кто был назначен в большие города, разыскивал на географической карте место своей будущей службы.

Я был назначен в войска Туркестанского военного округа. Не сразу нашел Термез, где стояла часть, в которую получил предписание. Первоначально стал искать город ближе к Ташкенту.

— Саша, Термез на юге Узбекистана, у самой афганской границы, подсказал кто-то из выпускников.

— Ясненько, мне, сибиряку, полезно побыть в теплых краях, косточки, так сказать, погреть.

— Давай, давай, — отозвался однокашник. — Туда двери открыты. Зато выбраться оттуда нелегко.

— Посмотрим.

В то время еще не знал, что Термез — самая жаркая точка СССР и что там мне придется служить семь лет.

Отпуск решили провести в Москве. Признаться, за годы учебы редко выпадала возможность отдохнуть, все не хватало времени. Теперь оно появилось. И мы с Полиной начали, как говорят, наверстывать упущенное. Смотрели фильмы, побывали на выставках, в театрах Большом, Малом и оперетты.

В двадцатых числах декабря с женой и малышом выехал к новому месту службы. Настроение было хорошее, все еще находился под впечатлением прошедших экзаменов, получения диплома о высшем военном образовании. И я, и Полина были молоды. Неизведанное, далекое манило нас. Самым важным и главным для нас являлось то, что мы были вместе.

Путь пролег через центр черноземья России, Поволжье, Казахстан и весь Узбекистан. Сердце радовалось богатству природы родной земли, лесам, рекам, широким просторам заснеженных полей.

Чем дальше поезд шел на юг, тем однообразней и пустынней становилась окружающая природа. Белый саван виднелся до самого горизонта. Порой его однообразие нарушали караваны верблюдов. Проезжали их — и вновь за окном вагона прежняя унылая картина.

Ближе к Ташкенту пейзаж стал меняться. Началось предгорье, а вместе с ним появились деревья. Словно и не было безбрежной и пустынной степи.

Столица Узбекистана нас поразила преобладанием одноэтажных саманных домов, разноязычным говором, красочной одеждой узбеков. Тридцать минут стоянки поезда — и мы снова в пути. Мимо проносятся населенные пункты, арыки, каналы с бегущей водой, хлопковые поля.

Но вот начались серые Коганские и Каршинские степи. Унылая картина. Землю здесь тогда не могли использовать из-за отсутствия влаги. Но пройдут годы, сюда проведут воду, и на этих обширных просторах зацветут сады, будет выращиваться хлопок. И край несказанно преобразится.

У станции Керкичи появились первые признаки пустыни Каракумы. Железная дорога повернула на восток и пошла вдоль Амударьи. Многоводная, своенравная река — основное водное богатство здешних мест. Без этой водной артерии превратились бы в пустыню тысячи гектаров прекрасных земель.

На исходе дня мы подъехали к Термезу — конечному пункту назначения. Стояла необычно холодная для этих мест погода — около двадцати градусов мороза. Старожилы говорили: такое бывает здесь в сотни лет раз. Пришлось переодеваться в теплую одежду. На попутной автомашине доехали до гарнизонной гостиницы.

Термез — центр Сурхандарьинской области, расположен на правом берегу Амударьи при впадении в нее Сурхандарьи. В восьми километрах находится старый город. По преданию, его разрушил Александр Македонский. Город в 1936 году объявлен государственным археологическим заповедником.

Новый Термез, если можно так назвать казармы красного кирпича дореволюционной кладки, — бывшая крепость, построенная в прошлом веке как опорный пункт на границе России. Строения и поныне хорошо сохранились. В казармах размещены войска гарнизона. Рядом небольшой, в основном одноэтажный, город. По обочинам проезжей части улиц — арыки, по ним пропускалась вода.

* * *

На следующий день представился своим начальникам. Приступил к знакомству с должностью. До этого моя служба сложилась так, что штабной работой занимался лишь в сорок третьем, когда временно был прикомандирован к оперативному отделению штаба дивизии. Дальше служба прошла на командных должностях. А здесь сразу же пришлось заниматься разработкой различных штабных документов. С некоторыми из них мне раньше сталкиваться не приходилось.

Помню, с группой офицеров мне поручили провести проверку подразделений. Добросовестно выполнили задачу. Сел я за проект приказа. Оказалось, не так-то просто подготовить его. Помогли опытные офицеры.

Словом, академия на все случаи знаний не дает. Нужно было учиться у жизни. Это я хорошо осознал с первых дней службы л части. Постепенно, как говорят, все становилось на свои места.

Хорошим подспорьем для меня послужил опыт начальников, офицеров штаба. Присматривался, как они работают, впитывал все положительное из их практики.

В войсках на нас, выпускников академий, командиры и товарищи по службе смотрели с уважением. Это и понятно. Мы имели самые свежие военные знания, новые взгляды на ведение боя. Для старших начальников были хорошими помощниками, своего рода "справочниками" по многим вопросам.

В заботах не заметил, как пришла весна. В феврале в розовый цвет оделись урюк, миндаль, в белый — яблони и груши. Для нас, северян, быстрое обновление природы было неожиданным. К концу месяца температура поднялась до 20–25° выше нуля.

В марте уже ходили в летней форме. Дожди выпадали редко. Погода благоприятствовала полевой выучке личного состава. Старались в полной мере использовать это время года для проведения тактических занятий и учений.

К маю интенсивность полевых занятий снизилась: наступила жара свыше 40 градусов. А летом температура воздуха в тени здесь достигает 50 градусов, а иногда и больше. Установили особый распорядок дня. Занятия начинали раньше и кончали их поздно вечером, а в середине дня отводилось время для отдыха.

Закаляли воинов физически, проводили с ними разъяснительную работу. Учили соблюдать питьевой режим. Нелегкое это дело. Нужно иметь сильный характер, чтобы в палящий зной не потянуться к фляге.

Южная часть Узбекистана и Туркмении подвержена воздействию пыльных бурь, называемых по-местному афганцами. Песчаная гроза надвигается со стороны Афганистана. При ее подходе становится безветренно. Но вот туча закрывает горизонт. Наступает полумрак. В мгновение ока на округу обрушивается ветер, скорость которого достигает свыше двадцати метров в секунду. Он валит деревья, опрокидывает легкие строения. Однако главная опасность — лессовая пыль, которая пронизывает одежду, просачивается в помещения, как бы ни были плотно закрыты окна и двери.

Афганец бывает один-два раза в квартал. Длится, как правило, от одних до трех суток. После бури в квартире лежит пыль в сантиметр и более толщиной. Летом после афганца дня три стоит относительно прохладная погода. Когда жара становится невыносимой, люди даже ждут бури, которая должна принести с собой временную прохладу.

Трудно бывает людям, которые оказываются во время пыльной бури в пустыне. Помню, как в один из июльских дней она застигла нашу штабную колонну километрах в двухстах от гарнизона. Солнце померкло в серо-грязной пелене. Стало темно. Двигатели машин замолкли. Свист ветра да барабанный бой по стеклам крупных зерен песка слились в сплошной гул. Пыль забила носоглотку, лезла в глаза. Люди зачихали. Водитель с тревогой посмотрел на начальника штаба.

— Ничего, Вася, успокойся, — сказал тот. — Скоро пройдет афганец. Он захватил нас крылом. Часа на три, больше не протянет.

Полковник окинул нас взглядом и, качая головой, улыбнулся.

— Ну и видок у вас! И так хмурые, да еще чуть ли не на вершок пыли на лицах…

Ветер бушевал два с лишним часа. И так же быстро, как и начался, стих. Мы вышли из штабного автобуса. Местность не узнать. Где раньше были песчаные холмы, зияли лощины. Колеса машин оказались засыпанными по самые оси.

— Ого! — невольно вырвалось у меня.

— Удивляешься, Александр Терентьевич? — положил мне на плечо руку начальник штаба. — Стихия пустыни. Песчаная буря пострашней ваших сибирских. Там можно хоть как-то укрыться. Здесь намного трудней. Недавно книгу о Средней Азии читал: пустыня погребла в своем чреве не одну экспедицию.

Квартиру мы получили в двухэтажном доме. В основном в нем жили офицеры. Семьи молодые, было много детей. Мальчишки и девчонки не потеряли еще прошлогодний загар, и наш малыш выделялся среди них белизной тела. Но продолжалось это недолго. Вскоре он "догнал" сверстников и стал загорелым, как все.

Офицерские семьи жили дружно. Отдаленность от родных мест сплачивала людей. Заботы одного становились заботами всех, радость и горе делили поровну. В такой атмосфере проходила служба в отдаленном гарнизоне. В понятие "отдаленный" мы вкладывали иной смысл, чем это иногда бывает теперь. Сейчас некоторые службу несут в 100 километрах от Москвы и числят себя в "отдаленном" гарнизоне.

В мае 1950 года у нас родился второй сын — Юрий. А в июне я получил отпуск. Решили с Полиной Дмитриевной провести его на месте: длинный путь мог сказаться на здоровье малыша. Хотя и здесь температура воздуха уже доходила до 40 градусов.

Привыкший не сидеть без дела, я и здесь нашел себе занятие: решил провести водопровод к дому. Ближайшая точка, откуда можно было взять воду, была в трех километрах. С помощью местной КЭЧ и военной комендатуры удалось осуществить замысел. Не прошло и месяца, как из колонки во дворе нашего дома побежала вода. Сколько было радости у взрослых, но особенно у детворы! Мальчишки и девчонки плескались в прохладной воде, искрящейся на солнце всеми цветами радуги.

В 1952 году после осенних итоговых учений под руководством командующего войсками округа генерал-полковника А. И. Радзиевского был получен приказ отобрать автомашины различной проходимости и преодолеть Каракумы с запада на восток. Расстояние свыше 600 километров, на первый взгляд, не так уж и велико. Но ведь это пустыня — сыпучие пески.

Тронулись в путь. С первых десятков километров пустыня дала себя знать. Воздух обжигал лица, пыль разъедала глаза, перегревались двигатели машин. Бывали дни, в течение которых мы проходили всего несколько десятков километров, но были и такие, когда мы вырывались на такыр и преодолевали свыше полутора сотен и больше.

Этот марш запомнился мне надолго. Не буду подробно описывать его. Отмечу лишь одно: когда вышли на восточную окраину Каракумов, обмундирование пришло в негодность. Мы и представить не могли, что нам не хватит одной пары брюк и гимнастерок. Выдержали люди и вверенная нам техника.

С особой благодарностью вспоминаю поведение нашего командира К. Ф. Майорова. В тяжелейших условиях, а были и критические моменты, он показывал образец стойкости, уверенности в успехе выполнения поставленной задачи. Наша небольшая группа брала пример с него.

Константин Федорович Майоров, ныне генерал-лейтенант в отставке, человек неуемной энергии. Его авторитет основывался на большом жизненном опыте, знаниях, твердости, решительности в достижении цели. Он стремился развить у подчиненных организаторские способности, творческую активность, инициативу. По характеру спокойный, он изыскивал новые приемы и способы организации и проведения занятий, учений, совершенствования методического мастерства.

Константин Федорович личным примером показывал, как нужно метко стрелять, водить боевые машины, выполнять упражнения на спортивных снарядах. Он вносил в практику обучения прогрессивные методы, требовал от командного и политического состава расширения оперативно-тактического кругозора, совершенствования навыков их деятельности в напряженной динамичной обстановке.

Особое внимание уделял углублению наших теоретических знаний. Постоянно требовал серьезного изучения опыта войны, воинских уставов и наставлений. Мне приходилось с ним встречаться часто. После решения служебных вопросов Константин Федорович обычно переходил к рассмотрению того или иного теоретического вопроса. "Как думаешь, Александр Терентьевич, — спрашивал он, — почему для нас установлен именно такой фронт наступления?" — и называл цифры.

Начинался обстоятельный разговор с использованием уставов, наставлений, других руководящих документов. В следующий раз заводил разговор о существующих нормах плотности артиллерийских стволов на один километр фронта и требовал обоснований. Словом, добрым наставником он был для всех нас.

Подошел 1955 год. В мае командующий войсками округа Герой Советского Союза генерал армии А. А. Лучинский проверял часть за зимний период обучения. Экзамен выдержали хорошо. После подведения итогов он пригласил меня и предложил поехать на учебу в академию Генерального штаба. Не скрою, обрадовался предложению. Мечтой каждого офицера является это учебное заведение. Подал рапорт для поступления.

Незаметно пролетело лето. В ноябре пришел вызов. Начались сборы.

Прошло семь лет моей службы в Средней Азии. С большим удовлетворением вспоминаю эти годы командирского становления. Они были насыщены интересными событиями. Приехал майором, а уезжал полковником.

У меня осталось хорошее впечатление от общения с местным населением, партийными и советскими руководителями. Я лучше познал трудолюбивый узбекский народ, его доброту и сердечность.

Когда продолжительное время живешь на одном месте, особенно не замечаешь перемен, происходящих вокруг тебя. Воспринимаешь все как само собой разумеющееся. Но вот что-то меняется в твоей жизни, и сразу как-то по-особому начинаешь воспринимать окружающее.

В годы пребывания в Средней Азии большие изменения происходили в этом крае. Расширялись посевные площади хлопчатника за счет решения главной проблемы — воды. Обновлялся лик городов и кишлаков. Вернувшиеся с фронта солдаты в полную силу брались за дело. Работали, как говорится, до седьмого пота, за себя и за тех парней, что остались лежать на полях сражений…

* * *

…Академия Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова. В ее стенах учились наши прославленные полководцы и военачальники А. М. Василевский, Л. И. Антонов, И. X. Баграмян, Н. Ф. Ватутин, Л. А. Говоров, М. В. Захаров, В. В. Курасов, М. И. Казаков и другие.

Заниматься в учебном заведении такого ранга — честь, оказанная офицеру. Так я и воспринял свое утверждение ее слушателем.

Большинство прибывших в академию знали друг друга по совместной службе или учебе. С первых же дней в учебных группах сложилась деловая атмосфера. Вместе со мной были офицеры и генералы, прошедшие школу Великой Отечественной войны, практику в войсках или штабах, учебу в одной из академий Вооруженных Сил.

Профессорско-преподавательский состав академии, умудренный опытом и знаниями, оказывал нам помощь и всяческое содействие.

На первом курсе мы слушали лекции, участвовали в семинарских занятиях, вели научную работу, выезжали в поле, где обогащали наши теоретические знания практикой. Но особенно много пришлось потрудиться при подготовке к годовым экзаменам. Перечитали гору различных трудов по стратегии и оперативному искусству, другим дисциплинам.

Второй курс академии — завершающий. Помимо занятий по расписанию много времени проводили в библиотеках.

Но вот экзамены позади. После празднования 40-й годовщины Великого Октября состоялся приказ о назначениях. Я получил назначение в Краснознаменный Белорусский военный округ на командную должность.

В начале января 1958 года убыл к новому месту службы. Сбывалась давняя наша с Полиной Дмитриевной мечта — побывать в тех местах, где прошли фронтовыми дорогами, ощутить всю прелесть белорусской земли, вдохнуть аромат ее лесов и полей. Мы хорошо знали, что в годы суровых испытаний жители Белоруссии отдавали все во имя победы над врагом: последний кусок хлеба, а если требовалось, то и свою жизнь.

Несколько месяцев я проработал заместителем командира одной из дивизий. И вдруг неожиданный вызов на беседу к командующему войсками округа Маршалу Советского Союза С. К. Тимощенко.

По пути в Минск волновался. Зачем вызывают?

Приехал в штаб округа. Беседа состоялась в тот же день. Семен Константинович приветливо встретил меня, окинул внимательным взглядом. Вдруг он чему-то улыбнулся и обернулся к представлявшему меня начальнику управления кадров округа.

— Смотри, какая чудесная грамотная молодежь идет к нам. Выпускник академии Генерального штаба. Фронтовик, Герой Советского Союза. Знаний достаточно, энергии хоть отбавляй, желания развернуться в полную силу много. Верно говорю?

Я, естественно, промолчал, а он медленно полистал личное дело.

— Да и прохождение службы хорошее. Как, Александр Терентьевич, смотришь на то, чтобы назначить тебя командиром дивизии? Военный совет округа решил рекомендовать тебя на эту должность.

Я поблагодарил командующего и заверил его, что сделаю все, чтобы оправдать высокое доверие.

Семен Константинович подробно, со знанием дела, рассказал мне о моих конкретных обязанностях.

— Всегда помни, Александр Терентьевич, народную поговорку: командир всему голова.

На всю жизнь врезались мне в память его слова о необходимости глубоко изучать природу и характер войны, операции и боя, хорошо знать свои войска и войска противника, их сильные и слабые стороны, все многообразие оружия и боевой техники, которое может быть применено в бою.

— Ты вот участник войны, — продолжал Семен Константинович, — и хорошо знаешь, насколько важно учить командиров уметь предпринимать такие действия, которые ставили бы противника в невыгодное положение и обеспечивали бы достижение победы с наименьшими потерями для своих войск. Поэтому особое внимание обращай на изыскание новых приемов и способов организации и проведения занятий и учений, совершенствование методического мастерства офицеров.

Семен Константинович поднял на меня взгляд.

— И еще один совет хочу дать: будь поближе к людям, и не только к офицерам, но и к солдатам.

В конце беседы, а она продолжалась минут сорок, он с теплотой в голосе спросил:

— Нет ли вопросов?

— Нет, товарищ командующий.

— Тогда желаю тебе, Александр Терентьевич, больших успехов. Жду добрых вестей. — И он тепло пожал мне руку.

Так стал я командиром гвардейской мотострелковой Рогачевской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова дивизии имени Верховного Совета БССР, сформированной на базе Омского военного училища. Того самого, где началась моя военная биография.

Армейские будни были до предела заполнены. Работа требовала большого напряжения моральных и физических сил. Скажу без преувеличения, гордился тем, что дивизии доверяли проведение различного рода показных занятий, учений. Наши учебные поля, военные городки были лучшими в округе. К нам ездили за опытом. Однако и сами не упускали случая перенять хорошее у соседей. Проводили даже специальные рейды по поиску передовых методов обучения и воспитания личного состава, подготовки учебно-материальной базы.

В частях дивизии нарастала борьба за эффектирность каждого занятия, безусловное и качественное выполнение учебных планов и программ, за дальнейшее повышение боевого мастерства.

Личный состав успешно выполнял поставленные перед ним задачи и свои социалистические обязательства. Сделан был шаг вперед в совершенствовании полевой выучки, тактико-огневой подготовки. Я постоянно следил за тем, чтобы офицеры изучали и творчески использовали фронтовой опыт.

Особенно радовали меня успехи гвардейского мотострелкового полка, которым командовал офицер А. М. Матвеенко. В этой части благодаря хорошо продуманному планированию, предметной организаторской и партийно-политической работе командно-политического состава в комплексе успешно решались задачи тактико-огневой, военно-технической, специальной подготовки и боевого слаживания подразделений и полка в целом, идейной, морально-политической, психологической и физической закалки воинов.

Большую помощь оказывало нам руководство округа. Особенно командующий войсками, Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Часто наезжали к нам генералы Г. И. Арика, А. С. Бурдейный, Н. А. Начицкин, В. А. Греков.

Семен Константинович глубоко вникал в повседневную жизнь войск, сосредоточивая наши усилия на выполнении планов боевой и политической подготовки, на том, чтобы весь процесс подготовки войск соответствовал реальным требованиям современной войны.

Командующий войсками округа обращал наше внимание на то, что воспитание мужества и стойкости может быть достигнуто лишь в условиях, максимально приближенных к боевым. Руководствуясь его указаниями, в процессе боевой подготовки мы добивались, чтобы все воины в максимально возможной степени испытали те трудности, с которыми им придется столкнуться в реальном бою.

Особую заботу маршал проявлял об обучении, и воспитании командных кадров, о привитии им умения руководить частями, подразделениями. На служебных совещаниях, во время личных встреч с офицерами и генералами он подчеркивал, что организаторские способности командиров, политработников нужно развивать в ходе боевой и политической подготовки, учить их умению осуществлять твердое, непрерывное управление войсками в любых условиях боевой обстановки.

Семен Константинович ценил солдатский труд. Помню такой эпизод. Как-то он приехал к нам. Доложил ему по всей форме.

— В штаб поедем позже, комдив, — сказал командующий. — Сейчас покажи, что сделали после моего последнего посещения.

Едем в машине мимо танкового парка. Из ворот выходит танкист в рабочем комбинезоне не первой свежести. Ну, думаю, сейчас будет буря, и как бы в подтверждение этого маршал приказал остановить машину. Солдат, увидев нас, замер по стойке "смирно".

— Ну как, сынок, дела? — открыл дверцу С. К. Тимошенко. — Чем занимаешься?

— Танк готовим, товарищ Маршал Советского Союза! Ночью выезжаем на полигон.

— Уверены в машине?

— Так точно! Техника не подведет.

— Вы кто по должности?

— Механик-водитель, товарищ Маршал Советского Союза!

— Так, хорошо. Классную квалификацию имеешь?

— Так точно, первый класс! Рапорт напишу с просьбой остаться на сверхсрочную.

Семен Константинович вышел из машины и обнял смущенного парня:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.