Его голосом говорила Надежда Прощание с Андреем Вознесенским в Центральном доме литераторов 4 июня 2010 года
Его голосом говорила Надежда
Прощание с Андреем Вознесенским в Центральном доме литераторов 4 июня 2010 года
Эти похороны были для меня почти неправдоподобными. Не хотелось верить, что на свете уже нет Андрея Вознесенского. Так много лет он был рядом – живой, смеющийся, читающий стихи… Даже все утончающийся, удаляющийся куда-то его голос не слишком смущал. Главное, поэт мыслил, творил. Давал интервью. А тут вдруг телевидение, радио, газеты – в один голос: «Великий поэт ушел из жизни».
В ЦДЛ я пришел, захватив с собой диктофон. Просто так, по журналистской привычке. Но когда начались прощальные речи, я вытащил его из кармана и поднял над головой. И пленка вобрала в себя все слова, все шорохи несуетной суеты расставания. В вечерних репортажах ТВ был виден мой торчащий над головами людей диктофон. Он зафиксировал прощанье. Прощанье навсегда.
Писатель Александр Кабаков:
– Сегодня мы прощаемся с Андреем Андреевичем Вознесенским, ярким поэтом, крупнейшей фигурой в русской поэзии последнего полувека. Он был голосом не только поколения шестидесятников, но и следующих поколений. До последнего дня Андрей продолжал работать, писать стихи. Таким поэтическим долгожительством Господь поощряет не только за талант, но и за человеческие качества. Те, кто знал его близко, прощаются сейчас с удивительным поэтом, с прекрасным, добрым, честным человеком.
В нашем общем горе мы глубоко сочувствуем Зое Борисовне Богуславской, которая более полувека (и это редчайший случай) была Музой поэта.
Министр культуры Российской Федерации Александр Авдеев:
– Дорогая Зоя Борисовна, дорогие друзья, я считаю, что такие поэты, как Андрей Вознесенский, не падают, хотя Андрей Андреевич писал именно так. Настоящие поэты не умирают…
Вознесенский был предвестником многих перемен в Советском Союзе. Вся жизнь поэта создана из знаковых стихов, знаковых событий. Перед моими глазами стоит на трибуне хрупкий юноша и нависающее над ним с кулаками Политбюро. Такое не забывается, и я не преувеличу, если скажу, что Вознесенский один из первых, кто дал нам возможность поверить в свободу. Потому что он сам был внутренне свободен. Он помог нашей культуре стать гражданственной. Да, мы вроде бы шли по этому пути, спотыкались, совершали ошибки – лучше, хуже – это уже на нашей совести. Своим поступком, своим мужеством он дал понять, что культура – это мощнейший инструмент гражданского общества, что поэт, художник не должен склоняться перед властью. В тот момент, стоя на трибуне, он один противостоял системе. Позже возникли другие символы, другие имена, другие события. Помните китайского юношу, преграждающего путь танку?
Я хотел бы подчеркнуть, что перед талантом Вознесенского преклонялась вся западная интеллигенция – та, которая верила и верит в нас, в великую русскую культуру, в русскую поэзию. Я был свидетелем, как главы государств, правительств, видные и близкие России политические деятели считали за честь общаться с Вознесенским, слушать его стихи.
К сожалению, судьбы великих русских поэтов трагичны. Мы знаем, как ушли из жизни Маяковский, Есенин, Цветаева… Судьба Пастернака, который поверил в творческую звезду Андрея Вознесенского, тоже была тяжелой. Но творчество всех великих поэтов объединяют высокие гражданские чувства. Гражданственность олицетворяет все творчество Вознесенского, его характер, его судьбу. Он навсегда останется символом творческого мужества и верности поэтическому слову.
Поэт Евгений Евтушенко:
– Всемирными русскими были Андрей Рублев, Пушкин, Ломоносов, Петр Первый в его плотницкой ипостаси. Всемирными русскими были Лев Толстой, Герцен, Чайковский, Шостакович, Пастернак, Сахаров, учившие нас делать все, чтобы силы подлости и злобы были одолены силами добра. И всемирными русскими стали не только в собственной стране, но и во многих странах – Андрей, Белла, Володя, Роберт, которые своими стихами помогали нашему народу не закостенеть в замшелой гибельной изоляции от всего остального мира. Зачем нам, русским, неестественно придумывать национальную идею и сколачивать для этого какие-то команды? Все лучшее в русской классике – и есть наша национальная идея. Эта идея в словах Достоевского выражена ясно и просто – когда он говорил о самом мощном, сильном, человечном качестве Пушкина. Это два слова: «Всемирная отзывчивость».
Я прочитаю только что написанные стихи.
Не стало поэта,
и сразу не стало так многого,
и это неназванное
не заменит никто и ничто.
Неясное «это»
превыше, чем премия Нобеля, —
оно безымянно,
и этим бессмертней зато.
Не стало поэта,
который среди поэтического
мемеканья
«Я – Гойя!» —
ударил над всею планетой в набат.
Не стало поэта,
который писал, архитекторствуя,
будто Мельников,
вонзив свою башню шикарно
в шокированный Арбат.
Не стало поэта,
кто послал из Нью-Йорка на «боинге»
любимой полячке
дурманящую сирень,
и кто на плече у меня
под гитарные чьи-то
тактичные «баиньки»,
в трамвае, портвейном пропахшем,
въезжал в наступающий день.
Не стало поэта,
и сразу не стало так многого,
и это теперь
не заменит никто и ничто.
У хищника быстро остынет
его опустевшее логово,
но умер поэт,
а тепло никуда не ушло.
Тепло остается
в подушечках пальцев,
страницы листающих,
тепло остается
в читающих влажных глазах,
и если сегодня не вижу
поэтов, как прежде блистающих,
как прежде, беременна ими
волошинская Таиах.
Не уговорили нас добрые дяди
«исправиться»,
напрасно сообщниц ища
в наших женах и матерях.
Поэзия шестидесятников —
предупреждающий справочник,
чтоб все-таки совесть
нечаянно не потерять.
Мы были наивны,
пытаясь когда-то снять
Ленина с денег,
а жаль, что в ГУЛАГе,
придуманном им,
он хоть чуточку не пострадал,
ведь Ленин и Сталин чужими руками
такое смогли с идеалами
нашими сделать,
что деньги сегодня —
единственный выживший идеал.
Нас в детстве сгибали
глупейшими горе-нагрузками,
а после мы сами
взвалили на плечи земшар,
где границы, как шрамы, болят.
Мы все твои дети, Россия,
но стали всемирными русскими.
Мы все, словно разные струны
гитары, что выбрал Булат.
Режиссер Театра «Ленком» Марк Захаров:
– Андрей Вознесенский вознесся в небесные выси российской поэзии, культуры, обогатив наше поэтическое мышление. То, что я сейчас скажу, возможно, весьма субъективно: по моему мнению, в нашей поэзии присутствуют два космических явления – это Велимир Хлебников и Андрей Вознесенский. В стихах Андрея Андреевича обыкновенные слова, которыми мы пользуемся в жизни, превратились в разящие, ударные, сильные, режущие символы. Они приобрели металлический отзвук, они звенели, гудели, вселяя надежду, целебное чувство любви и сострадания. Я поражен тем, как можно было из такого космоса, как Интернет, выудить аббревиатуры, которые, органично войдя в ткань его стихов, перестали быть инородной, я бы сказал, угловатой субстанцией в современном русском языке.
Мне как театральному режиссеру поэт был очень близок, ведь специально для сцены «Лейкома» он написал много стихов, ставших основой спектакля «Юнона и Авось». Вот пример:
«Никто из нас дороги не осилил,
Да и была ль она, дорога, впереди?
Прости меня, свобода и Россия.
Не одолел я целого пути».
Меня очень поразили эти строки, эти слова, которые касаются любого из нас. И еще: «Не мы повинны в том, что половинны». Этот вопрос – кто повинен в том, что мы половинны? – будет висеть не только над интеллигенцией, а останется обжигающим, быть может, главным вопросом для всех думающих людей нашей великой страны.
Руководитель Агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский:
– Дорогая Зоя Борисовна, дорогие друзья, если мы посмотрим на свою любимую книжную полку, то у каждого из нас взгляд наткнется на сборник стихов Андрея Вознесенского. Любители поэзии моего поколения знают книги Вознесенского, которые выходили 100-тысячным тиражом и мгновенно становились дефицитными. И вместе с поэтом сотни тысяч, миллионы людей, с одной стороны, говорили: «Тишины хочу, тишины, нервы, что ли, обожжены?», а с другой стороны, смотрели на мир его широко открытыми, немножко удивленными глазами, поражаясь прелести и радости этого мира. Но вместе с поэтом вели спор о «черном вороне».
Его стихи навсегда останутся для нас наукой жизни. Спасибо тебе, Андрей Андреевич, за это!
Художественный руководитель MXAT имени Чехова Олег Табаков:
– Надежда, которая родилась у нас после смерти Сталина, говорила для меня голосом Андрея Вознесенского. Голосом, который был непривычно даже для вольнолюбивых раскованным, свободным. Время, прожитая жизнь для меня, и думаю, для многих, пронизаны его поэзией. И прощание с ним – это как прощание с родиной. И уход его – это как будто ты лишаешься чего-то главного, большого. Но надо терпеть, надо продолжать любить…
У Андрея было редкое свойство – он умел удивляться таланту других. Сколько отпущено нам, столько мы будем его любить…
Поэт Юрий Кублановский:
– Весной 1963 года буквально ошеломленный тем позорным судилищем над культурой, который учинил Хрущев, я, еще пацан, рванул в Москву из Рыбинска, где тогда жил, чтобы найти Вознесенского. Я хотел ему сказать, что провинция его поддерживает. Как сейчас помню: сырое зимнее утро, Савеловский вокзал. Пошел в справочное бюро и даже помню, как выглядела квитанция с адресом Андрея Вознесенского: Верхняя Красносельская, дом 45, квартира 45. Я, наверное, единственный, кто еще помнит телефон, который там был у Андрея: 1-96-46. А у меня в Рыбинске был телефон 1-96, и я подумал, что это добрый знак. Звоню, дверь открывает сам поэт. Так завязалась наша дружба.
Не так много стихотворений, которые сопровождают человека в течение всей его жизни. Стихотворение Вознесенского «Осень в Сигулде» для меня одно из таких. Помните, какое поразительное начало:
Свисаю с вагонной площадки,
прощайте,
леса мои сбросили кроны,
пусты они и грустны,
как ящик с аккордеона,
а музыку – унесли…
Доктор Леонид Рошаль:
– Совсем недавно мы вместе гуляли по Парижу, о многом говорили. Конечно, Андрей был болен, и очень болен. Ему трудно было ходить, ему трудно было говорить, но глаза горели ярким и живым светом. Он очень четко понимал, что происходит с ним и что происходит вокруг… Да, от нас ушел великий человек, великий поэт. Одни его стихи доступны каждому, над другими надо думать, вникать в их смысл. Но и те, и другие о вечной жизни на Земле.
Потеря невосполнима. Я тебя никогда не забуду. И, к сожалению, никогда не увижу, Андрей.
Режиссер Марлен Хуциев:
– Когда думаешь о жизни, приходишь к выводу, что «на свете счастья нет». Но мгновения счастья все же бывают. Я испытывал эти мгновения, когда общался с Андреем Вознесенским лично или когда слушал его стихи…
Я оказался в том самом зале, где руководитель страны истерически прерывал выступление поэта. Чтобы остановить ор Хрущева, Вознесенский произнес: «Я, пожалуй, прочту свои стихи». Закончив чтение, поэт не услышал аплодисментов, в зале стояла абсолютная тишина. Это было ужасно, я готов был провалиться сквозь землю.
Новые поколения сегодня могут не знать, кто такой Хрущев, а имя поэта Андрея Вознесенского стоит в череде величайших поэтов двадцатого века.
Секретарь правления Московской писательской организации Евгений Сидоров:
– Дорогая Зоя Борисовна, приношу свои соболезнования по поводу кончины Андрея Андреевича Вознесенского. Я уверен совершенно твердо, что гражданский подвиг Вознесенского заключен в служении русскому слову. В этом зале не случайно вспоминали Хлебникова, ведь Вознесенскому выпала доля возродить лучшие традиции футуристического стиха, которые были забыты в 30-е, 40-е, 50-е годы и ушли куда-то далеко-далеко. А между тем, этот стих, звенящий, фонетически мягкий, своим звучанием нес в себе правду. Правда в звучании – вот в чем сила поэта. Истинный поэт не может работать лозунгами, статьями. Он настоящий гражданин, когда пишет прекрасные, ни на чьи не похожие стихи. Вознесенский настоящий мастер. И прощаясь с ним, хочу сказать, переиначив стихи Маяковского на смерть Есенина: «Здесь мастер умер, а не подмастерье».
Вознесенский был настоящим мастером русского стиха. Хотя может казаться, что он в какой-то мере космополитичен, – народность его поэзии, его удивительный русский стиль потрясают. Он очень русский поэт. Его голос совершенно неповторим. Какое огромное горе, что мы потеряли Андрея Вознесенского.
Поэт Евгений Рейн:
– Дорогие друзья, ушел на покой человек, который больше полувека был очеловеченной метафорой нашей поэзии. Блок был музыкальной волной русской поэзии, Хлебников ее подспудным корневым словарем. Но меняются времена, и, может быть, во второй половине XX века метафора была важнее всего, и Вознесенский принял на себя эту грандиозную миссию – стать поэтом метафоры. Он был и кометой нашей поэзии, и ее пульсаром, полвека извергавшим мощную энергию. Даже на других концах поля русской поэзии, где, может быть, Вознесенский не очень приветствовался, эта энергия, этот магнетизм неизменно чувствовались. Он намагничивал, как мощный мотор. Я бы сравнил этот мотор с железными опилками, которые определенным узором располагаются в силовом поле. Может быть, Андрей так много отдал энергии слову, поэзии, что ему не хватило физической, биологической энергии для себя. Он долго болел, но, как мне кажется, писал все лучше, сильнее. В его последних стихах ощущается какая-то следующая по высоте творческая ступень.
Замечательный человек и уникальный поэт, он вместил в себя все требования времени, весь чудовищный многообещающий и многоотменяющий, разочаровывающий век. Вознесенский сделал все, что мог, и ушел на вечный покой, навсегда оставшись в русской поэзии, в русской культуре. Да будет земля ему пухом.
Писатель Виктор Ерофеев:
– У нас в стране поэзия – наша единственная защита, больше защитников нет. И сегодня мы прощаемся с человеком, который был нашим защитником весь свой творческий век. Вознесенский был гением, и он знал об этом, и об этом сказал. И чем больше он это знал, тем было страшнее за него. Гении требуют от себя предельной откровенности. А значит, поэт такого масштаба, как Вознесенский, беззащитен.
Вокруг нас очень много однодневных, политически ангажированных и коварных людей. Вознесенский был многогранным, свободным, независимым. Главным для него было слово. И он шел за словом, как Марина Цветаева.
Андрей очень счастливый человек, у него в жизни было два прекрасных хранителя – один поэтический, Борис Пастернак, который благословил его на художественный поиск. Андрей написал «Антимиры», идущие в противовес мертвому, официозному слову. Вот почему Никита Сергеевич направил на Вознесенского свой грозный кулак. Хрущев испугался, он многого не понимал.
Второй его чудесный земной покровитель – Зоя Борисовна.
Сегодня мы прощаемся с гением, но ты, Андрей, всегда будешь с нами, и мы сохраним твой образ, твою поэзию в нашей памяти. Твоя поэзия будет всегда нашей защитницей.
Поэт Андрей Дементьев:
– Колокола, художники, звон, звон…
Вам, художники, всех времен…
Эти слова поэта обращены и к нам, и к нашим потомкам. Своим творчеством, своими стихами, своей ранимостью и искренностью Андрей Вознесенский как бы напоминал о том, чтобы художники не были разобщены…
Многие его строчки били наотмашь:
– Нам, как аппендицит,
поудалили стыд.
Бесстыдство – наш удел.
Мы попираем смерть.
Ну, кто из нас краснел?
Забыли, как краснеть!
И еще:
– Стихи не пишутся, случаются…
Почему он так написал? Потому что понимал, что настоящее в искусстве является само собой, без натуги.
Ушел великий воин, труженик, гениальный мастер метафоры, волшебник слова. Он относился к своему таланту так бережно и так серьезно, как, может быть, никто другой.
Я помню, когда он приезжал к нам в журнал «Юность», чтобы вычитать гранки своих стихов, то сидел в кабинете допоздна. Ему претила любая неточность, случайная запятая… Эти часы наших рабочих встреч я не забуду никогда.
Когда-то Андрей написал: «Пошли мне, Господь, второго». Тут есть некая загадка: что он имел в виду? Или кого имел в виду? Ведь второго такого, как он, быть не может. Не было и не будет второго Пушкина, Лермонтова, Пастернака, Есенина, Маяковского. Настоящий поэт всегда единственный.
Спасибо тебе, дорогой Андрей. Спасибо за все, что ты сделал для нас.
Директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина Ирина Антонова:
– Последний раз я видела Андрея Андреевича у нас в музее 25 января этого года на вручении премии «Триумф». Он выступал как член жюри. Но чувствовалось, что голос уже не принадлежал ему. Говорил он очень-очень тихо, так тихо, что даже микрофон не мог донести до собравшихся в зале его слова, и ведущий их произносил как бы заново. Нас поразило то, что, несмотря на болезнь, Вознесенский пришел в музей, где вручалась премия талантливым людям нашего искусства. И он говорил светло, глубоко, мудро. Говорил так, как мог сказать только он.
Андрей Андреевич любил наш музей, потому что он любил искусство, любил художников, сказавших своим талантом что-то новое. Как кто-то сказал: «Талант не ходит в одиночку». Вот и поэт Андрей Вознесенский был еще и ярким, оригинальным художником. Его идиомы ироничны, мистически таинственны. Этот жанр требует разгадки: в нем соединились слово поэта и взгляд художника.
Я горжусь, что знала, любила большого поэта двадцатого века и дружила с ним. Горжусь тем, что в 1987 году в его статье «Прорабы перестройки» было упомянуто и мое имя.
Андрей Вознесенский ушел от нас. И мне кажется, что вся его жизнь, все его творчество, талант были посвящены тому, чтобы как можно больше людей открыли для себя окно в мир.
Дорогой Андрей Андреевич, с вами уходит целая эпоха в жизни нашей страны.
Зачитывается письмо Анатолия Гладилина, присланное из Парижа:
«Давайте называть вещи своими именами. Ушел из жизни великий русский поэт, звезда нашего литературного поколения шестидесятников. О его роли в русской поэзии говорили, говорят и будут говорить специалисты.
Я же скажу, что нас связывала пятидесятилетняя дружба (в конце 59-го года он пришел ко мне в «Комсомольскую правду» с подборкой стихов), и я никогда не забуду, что он первым из советских товарищей приехал ко мне ночью домой, на парижскую квартиру, а вот тогда встречаться со мной для советских граждан было опасно. Он не испугался.
Надеюсь, что мне хватит сил и времени написать о нем отдельную главу в книге воспоминаний, ибо он, поэт известный во всем мире, был человеком-загадкой. И может быть, ключи к этой загадочности я сумею подобрать.
А вообще у меня ощущение, что неумолимо опускается занавес, и чтобы посчитать оставшихся литераторов-шестидесятников, вполне хватит пальцев обеих рук. Низкий поклон его верной жене, защитнице от жизненных невзгод – Зое-Озе.
Анатолий Гладилин».
Зачитывают фамилии приславших соболезнования:
– Президент Российской Федерации Дмитрий Медведев, Председатель Правительства Российской Федерации Владимир Путин, Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко, премьер-министр Украины Николай Азаров, мэр Москвы Юрий Лужков, Посол Соединенных Штатов Америки в Москве Джон Байерли, Михаил Горбачев, Родион Щедрин и Майя Плисецкая…
… Вслед за проливным дождем над Новодевичьим ярко засветило солнце. Мы провожали великого поэта, до последних дней остававшегося верным своему высокому предназначению, вдохновенного длинношеего юношу с площадки Политехнического, зомбировавшего своим нонконформистским стихом публику всех поколений.
Стихи его с нами. А сам он просто незаметно вышел из этой комнаты – в другую.
Вобюлиманс, Андрей!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.