В Сингапуре и Джохор-Бару

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В Сингапуре и Джохор-Бару

Как уже упоминалось, Николай Николаевич отправился с Кларком в Бангкок не только потому, что захотел побывать в Сиаме, но и в надежде, что морское путешествие благоприятно скажется на его здоровье. Надежда не оправдалась. Он вернулся 4 марта в Сингапур более хворым, чем до поездки. Длительные пешеходные прогулки по раскаленным от жары улицам Бангкока снова вызвали воспаление в правой ступне.

Осмотрев больного, врач назначил новый курс лечения и велел соблюдать постельный режим.

Узнав о затруднительном положении, в котором оказался Миклухо-Маклай, почетный консул России в Сингапуре китаец Вампоа пригласил путешественника пожить в его пригородной усадьбе, и Николай Николаевич с благодарностью принял это предложение.

Вампоа (1816 — 1880) — знаковая фигура в истории Сингапура. Его настоящее имя — Ху Акей. В юности он переселился из Южного Китая в Сингапур и стал здесь известен как Вампоа, по месту своего рождения, поселку близ Кантона. Сначала он был подмастерьем у своего отца, но вскоре открыл собственную лавку. Благодаря недюжинной деловой хватке, быстрому овладению английским языком, усвоению основ и многих премудростей европейской рыночной экономики Вампоа уже в молодости сколотил значительное состояние. Начав с розничной торговли, он дополнил ее реэкспортом товаров, поступавших в Сингапур из Европы и стран Востока, стал одним из наиболее крупных и уважаемых «шипчендлеров» — агентов по обслуживанию иностранных судов, заходивших в его новое отечество. Имя этого негоцианта встречается в книгах и рапортах практически всех русских моряков и путешественников, посещавших Сингапур в середине XIX века. Со временем Вампоа стал почетным консулом не только России, но и Китая и Японии, одним из неформальных лидеров сингапурских китайцев, членом законодательного совета при губернаторе.

Вампоа хорошо разбирался в хитросплетениях международной политики, знал и ценил достижения европейской культуры и охотно использовал ее материальные атрибуты, но при этом оставался верен религии и многим обычаям предков. Даже на официальные приемы у губернатора он приходил в традиционной китайской одежде, с привязной косой. Вампоа прославился широким гостеприимством. Он любил принимать в своей пригородной усадьбе капитанов и офицеров заходивших в порт судов, и эта усадьба стала одной из достопримечательностей Сингапура. Господский дом в ней был окружен великолепным садом, который поражал воображение богатством и разнообразием деревьев, кустов и цветов, произрастающих в тропиках. «Вампоа, — писал И.А. Гончаров, — мастерски, с умом и любовью, расположил растения в своем саду, как картины в галерее». Еще замечательнее, по словам Гончарова, был усадебный дом: «Европейский комфорт и восточная роскошь подали здесь друг другу руку»[595]. Хозяин постепенно собрал у себя большую коллекцию изысканных образцов восточного, преимущественно китайского искусства.

Вампоа поселил Николая Николаевича в саду, в гостевом домике — комфортабельной постройке, главная комната которой, опирающаяся на сваи, была расположена над прудом. По указанию хозяина прислуга заботилась о госте, снабжая его изысканными блюдами китайской и европейской кухни. Соседство с прудом несколько умеряло днем тропический зной, но по вечерам и ночью было причиной значительного беспокойства. «Жители <…> пруда, многочисленные лягушки с очень зычным голосом, положительно доводят меня до невозможности работать, — сообщил в Петербург Миклухо-Маклай. — К нескончаемым руладам лягушек присоединяются голоса стаи собак, сторожащих сад и дом, и пронзительный хор мириад комаров, которые, привольно развиваясь в пруду, наполняют по вечерам голодными стаями мостообразную комнату». «Путешественник пытался не обращать внимания на эти концерты», но терял под их влиянием связь мыслей, не мог думать даже понимать прочитанное[596].

Поэтому, когда отек на ноге спал и появилась возможность понемногу ходить, Николай Николаевич, вежливо поблагодарив Вампоа за гостеприимство, перебрался в Джохор-Бару, куда его опять пригласил Абу Бакар. Но и здесь путешественнику не повезло: дворец махараджи ремонтировали арестанты, закованные в тяжелые цепи. К лязганью цепей присоединялись стукотня каменщиков, плотников и слесарей, громкие разговоры и смех многочисленной прислуги махараджи. Этот шум нервировал усталого путешественника, который превыше всех жизненных благ ценил покой и тишину. Но и в Джохор-Бару он не терял времени даром, а приводил в порядок, систематизировал и вносил дополнительные записи в материалы своего первого путешествия по джунглям Малакки, продолжал работу над рукописью «Этнологических заметок о папуасах Берега Маклая». Более того, неудобства, которые путешественник испытывал в сингапурском отеле, дворце Абу Бакара и усадьбе Вампоа, побудили его к действиям: Николай Николаевич решил основать зоологическую (морскую биологическую) станцию на южной оконечности Малаккского полуострова, то есть осуществить на практике идею, которую он убедительно обосновал в 1869 году на съезде русских естествоиспытателей.

Миклухо-Маклай присмотрел недалеко от Джохор-Бару небольшой холм, который образует мысок в Джохорском проливе, отделяющем Сингапур от Малаккского полуострова, и попросил махараджу продать этот участок. Абу Бакар с чисто восточной учтивостью не стал отказывать именитому гостю. Но никакой купчей составлено не было, причем Николай Николаевич, — проявив в очередной раз легкомыслие и непрактичность в делах, — удовлетворился словесным согласием махараджи и не предложил без промедления подготовить соответствующий документ.

Воспользовавшись вынужденной отсрочкой новой экспедиции «по случаю все еще больной ноги и возвращающейся часто лихорадки», путешественник набросал правила пользования станцией и даже начертил эскиз ее здания — легкой постройки с двумя большими комнатами и подсобными службами. «Прежде всего эта станция Тампатсенанг (по-малайски — место покоя) должна служить для меня, — писал Миклухо-Маклай, — в мое отсутствие и после моей смерти я отдаю ее в распоряжение каждого изучающего природу <…> без различия национальностей, но только мужского пола». Ученый был настолько предусмотрителен, что позаботился о будущем своего детища. Он предполагал указать в завещании, что наследники не вправе продавать Тампатсенанг, должны сохранять его как научную станцию и не вырубать окружающий лес[597].

Явно опережая события, Николай Николаевич решил оповестить о создании Тампатсенанга естествоиспытателей всего мира. Он сделал это в апреле 1875 года в форме написанного по-немецки открытого письма своему коллеге Антону Дорну, который, как упоминалось выше, основал большую зоологическую станцию в Неаполе. Выполняя просьбу своего русского друга, Дорн разослал копии письма в несколько научных журналов и ведущим гидробиологам. Кроме того, Николай Николаевич отправил английский перевод письма сэру Томасу Хаксли с просьбой посодействовать его скорейшей публикации в журнале «Nature» («Природа»). Текст письма он представил газете «Сингапур дейли тайме»[598]. Нечего и говорить о том, что русскую версию открытого письма Дорну путешественник послал в Петербург, где она была полностью напечатана в «Известиях» РГО и получила отклик в различных периодических изданиях, даже в журнале для учащихся «Семья и школа»[599].

Вскоре, однако, выяснилось, что, приняв желаемое за действительное, Миклухо-Маклай напрасно поспешил с сообщением об учреждении Тампатсенанга. После двухмесячных уверток и недомолвок Абу Бакар — вероятно, по наущению своего английского «советника» — известил путешественника, что не может продать земельный участок для строительства станции, а согласен лишь сдать его в аренду на несколько лет, притом с такими ограничениями, которые были неприемлемы для Миклухо-Маклая. Николаю Николаевичу пришлось, что называется, дать отбой. В начале июня он отправил новое письмо Дорну, в котором нехотя признал провал своего начинания, признавшись в то же время, что учреждение зоологической станции было и остается для него важным, но «побочным» делом. Путешественник не лукавил. Он прочитал в сингапурских газетах, что Англия собирается аннексировать восточную часть Новой Гвинеи, и стал обдумывать, как помочь папуасам. Но прежде всего нужно было завершить поиски «меланезийских» племен в районах полуострова, расположенных к северу от Джохора. Почувствовав себя лучше, он решил безотлагательно отправиться в новую, более длительную и опасную экспедицию в джунгли Малакки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.