Глава 7 Оставляя весь мир позади

Глава 7 Оставляя весь мир позади

Когда меня доставили в реанимацию, все происходящее вокруг казалось расплывчатым и туманным, как будто во сне, я чувствовала, как отдаляюсь от своего сознания, все дальше и дальше. Я была в коме, и врачи в больнице не скрывали от моей родни, что шансов выжить у меня практически не осталось. Это было новое для меня место, на процедуры и анализы последние годы я ходила в местную поликлинику. Она вполне подходила для предписанного мне ранее лечения, однако была недостаточно оснащена для подобных экстренных случаев. Это был мой выбор, так как там я себя чувствовала гораздо спокойнее – большие госпитали наводили на меня страх. Я боялась их из-за того, что именно в подобного рода заведениях, больших онкологических диспансерах, расстались со своими жизнями два близких мне человека.

Тем не менее, когда Дэнни позвонил утром доктору и сообщил ему, что я впала в кому, тот посоветовал немедленно отвезти меня в одну из самых больших и современных больниц Гонконга, где тот будет ждать нас с командой высококвалифицированных специалистов. Таким образом, в этом самом месте я была первый раз в своей жизни, а люди, которые должны были спасать мою жизнь, меня раньше в глаза не видели.

Онколог, быстро осмотревшая меня по прибытии, была просто в шоке.

«Хоть сердце вашей жены и бьется до сих пор, – сказала она моему мужу, – на самом деле она уже не с нами. Мы ничего не можем сделать, чтобы ее спасти. Слишком поздно».

Да что за чушь она несет?  – спрашивала я себя. – Да я в жизни никогда не чувствовала себя настолько прекрасно! И почему мама с Дэнни так напуганы и обеспокоены? Ну мам, пожалуйста, не плачь. Ты плачешь из-за меня? Не надо! Я в порядке, клянусь, мама, родная моя, я в полном порядке!

Мне казалось, что я говорю вслух, однако из моего рта не вырвалось ни единого звука. Голос покинул меня.

Мне так хотелось обнять маму, успокоить ее, сказать, что со мной все хорошо, и я никак не могла понять, почему мне это не удается. Почему мое тело перестало слушаться меня? Почему, когда мне больше всего на свете хочется ободрить моих любимых близких, я вместо этого продолжаю безжизненно лежать на больничной койке? Они обязательно должны знать, что я в порядке, что я больше не чувствую никакой боли!

Ситуация была критической, так что доктор немедленно вызвал второго, старшего онколога для принятия правильного решения. И вот что было странным: в этом предсмертном состоянии я намного четче понимала все происходящее вокруг меня, чем обычно. Я не могла воспользоваться ни одним из своих пяти биологических чувств, тем не менее я продолжала воспринимать окружающую информацию, причем намного эффективнее, чем если бы использовала для этого привычные нам органы восприятия. Как будто у меня появился новый, невиданный ранее способ взаимодействия с миром вокруг, и я не просто ощущала происходящее, я как будто постепенно сливалась с ним в единое целое, становилась частью его.

Вызванный старший онколог немедленно дал задание команде врачей доставить меня в радиологический кабинет, чтобы сделать сканирование моего организма. Я обратила внимание, что под моей головой по-прежнему была подоткнута подушка, как это было и дома на протяжении последних нескольких дней. Как я уже объясняла ранее, это было необходимо, чтобы я не захлебнулась в жидкости, доверху наполнявшей мои истощенные легкие.

Я все еще была подсоединена к переносному баллону с кислородом, когда они привезли меня в радиологию, сняли с моего лица кислородную маску, подняли мое тело и поместили его в магнитно-резонансный томограф. Уже через несколько секунд я начала задыхаться, кашлять.

«Ради бога, оставьте кислород в покое – и она не может лежать горизонтально! Умоляю, она же задыхается! Она не может дышать! Да она же просто умрет, если вы не прекратите!» – слышала я, как Дэнни кричал на врачей.

«Но нам просто необходимо это сделать, – объяснял один из радиологов. – Пожалуйста, не переживайте. Мы будем крайне осторожны, насколько это вообще возможно. Она может спокойно обойтись тридцать секунд без кислорода».

Так что каждые тридцать-сорок секунд радиолог доставал меня из томографа, чтобы надеть на меня маску, дать мне отдышаться, а затем снова поместить мое тело назад. Из-за этого на полное сканирование потребовалось очень много времени. После того как с этим было покончено, меня отправили в отделение интенсивной терапии.

Бригада медиков, подгоняемая моим мужем, не желающим сдаваться без боя, делала все, что было в их силах. Время текло неумолимо, пока моя бессильная что-то предпринять семья наблюдала за подсоединяемыми ко мне трубками и иголками.

Затем врачи задвинули шторы, изолировав меня от всех остальных лежащих в отделении пациентов. Мама и Дэнни оказались за пределами сформированного занавесом отсека.

Я обратила внимание на то, как медсестры продолжали суетиться, подсоединяя меня к кислородному и другим аппаратам, которые вскоре начали перекачивать через мое тело различные жидкости и глюкозу, ведь я была серьезно истощена. Над койкой был расположен монитор, и они сделали все необходимое, чтобы на нем отображались давление и пульс. Затем они вставили мне через нос трубку для кормления, пропихнув ее через гортань в желудок, чтобы жидкая пища могла поступать туда напрямую, а аппарат для искусственного дыхания начал снабжать меня, опять же через нос, кислородом. Засунуть трубку в трахею у них получилось не сразу, так что им пришлось прыснуть туда сначала специальным спреем, вызывающим онемение мышц, после которого трубка начала проходить в глубь моего тела намного легче.

Дэнни и мама выглядят такими напуганными и грустными. Как бы мне хотелось, чтобы они знали, что я больше не испытываю никакой боли – как бы мне хотелось сказать им. Мама, мамочка, пожалуйста, не плачь. Я в порядке! Я здесь, рядом. Я с тобой прямо здесь и сейчас!

Я была в курсе всего. Казалось, что все происходит одновременно, однако стоило мне на чем-нибудь сконцентрироваться, как эта деталь происходящего становилась особенно четкой. «Я не могу нащупать ее вены! – слышала я панический крик кого-то из персонала, обращенный к дежурному врачу. Голос был полон страха и ужаса. – Они полностью втянулись. Черт, вы только гляньте на ее ноги и руки! Да от них же почти ничего не осталось. Она истощена». Я отчетливо помню, что это был мужской голос, голос одного из медбратьев.

Его голос пропитан безысходностью, – подумала я. – Они все сдались, и я их в этом не виню.

«Ее легкие переполнены жидкостью, она захлебывается. Необходимо удалить жидкость, чтобы ей стало легче дышать», – слышала я слова старшего онколога. Я наблюдала, как он со знанием дела возится с моим безжизненным телом, которое просто не способно было выразить испытываемые мной в данный момент чувства и эмоции. Хоть врачи и старались работать расторопно, а в их движениях чувствовалось, что они понимают всю чрезвычайность ситуации и необходимость действовать как можно быстрее, я ощущала атмосферу безнадежности, как будто вся бригада уже давно смирилась с неизбежным, как будто было уже слишком поздно как-то изменить мою судьбу. Я была в курсе любого происходящего вокруг меня события, но не чувствовала ничего – совсем ничего, кроме облегчения и невероятного чувства свободы, неведанного мною ранее.

Невероятно! Я чувствую себя так легко и свободно! Что происходит? Мне никогда в жизни не было так хорошо! Больше никаких трубок, никакого инвалидного кресла. Я могу свободно перемещаться вокруг без посторонней помощи! И дышать стало удивительно легко и непринужденно – как же это восхитительно!

Я не чувствовала ни малейшей связи со своим безжизненно лежащим на кровати телом, как будто оно мне больше не принадлежало. Оно казалось слишком маленьким и незначительным по сравнению с тем, что происходило со мной в данный момент. Я ощутила свободу и легкость. Не осталось ни малейшего следа от былых боли, мук, горя и печали! Я была абсолютно освобождена от всех проблем, я не могла припомнить, чтобы когда-либо раньше испытывала нечто подобное.

Я осознала, что последние четыре года, пока рак разрушал мою плоть, я была в плену своего тела, и только теперь мне наконец удалось сбежать из этой тюрьмы своей физической оболочки. Впервые я узнала по-настоящему, что такое свобода! Я почувствовала себя невесомой и поняла, что могу попасть в любое, какое только пожелаю, место и очутиться в любом, каком только захочу, моменте времени… и это нисколько не казалось мне странным. Абсолютно нормальным было для меня даже то, что я знала все о разговоре доктора с моим мужем, который состоялся за пределами отделения интенсивной терапии, где-то в пятнадцати метрах вниз по коридору.

«Мы ничем не можем помочь вашей жене, мистер Мурджани. У нее уже почти все органы отказали, а по всей лимфатической системе, от основания черепа до живота, опухоли размером с теннисный мяч. Легкие и мозг наполнены жидкостью. По всей коже гнойные раны, сочащиеся токсинами. Она не переживет эту ночь», – сообщил мужчина моему мужу. Этого врача я видела первый раз в жизни.

Я смотрела, как мучительная боль пронизывает лицо Дэнни, и хотела снова и снова прокричать ему: Все хорошо, любимый, – я в полном порядке! Пожалуйста, не беспокойся за меня, не переживай. Не слушай этого доктора, он говорит неправду! Но не могла. Ни слова не сорвалось с моих губ. Он не мог этого услышать.

«Но я не могу ее потерять. Я не готов ее потерять», – бормотал Дэнни.

Любимый, ты слышишь меня? Послушай, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты знал, что я в порядке!

Но как только я начала устанавливать эту эмоциональную связь со всей разворачивающейся вокруг меня трагедией, одновременно с этим я почувствовала себя оторванной от происходящего, как будто было что-то более важное, какой-то грандиозный план свыше, приводящийся в данный момент в действие. Я до сих пор ощущала себя привязанной ко всему происходящему вокруг моей больничной койки, когда вдруг осознала, что все идеально и происходит в точности по запланированному неведомой мне силой сценарию.

Пока мои эмоции уносились прочь от этого бренного мира, я стала замечать, что мое естество продолжает неутомимо расширяться, стараясь занять все свободное место, пока наконец я не перестала ощущать разницы между собой и всем происходящим вокруг меня. Я охватила все, что было рядом, более того, я стала всем и каждым вокруг. Я знала о каждом произнесенном во время разговора врача с моей семьей слове, хоть это и происходило физически в другом месте, за пределами комнаты, в которой я лежала. Я видела испуганное выражение лица своего мужа и чувствовала наполнившее его чувство страха. Как будто бы вдруг, ни с того ни с сего, я стала на какое-то мгновение им самим.

Ничего себе, это же Ануп! Летит в самолете. Почему он выглядит таким озабоченным? Должно быть, он летит сюда навестить меня!

Я помню, как почувствовала, насколько для него было важно как можно скорее меня увидеть. Я ощущала эмоциональную бурю, бушевавшую в его разуме.

Бедный, бедный Ануп. Он так беспокоится за меня и хочет успеть приехать до того, как я покину этот мир. Не бойся, Ануп. Я никуда не денусь. Тебе не нужно так спешить! Я больше не чувствую никакой боли, любимый мой братик!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.