Спорные истины
Спорные истины
Возможно, узкие специалисты, филологи и философы, с этим не согласятся, но в моем восприятии понятия «истина» и «заповедь» иногда настолько сближаются, что я их почти не различаю. В свое оправдание приведу не очень веский, но аргумент. Буддизм призывает следовать «Святой истине о пути к упразднению страданий»[131], христианство – десяти библейским заповедям. По науке, истина – это стрелка компаса при принятии решения. Направление, которое она показывает, – единственно верное. Да вот беда: постулат о том, что истина бесспорна, давным-давно опровергнут. Наиболее аргументированно это присутствует в анекдоте:
Когда вы говорите, что ваша жена – лучшая в мире, а друзья охотно с вами соглашаются, – это спорная истина.
В теории достижения успеха накопилось довольно много так называемых аксиом, которые суровой практикой не подтверждаются. Часто общепризнанная истина на проверку либо оказывается легендой, мифом, либо срабатывает через раз, превращаясь в спорную.
Для того, кто ловит удачу, совсем не вредно знать хотя бы о некоторых «погодных условиях», в которых показаниям этого ненадежного прибора следует верить с осторожностью, а то и вообще убирать его с глаз долой.
Но даже самому прагматичному ловцу удачи не плохо бы понимать, какие истины, заповеди лучше не переступать… Хотя бы для того, чтобы оставаться ЧЕЛОВЕКОМ.
Не место красит человека, а человек красит место.
Что человек красит место, спору нет. Но согласиться с утверждением, что место не красит человека, не могу.
Прежде всего, на «высоком кресле» человек на виду. И наоборот: даже харизматические фигуры, покинув стоящее на всеобщем обозрении кресло, уходят в глубокую тень, в которую подсветка телевизионных камер скупыми порциями проникает лишь на юбилейные даты. Тогда на минутку их современники вспоминают о Гайдаре и Касьянове, Хасбулатове и Руцком, Шандыбине и Марычеве. А их не столь яркие коллеги вообще уходят за горизонт.
Чем выше «кресло», тем больше меркантильные возможности сидельца. С изменением должности и положения эти возможности меняются. Человек пересел в кресло пониже – и на свою традиционную маленькую просьбу вместо привычного: «нет проблем!» вы слышите: «извини, старик, но это не мое».
Если честно: останется его образ в ваших глазах таким же «красным»?
Или слегка «побледнеет»?
Будь милосерден к поверженным, или «Милость к падшим призывал»
Этой гуманной истины я придерживался довольно долго: сначала в спорте, потом на заводе. Когда руководство Пермского университета уговаривало меня возглавить «провальную» кафедру учета и финансов[132], оно выражало готовность «освободить» кафедру от моего предшественника А. Г. Луненкова. Я поговорил с Александром Григорьевичем, спросил, как он видит свое новое место на кафедре. Он ответил, что видит себя доцентом, «и не более», и что я могу рассчитывать на него, как на союзника неизбежных нововведений.
Так все и получилось, гуманизм оказался оправданным.
Об этом я вспомнил через восемь лет, когда теперь уже руководство обкома КПСС направило меня поднимать «отстающий колхоз» – Пермский отдел Института экономики УрО АН СССР. Несколько сотрудников, которые достались мне «по наследству», не были профильными специалистами. Кандидаты наук Ю. Вешкуров и Ф. Томилов ранее занимали довольно видные руководящие посты, но не удержались на них, а от черновой научной работы отвыкли.
Так как я пришел в отдел не по своей воле, руководством обкома мне был дан карт-бланш на решение кадровых проблем. Заведующий отделом обкома Н. Трофимов, курирующий мою новую «фирму», предложил «профилактировать возможные конфликты» и трудоустроить «поверженных» в другом месте. Помня заповедь о милосердии, призыв А. С. Пушкина и «happy end» с А. Луненковым, я поблагодарил и отказался. И был наказан сполна. «Бывшие» забыли о прежних разногласиях и объединились в очень грамотном саботаже учиненной мной перестройки в отдельно взятом научном учреждении. На их укрощение я потратил не менее года по времени и не поддающийся учету объем нервных клеток.
Придя через три года «во власть», несмотря на остаточные проявления гнилой интеллигентности, больше подобных ошибок я себе не позволял. И другим не советую.
Эффективность и необходимость делегирования полномочий
Делегированием называют передачу вышестоящим (руководителем) задания, проекта или функций для выполнения одному или нескольким нижестоящим (его подчиненным). О важности такого распределения управленческого труда красноречиво говорит название книги известного специалиста по менеджменту Керка Ректора: «Делегировать или умереть»[133].
В западном фольклоре имеется доходчивое подтверждение этой истины.
Два руководителя между собой:
– Коллега, как вы думаете, секс – это работа или развлечение?
– Думаю, что развлечение… Была бы работа – давно бы делегировали.
Однако, когда анализируешь российскую практику исполнения этой истины в политике и бизнесе, то приходится констатировать, что она так же слабо приживается на нашей земле, как кукуруза в незабвенные хрущевские времена.
О причинах бурного произрастания у «них» и хилости у «нас» делегирования полномочий у меня имеется пара версий.
Относительно объективная версия.
Когда перепоручают только (!) работу – это не делегирование, а поручение, нагрузка. Но когда в этом «лоте», кроме работы и ответственности за ее выполнение, присутствуют еще и соответствующие полномочия и ресурсы, то это уже делегирование.
Становление наших нынешних топ-менеджеров пришлось на лихие девяностые годы. Их зарубежные коллеги становились «топами» в атмосфере приоритетности глаголов типа «структурировать», «выйти» (на IPO)[134], «увеличить» (пакет акций), «демпинговать». Для наших более актуальными были глаголы «обналичить», «принести» (что-то, кому-то), «заказать», «кинуть»… Чтобы победить, соответствующие действия приходилось или совершать самому, или уметь противостоять им. У большинства людей, выдержавших эту суровую и затяжную экзаменационную сессию, в плоть и кровь вошло недоверие ко всем и ко всему. Отсюда готовность делегировать лишь те полномочия, при исполнении которых минимизируются риски личного характера. Поделиться заботами по реструктуризации задолженностей, выбиванию лицензии, ребрендингу наш «топ» готов. Но контроль за финансовыми потоками – извините!
Вторая версия сугубо субъективная, которая распространяется не только на наших питомцев бандитского капитализма, но и на изнеженных выпускников Принстона. Степень делегирования полномочий во многом определяется менталитетом, характером конкретного человека.
Среди успешных людей немало тех, кто предпочитает в своем «хозяйстве» контролировать абсолютно все: от миллиардных инвестиций до программы и репертуара корпоративного праздника. Это тот случай, когда выполнение определенных полномочий не делегируется, а поручается под зорким оком шефа.
По отзывам моих знакомых, типичным представителем этой категории является миллиардер Олег Дерипаска. Из руководителей подобного «калибра», которых я знаю лично, к такому стилю тяготеет вице-президент ЛУКОЙЛа и собственник Пермской финансово-промышленной группы Андрей Кузяев.
По своей надежности этот стиль вне конкуренции, но он обладает «всего-навсего» одним недостатком: даже у талантливых трудоголиков в сутках те же 24 часа. О том, что именно этого стиля управления придерживается тот или иной руководитель, можно обнаружить даже внешне: начиная от его приемной и дальше сверху донизу. Трещит по швам график рабочего дня, долго лежат неподписанные документы, в воздухе витает повышенная нервозность…
И при этом они добиваются успеха?
Да! За счет других качеств (грамотности и интуиции, воле и обаянию, работоспособности…), которые перекрывают недостатки «делегирования». Не благодаря сложившейся системе, а вопреки ей.
Меньшую, но не малую часть успешных топ-менеджеров составляют люди с демократическим менталитетом. Наставлениям Керка Ректора и его научных коллег они следуют, не начитавшись книг, а по зову души и… трезвого расчета. «Демократы» действительно делегируют значительную часть своих полномочий «нижестоящим», сосредотачивая свои усилия на приоритетных, с их точки зрения, направлениях работы. Из этого совсем не следует, что они «белые и пушистые» и их легко «обвести вокруг пальца».
Из тех лидеров менеджмента, которых я знаю поближе, такому стилю работы следовал в бизнесе и продолжает следовать в ранге федерального министра Юрий Трутнев.
При наличии нескольких вариантов решения какой-то задачи я всегда пытаюсь сравнить их по всем известным мне параметрам, чтобы в конце концов «ткнуть пальцем» в лучший из них. В данном случае, сравнивая два стиля делегирования полномочий, такой определенности позволить себе не могу.
«Единоначальники» иногда называют «демократов» белоручками или даже лентяями. Со стороны «демократов» я встречных обвинений не встречал. Хотя сочувствие по поводу, что «Сережа шизанулся на мелочевке», слышать приходилось.
Видимо, в соревновании этих двух подходов наиболее справедлив равный счет:
– в первых строчках лидеров политики и бизнеса присутствуют представители обеих команд;
– и у тех, и у других случались громкие «разводы с битьем посуды» с некогда самыми закадычными и надежными «младшими братьями».
Тем более это характерно для «случайных связей». Так получилось у Горбачева с Янаевым, у Ельцина с Руцким. Не будем здесь разбираться, кто из каждой пары первым нарушил «супружеский долг». Очевидно одно: пусть в разной степени, но в конфликте были виноваты обе стороны.
И все же лично мне импонирует второй, «демократический» вариант.
Я всегда старался найти сильных заместителей, помощников, делегировал им серьезные полномочия. Эта политика была отнюдь не бескорыстной: способный человек приносит много пользы не только делу и себе. Солидная часть этого «прибавочного продукта» перепадает и на долю его руководителя. Что касается опасности того, что тебя подведут, «подсидят», то «слабаки» к этому предрасположены больше. Наличие сильного заместителя к тому же заставляет его руководителя постоянно быть «в тонусе», как минимум, не уступать ему по уровню. А это полезно для здоровья.
Когда я заведовал кафедрой, одним из тех, кому я делегировал свои полномочия, были доценты Андрей Климов, ныне заместитель председателя международного комитета Госдумы, и Галина Новикова, возглавляющая сегодня известную аудиторскую фирму.
В ЗС в этом качестве выступал мой заместитель Николай Девяткин.
Мы с ним избирались на посты председателя и заместителя председателя ЗС в одной «связке», о чем с первого до последнего дня нашей четырехлетней совместной работы я никогда не забывал. Проявлялось это в том, что, четко разграничив наши задачи и полномочия, я предоставил ему полную самостоятельность в сфере его компетенции. И он ни разу меня не подвел. Не знаю, что он думает об этом, но мне представляется, что наш тандем был наиболее гармоничным. Ключевым словом нашей совместной деятельности было «доверие». В парламентской практике очень редко спикер передает функцию ведения заседания своему заместителю. Только в случае крайней необходимости. Я сделал это правилом.
Я почти на 100 процентов доверил ему работу с аппаратом ЗС, такие ответственные проекты, как организация визита патриарха в Пермскую область, законодательное обеспечение и организацию взаимодействия с главами местного самоуправления…
Руководители, особенно высокого ранга, как правило, люди с амбициями. И среди них существует не так уж тонкая «прослойка», представители которой внимание и доверие со стороны партнера воспринимают как его слабость, как шанс перетащить одеяло на себя.
Ни разу ничего подобного Девяткин даже не попытался сделать. Хотя возможностей для этого было предостаточно. Особенно, когда меня избрали председателем комитета в Совете Федерации и я был вынужден много времени проводить за пределами области.
Нам обоим хватило ума понять, что вместе у нас все получится лучше, чем по отдельности…
С удовольствием фиксирую, что и сегодня Николай Андреевич «рулит» ЗС Пермского края.
Три раза плюю через плечо, но примеры того, что человек, которому я делегировал свои полномочия, меня предал или подвел, в моей биографии отсутствуют.
Если копнуть глубже, то оказывается, что разница между понятиями «делегировать» и «поделить» невооруженным глазом почти не улавливается. Поэтому проблемы и противоречия системы деловых взаимоотношений партнеров (в политике и, особенно, бизнесе) подобны тем, что существуют между руководителем и его заместителями.
В начале 1990-х я был не просто удивлен, но поражен, когда мне рассказали, что Г. Баршевский «кинул» своего партнера по бизнесу Ю. Гантмана. Оба были когда-то аспирантами нашей кафедры экономической кибернетики, были не просто коллегами – друзьями. Казалось бы, это должно гарантировать прочность их партнерских отношений. Ан, нет! Проверки на справедливость раздела «совместно нажитого имущества» Григорий не выдержал.
Спустя 15 лет другие «внутренние напряжения» на глазах у всего делового мира раскололи казавшийся монолитным блок «Потанин – Прохоров».
Объективности ради не могу не привести примеры многолетних деловых альянсов, замешанных на старых добрых отношениях и порядочности. Из тех, кого знаю лично, это пермяки Ю. Антонов и А. Долотов («Инкар»); триумвират Ю. Гантман, Г. Кремер, В. Сюткин[135]; шестерка собственников «Новомета», воспитанников академика В. Анциферова. Из списка миллиардеров много лет не претерпевает изменений состав команды «Альфы»: Михаил Фридман, Герман Хан, Алексей Кузьмичев, Петр Авен…
Что касается политики, то наличия в ней примеров удачного и длительного альянса РАВНЫХ что-то не припомню.
Не верь, не бойся, не проси
Применительно к экстремальным условиям эти три «зековские» заповеди еще никто не опроверг. Попытки интегрировать их в повседневную, тоже достаточно суровую, но все же нормальную жизнь у меня вызывают отторжение.
«Не бойся» (угроз)… Это далеко не каждому по плечу, но отчетливое присутствие собственного достоинства вызывает только уважение, его отсутствие – жалость, а то и презрение.
«Не верь» (никому). Позволивший себя обмануть, оказавшийся «лохом» – это, по сути дела, характеристика проигравшего, упустившего успех. Что вроде бы недопустимо для человека, который пустился вдогонку за удачей. Вопрос: какой ценой достигается решение задачи «не подставиться»? Если для ее решения я должен превратиться в постоянно действующего контрразведчика, в каждой обаятельной женщине видеть Мату Хари[136], а в приятном собеседнике – вербовщика спецслужб, то это не по мне. Дешевле пару раз «лопухнуться», чем пополнить собой ряды параноиков.
«Не проси». Эта заповедь «в миру», а не на зоне является наиболее спорной.
С одной стороны, в качестве просителя ты попадаешь в зависимость, можешь показаться нескромным. А с другой – далеко не до каждого руководителя доходит, что его подчиненный уже перерос занимаемую должность и его нужно двигать выше или хотя бы по горизонтали. И нет того, кто об этом должен намекнуть.
То же самое и в бизнесе: у меня появились проблемы, которые мой партнер может устранить «одной левой», но с высоты своего положения этих «заморочек» он даже не замечает. Остается одно: попросить.
Короче, к нарушению этой истины я даже с позиции того, у кого просят, отношусь с одобрением. Если вовремя не уловил, что необходима твоя помощь (очень часто ее результат оказывается полезен не только просителю, но и тебе), – спасибо за подсказку. В соответствии с этой формулой я принимал участие в судьбе Александра Деркача, Виктора Плотникова, Валерия Сергеева, Геннадия Тушнолобова, Белана Хамчиева и многих других… И ни разу не пожалел о сделанном.
Если параметры просьбы завышены – объясним. В этом случае обида со стороны просителя не исключена, но это все равно лучше, чем видимые всем твои близорукость и равнодушие…
В ППИ моим коллегой по кафедре был бывший военный летчик Василий Бардин. От него я впервые услышал армейский вариант заповеди «не проси». В его редакции она выглядела так: «Ни на что не напрашивайся, ни от чего не отказывайся».
Я сказал своему коллеге, что предлагаемая линия поведения выглядит довольно ущербной, что ее вполне можно воспринять в виде: «Хорошего не проси, от дерьма не отказывайся».
Он парировал мой выпад версией, в соответствии с которой в этой истине заложена вера настоящих военных в мудрость отцов-командиров.
Как ни странно, но, при моей активной жизненной позиции последующая биография в основном соответствовала этой пассивной заповеди. Я не напрашивался и сразу (или не сразу) соглашался возглавить кафедру учета и финансов, перейти в систему АН СССР, в облисполком, в министерство… И при всем этом пожаловаться на судьбу никак не могу.
Может быть, «отцы-командиры» действительно мудры? Или мне повезло с такими?
Наверняка случаются варианты, когда надо отказываться наотрез. Мне, к счастью, их не предлагали. Мой опыт подсказывает, что с предложениями, имеющими и плюсы и минусы, все же соглашаться следует. Но девушка, сразу «на все согласная», как правило, пользуется у представителей сильного пола повышенным, но неустойчивым спросом. А вот если мы изображаем из себя недотрогу, если мы согласны, но не сразу, не всегда и не везде, цена наших акций взлетает, как цены на нефть после снижения квоты на ее добычу.
С другой стороны, всем известно, что печальное сообщество «старые девы» формируется, в основном, из недотрог.
Где же золотая середина? Универсального ответа на этот вопрос не существует. Каждому приходится искать его самому, на собственный страх и риск.
Два раза я соглашался на предложения моих отцов-командиров очень даже «не сразу». О первом, связанном с переходом на кафедру учета и финансов, я уже рассказывал[137]. Второе не очень «вкусное» предложение я получил в начале 1987 года. Именно тогда меня пригласил к себе на беседу организатор Пермского научного центра АН СССР Ю. С. Клячкин и предложил возглавить Пермский отдел Института экономики Уральского отделения[138].
К этому времени я седьмой год заведовал кафедрой (теперь одной из лучших в университете), третий созыв был членом парткома (число голосов «против» на каждых выборах снижалось). В стране набирала обороты перестройка, начались альтернативные выборы ректоров. Не предпринимая к тому ни малейших действий, я, к своему удивлению, оказался среди трех наиболее вероятных кандидатов (наряду с Владимиром Маланиным и Олегом Тиуновым)…
Академический отдел, куда меня сватали, в городе и в области мало кто знал. А те, кто знал, отзывался о нем неважно. Короче, я отказался.
Через неделю последовало аналогичное предложение от заведующей отделом обкома КПСС Валентины Русейкиной. Вот тут я почувствовал, что дело не только в моих научных и организационных качествах, но и желании «почистить» список кандидатов в ректоры. Отказался.
Директором Института экономики был член-корреспондент АН СССР Валерий Чичканов. Он получил это звание, возглавляя аналогичный институт в Хабаровске. Мы давно знали друг друга, были на «ты», я был членом Ученого совета его Дальневосточного института.
Последовал звонок от Чичканова с тем же предложением. Очень, очень мягко, аргументированно, но отказался.
Следующее приглашение – к секретарю обкома по идеологии Валентину Котову. Отказался.
Проходит месяц. Думал, что все утряслось. Подал документы на заграничную туристическую поездку. И вдруг в субботу – звонок В. Русейкиной:
– С вами хотел бы встретиться Борис Всеволодович (Коноплев), высылаем машину.
Царь Борис! Царь – он и в Африке царь, а в Пермской губернии тем паче. Коноплев не стал терять время на уговоры:
– Товарищ Сапиро, вы собираетесь уезжать из Пермской области?
– Нет, что вы!
– Тогда о чем разговор, если первый секретарь обкома предлагает вам ответственную работу?
– Предлагает?..
– Предлагает! И считает это предложение для вас перспективным.
Мысли крутятся в голове с бешеной скоростью. Отказываться – себе дороже…
– Если первый секретарь предлагает, будем соглашаться…
– Ну и отлично. Вы, насколько мне известно, собираетесь отдохнуть за рубежом?
– ??? Да.
– Поезжайте, отдохните и приступайте к новой работе.
Вполне вероятно, что, если бы этого назначения не состоялось, мне не пришлось бы заниматься реальной экономикой Пермской области, «попасть на глаза» сотням людям, и в том числе тем, кому весной 1990 года пришло в голову благословить меня «во власть»…
Лучше синица в руках, чем журавль в небе
Эта истина тоже спорная. Ее справедливость я оцениваю как пятьдесят на пятьдесят. Как показывает последний пример, большинство моих «журавлей» были ко мне благосклонны и рано или поздно оказывались рядом. В то же время на моей памяти много примеров, когда «синица» оказывалась не только надежной, но и вырастала до размеров упитанного «журавля».
Весной 1990 года, в самый разгар перемен, снова избранный председателем облисполкома В. А. Петров в моем присутствии предложил ректору Пермского госуниверситета Владимиру Маланину высокий пост – заместителя председателя облисполкома по социально-культурной сфере. Владимир Владимирович поблагодарил за доверие и… отказался.
Потому что обладал способностью заглянуть лет на десять вперед, хорошо понимал разницу между работой временной и постоянной.
В начале 1960-х в СССР произошли два знаменательных события: было объявлено о приближении коммунизма и построена Останкинская башня. Никита Хрущев велел оборудовать на ее вершине наблюдательный пункт, оснащенный прямой связью с Кремлем, найти мужика поглазастее и доставить к нему для инструктажа. Инструктаж был краток:
– Как зовут?
– Вася.
– Поручаю тебе, Вася, важнейшее задание: сиди и смотри приближение коммунизма. Вот тебе самый лучший бинокль, удобное кресло… Сиди и бди! Как увидишь, первому звони мне по этому красному телефону. С оплатой не обижу: платить буду, как доктору наук.
Вася занял ответственный пост и стал добросовестно вести наблюдение. Через несколько месяцев, в ясную солнечную погоду, на западе он обнаружил какое-то сооружение. Навел резкость – ажурная башня. Еще подкрутил настройку – на башне человек. Прокашлялся Вася и заорал:
– Эй, ты кто?
– Я француз, Жаном зовут.
– А что за хреновина, на которой ты сидишь?
– Эйфелева башня.
– А чем ты на ней занимаешься?
– Смотрю на приближение кризиса капитализма.
– И сколько тебе за это платят?
– Если в рублях, то шестнадцать тысяч.
Тут набежали облачка, исчезли видимость и слышимость. А информация, вызывающая дурные мысли, осталась.
Через недельку Никита Сергеевич, посетив ресторан «Седьмое небо», поднялся к Васе.
– Как дела?
Тот без энтузиазма:
– Нормально.
– Ты чем-то расстроен?
– Да нет…
– Колись, Вася, в чем дело? Вася все рассказал как на духу.
– Так что тебя огорчило?
– Никита Сергеевич! Вы мне за наш, за КОММУНИЗМ, платите четыре тыщи, а они ему за поганый КАПИТАЛИЗМ – в четыре раза больше.
– Дурак ты, Вася! У него работа временная, а у тебя – постоянная.
Владимир Владимирович Маланин до сих пор занимает ту же ректорскую должность. Но в рамках «той же» должности, на которую он недавно избран пятый (!) раз, он в трудные перестроечные годы построил новые университетские корпуса, вывел ПГУ на качественно новый уровень в науке и преподавании, завоевал огромный авторитет не только на краевом, но и федеральном уровне… Вряд ли бы он «потерялся», и придя в политику. Но, думаю, что, не погнавшись за журавлем, он достиг бо?льшего.
Старый друг лучше новых двух, или Земляк земляка видит издалека
В кадровой политике эти родственные истины означают: среди многих показателей оценки кандидата на высокий пост главным является проверенная ранее надежность претендента по отношению к своему патрону, личная преданность ему. Хотелось бы написать: «личная преданность при прочих равных условиях», но практика показывает, что «свой» выигрывает и при условии, что он слабее своих конкурентов.
Категорию «своих» образуют земляки или (и) сослуживцы.
Свято следовал курсу «землячества» выходец из Днепропетровска Л. И. Брежнев, о чем свидетельствует «персональный» анекдот[139].
История России делится на три периода – допетровский, петровский и днепропетровский.
У М. С. Горбачева этого заболевания не наблюдалось, у Б. Н. Ельцина оно проявлялось в легкой форме: Г. Бурбулис, Е. Бычков, В. Илюшин, О. Лобов, Ю. Петров, Р. Пихоя и еще несколько свердловчан не на самых высоких федеральных постах…
О кадровой стратегии В. Путина я уже упоминал во 2-й главе. Здесь мы посмотрим на нее с одной позиции – земляческой.
Список тех, кто когда-либо работал с президентом в санкт-петербургской мэрии либо входил в круг общих знакомых, впечатляет[140].
Возглавляет список преемник Путина Дмитрий Медведев. За ним следуют вице-спикеры обеих палат Федерального Собрания Борис Грызлов и Сергей Миронов, вице-премьеры Виктор Зубков, Игорь Сечин, Алексей Кудрин, Дмитрий Козак, министр обороны Анатолий Сердюков, бывший министр экономического развития и торговли, ныне президент Сбербанка Герман Греф, председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер, полпред Путина в Дальневосточном федеральном округе Олег Сафонов, управделами президента Владимир Кожин, министры Виталий Мутко и Александр Коновалов, множество начальников рангом пониже.
Вице-премьер Сергей Иванов, секретарь Совета безопасности Николай Патрушев, глава Госнаркоконтроля Виктор Иванов, полпреды президента Виктор Черкесов и Георгий Полтавченко служили с Путиным в Ленинградском управлении КГБ.
Глава Следственного комитета при генпрокуратуре Александр Бастрыкин – однокашник президента по юридическому факультету ЛГУ. Президент ОАО «Российские железные дороги» Владимир Якунин служил в КГБ, был соседом В. Путина по даче.
Бывший директор Службы внешней разведки, ныне исполнительный секретарь СНГ Сергей Лебедев и глава госкорпорации «Ростехнологии» Сергей Чемезов одновременно с будущим президентом работали в ГДР[141].
Как мы убедились, и до «эпохи Путина» случалось, что на более высокую карьерную орбиту претендента возносили не только «типовые двигатели» (профессионализм, образование, организаторские способности, управленческий опыт…). Порою куда мощнее оказывались движки «индивидуального производства» (связи, деньги, интриги, постель…).
Особенности кадровой политики «эпохи Путина» – в масштабной замене приоритетов. Во всей системе классические оценки карьерной конкурентоспособности отошли на второй план. На первом оказался принцип «свои да наши».
Довольно солидные люди с учеными степенями со всей серьезностью не раз убеждали меня, что такой подход имеет право на жизнь, что он по науке: из «своих да наших» отбираются тоже лучшие, да к тому же проверенные!
Согласен. Но всю эту научную обоснованность обесценивает объем выборки. Кто из двух старателей, восемь лет моющих кадровое золото на одной и той же речке под названием Россия, добудет больше самородков? Тот, кто «прошел» 84 участка (субъекта Федерации), или один (питерский)? Видимо, Владимир Владимирович считает, что «питерский» участок – самый золотоносный, и на нем копать да копать, а не бегать по всей реке, где, кроме мелочевки, ничего не найдешь.
Может быть, оно и так, но я, немало походивший по российским берегам, в это не верю.
Не мельтеши, или В защиту дилетанта
На седьмой год эксплуатации, в условиях посыпаемых солью зимних пермских дорог и теплого гаража, крылья моей первой автомашины «Волга-21» проржавели насквозь. Запасные можно было достать только по блату, которого у молодого доцента политеха еще не было. Сварщик-«шабашник» дырки заварил, а зашкурить швы снисходительно поручил хозяину. Минут пятнадцать, сидя на «запаске» и покуривая, он брезгливо поглядывал на мои потуги, затем тяжело вздохнул и спросил:
– Мельтешишь?
– Мельтешу.
– Больше не мельтеши!
Он отодвинул меня в сторону, отобрал все «приспособы» и играючи прошелся ими по металлу. Через полчаса крыло сверкало зеркальным блеском…
С тех пор выражение «не мельтеши» прочно вошло в мой лексикон, стало «программной» истиной. Ее смысл: для собственного развлечения можешь заниматься чем угодно, но в присутствии настоящего МАСТЕРА не мельтеши.
Я много лет не только сам свято соблюдал эту истину, но и пытался склонить к этому других. Однажды Андрей Климов, ныне депутат Госдумы, а тогда доцент кафедры, которой я заведовал, гордо показал мне свой фельетон, опубликованный в журнале «Крокодил» (между прочим, органе ЦК КПСС). Я его поздравил, но не обошелся без ложки дегтя:
– Вы по-прежнему намерены работать над докторской диссертацией?
– Конечно.
– Тогда настоятельно рекомендую покинуть сатирический жанр.
Тем более что научные публикации у вас получаются лучше.
Надо сказать, что Андрей Аркадьевич моему совету внял. А чувство юмора не повредило ему в политике.
Но подошло время, и я сам несколько раз нарушил эту заповедь: замельтешил.
Осмелился острить в присутствии Михаила Михайловича Жванецкого.
Весной 1997 года продюсер Леонид Новоселицкий сотворил два добрых дела: организовал в зале Пермского оперного театра гастрольное выступление Михаила Жванецкого и пригласил на это выступление меня.
По давно заведенной традиции гастролер после концерта на несколько минут заходил в гостиную театра, и у приглашенных была возможность хоть накоротке, но пообщаться с ним. Поэтому я захватил с собой официальную стенограмму заседания Совета Федерации, на котором один из губернаторов-сенаторов, пытаясь решить проблему неплатежей, предложил резко увеличить темпы инфляции, обеспечив в то же время ее «управляемость и контроль». Я среагировал на его предложение репликой: мол, это «ценное» предложение напоминает мне рецепт «доктора» Жванецкого: одновременный прием снотворного со слабительным…
Первое отделение прошло на ура. В антракте Леня подошел ко мне и попросил после окончания выйти на сцену и сказать пару благодарственных слов. И, чтобы отрезать путь к отступлению, вручил мне букет.
Да подтвердят присутствующие на концерте, но это был тот самый случай, когда между выступающим и зрителем был стопроцентный контакт, когда «кураж» ощущался не только артистом, но и каждым зрителем.
Если бы этого не было, я бы, конечно, не рискнул острить в присутствии САМОГО. Все произошло «на автомате». Не ручаюсь за точность своего монолога, но большинство фрагментов память сохранила:
С М. М. Жванецким. Москва, 1997 год
– Михаил Михайлович! Даже не знаю, как к вам обратиться. Сказать «дорогой» – подумают, что намекаю на цену билетов…
Разогретый до температуры плавки металла, зал бурно среагировал на эту незамысловатую шуточку.
– Присутствующие здесь знают, что Жванецкий – классик. И убедились в этом еще раз. Но знает ли об этом сам Жванецкий – это вопрос. И, чтобы он в этом не сомневался, позвольте зачитать протокол Совета Федерации, на котором Жванецкий, как и положено классику, цитируется «по делу»…
Далее в полном объеме прозвучал вышеприведенный отрывок из дискуссии в верхней палате российского парламента, после чего я вручил ему этот документ.
Из четырех последних сюжетов, прочитанных М. Жванецким на концерте, два оказались посвящены теме «голубизны»…
– …Михаил Михайлович! Только не обращайте внимания на цвет моего костюма (он был сине-голубой, на что зал незамедлительно и бурно среагировал), но все присутствующие в этом зале теперь имеют право и удовольствие сказать: «Я целый вечер имел самого Жванецкого! И как имел!»
Зал снова взревел.
Когда дали занавес, Михаил Михайлович, по-моему, без восторга, обратился к устроителям: кто такой порушил мне концовку? Меня представили: профессор, спикер, сенатор… Михаил Михайлович внимательно взглянул на меня:
– Посмотрите! Сенатор, а на человека похож!
После концерта поехали на Гайву, в одну из немногих тогда в Перми «еврогостиниц». За столом было человек 7–9, в том числе областной министр культуры Лидия Лисовенко, директор оперного театра Михаил Арнопольский…
Я еще больше обнаглел, продолжая свои шуточки уже не «при», а «вместе» с МАСТЕРОМ.
Тормоза сдали…
От светлой атмосферы, царившей в этой небольшой компании…
От выпитого за этим столом, от теплоты и детской искренности, исходящей от этого гениального и совсем не «великого» человека…
От его обращения где-то через час ко мне по имени, от «прекрати, зови меня Миша…».
Оказалось, что именно от меня великий одессит впервые услышал отличную одесскую хохму.
В 1968 году мы с женой отправились в круиз по Средиземному морю. Конечным пунктом путешествия была Одесса. Туристов выпустили на берег, сказав, чтобы пришли за вещами через два часа. Поднимаемся по знаменитой одесской лестнице. Навстречу спускаются две девушки, в руках у них розовое мороженое. Поднимаемся дальше, и на верхней площадке лестницы обнаруживаем старого одесского еврея, торгующего именно мороженым, но белого цвета. На всякий случай жена спрашивает у мороженщика:
– А у вас нет розового?
– Так розовое такое же говно, как моя жизнь! Возьмите крэм-бруле: чтоб я так жил!
Михаилу Михайловичу понравилось название «аидобуденновец» (еврейский буденновец), которым, со слов своей бабушки, четверть века назад меня одарил друг нашей семьи Миша Кацнельсон. Мы закрепили сорокоградусной тезис, что «аидобуденновец» и «гусар» – близнецы-братья. А когда выяснилось, что девичья фамилия моей жены – Гусарова, последовало:
– Тогда с тобой все ясно!
От этого вечера остался материальный след – книга Жванецкого с автографом:
Жене и Гусаровой!
Огромное спасибо за вечер!
Чтоб мы всегда «гуляли на именинах,
а наши враги – на костылях».
Ваш автор
М. Жванецкий
(……номер домашнего телефона)
Наверняка я тогда мельтешил. Но с удовольствием, естественно, без потуг… Да, я нарушил заповедь, но каяться в этом не тороплюсь.
Тяжесть первого проступка была не такой большой, потому что это было «камерное» мельтешение, в узком кругу. Второй раз я оступился более серьезно. Хотя понял это не сразу.
В 2002 году я полгода публиковал в пермской газете «Новый компаньон» отрывки, а затем издал свою первую книгу, не имеющую отношения к моей научной специальности. «Стриптиз с юмором» – это в первую очередь байки и анекдоты, а уже потом – воспоминания. Сравнению с известными мне мемуарами мастеров они не подлежали, так как шли по другому литературному «цеху». В автономном плавании, без оглядки на творческих конкурентов «Стриптиз…» мне показался «вполне даже ничего», тем более что книга была воспринята с интересом (не всегда здоровым) не такой уж тонкой пермской читающей прослойкой.
Так срослось, что через год почти одновременно я прочитал давно любимого Виктора Конецкого[142] и впервые представшего передо мной в качестве автора книги Виктора Шендеровича[143].
У них было все: юмор, мысли, культовые персонажи, потрясающая наблюдательность, блестящий язык… На их фоне мои литературные акции обвалились в собственных глазах, как акции «Метчела» после того, как В. Путин пообещал прислать на дом к президенту этой компании своего «доктора».
Зарекался не мельтешить, а вылез на широкую (!) публику со своим эрзацем[144]…
Но не прошло и пятилетки, как опять потянуло на старое… Как же поступить с истиной «не мельтеши»?
Когда я поделился своими сомнениями на эту тему со старым другом и персонажем первой книги Владимиром Мовчаном, он, во-первых, упрекнул меня в явной недооценке собственных акций, а, во-вторых, привел неотразимый аргумент в пользу продолжения литературной деятельности:
– Не спорю: книги этих ребят, может быть, и лучше. Но о нас с Федоровым[145] они не писали и точно не напишут…
Имеются еще два аргумента, на основе которых я категорически отношу истину «не мельтеши» к разряду «очень спорных»: нарушая ее, я большого вреда отчизне не приношу, а удовольствие от этого получаю.
Оставаться самим собой
Как-то молодая журналистка Анна Солодуха брала у меня предъюбилейное, а значит, доброжелательное интервью. Приведу из него всего две строчки:
– В чем заключается секрет вашего карьерного успеха?
– Я всегда оставался самим собой[146].
Оставаться самим собой можно, если ты уверен в себе. Когда не трусишь, когда уверен в собственных силах, а если не уверен, то готов на жертвы.
У меня было сложное отношение к бизнесмену и миллиардеру Михаилу Ходорковскому. Но я снимаю шапку перед Ходорковским-человеком, личностью, который остается самим собой, несмотря на СИЗО, зону и карцер.
В том интервью я был не совсем точным. Я не всегда оставался самим собой. Это произошло только после защиты докторской диссертации. А до получения «искомой степени» было всякое: и легкий подхалимаж, и унизительное высиживание часами в приемных оппонентов и прочих «больших людей»…
Когда к моему партбилету прибавился диплом доктора наук, я почувствовал себя одетым в легкий, но бронежилет. Защиту от танковых орудий он не обеспечивал, но на танки я и не бросался. А пули, выпущенные деятелями мелкого калибра, мою двухслойную защиту не пробивали. Под ее прикрытием я мог позволить вести себя достойно, не разрешая недалеким святошам учить меня жить и никому – вытирать о себя ноги.
Если кому не понятно, при чем здесь партийный билет члена КПСС, поясняю. Например, позволил я себе на лекции покритиковать нашу систему использования научных достижений. Без ярости, конструктивно, не острее, чем в докладе ЦК КПСС, но с подробностями. И секретарь парткома объединения, где я эту лекцию читаю, вдруг заявляет, что товарищ профессор не только не прав, но и пытается дискредитировать нашу лучшую в мире промышленность. Дальше я затеваю примерно такой диалог:
– Нет, это вы не правы. Я свое мнение подтверждал аргументами и примерами, а вы – лозунгом.
– Это мнение коммуниста.
– Покажите, пожалуйста, ваш партбилет.
– Зачем?
– Хочу убедиться, что он более красный, чем мой.
…
Какова в этих случаях реакция зала, думаю, вы догадались. В девяноста процентах из ста народ безмерно счастлив, когда на его глазах «вставляют фитиль» не очень почитаемому начальнику (от почитаемых подобных оценок слышать не приходилось).
Тем более независимо я вел себя в «эпоху Ельцина», понапрасну не атаковал, но на контратаках играл остро.
И дело здесь не столько в моей личной отваге, чувстве собственного достоинства, сколько в атмосфере того времени, когда быть самим собой считалось хорошим тоном.
В 1999 году я один раз нарушил заповедь оставаться самим собой. Принимая участие в выборах в Государственную думу, почувствовал, что проигрываю и… «завибрировал». Позволил себе то, что не позволял на предыдущих трех выборах: стал угодничать. Нет, не перед отдельными «физическими лицами», а перед всеми своими избирателями. Но от этого было не менее противно…
Может быть, потому, что сам не без греха, я не осуждаю многих своих коллег по Совету Федерации, которые быстро трансформировались из «демократов» в поклонников властной вертикали. Сегодня это условие политического выживания, а жить хочется…
И все же, несмотря на все разочарования, мое отношение к заповеди «быть самим собой» – положительное. Ее не так легко придерживаться на извилистом жизненном пути, но если постараться, если контролировать себя, то можно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.