Медаль, 1981-й

Медаль, 1981-й

1

В 1981-м Тибор со своей дочерью Рози отправился в Лас-Вегас на национальную встречу ветеранов. Решение поехать было спонтанным, цели у поездки были самые скромные: прогуляться по неоновым улицам и смешаться с толпой незнакомых людей в роскошном отеле.

В лобби отеля было не протолкнуться: ветераны Второй мировой, Корейской и Вьетнамской войн болтали, шутили, пили, обнимались и жали друг другу руки. Униформы, ветеранские жилеты и медали мелькали то тут, то там; у многих пиджаки и штаны уже едва справлялись с линией талии.

Тибор и Рози пробирались сквозь группы незнакомцев, никого не узнавая. Тут Тибор обернулся и столкнулся лицом к лицу с бывшим заместителем комвзвода Рэндаллом Бриером. Сказать, что он испытал шок – значит, ничего не сказать: он видел сослуживца впервые за почти тридцать лет и считал, что того убили где-то за воротами «Лагеря 5». Он не раздумывая открыл рот и заорал.

Рэндалл лишился дара речи, когда незнакомый мужик прокричал в упор «Рядовой Рубин!» и сжал его в объятьях. Это шутка, что ли? Рубин, которого он помнил, был угловатым двадцатилетним мальчишкой, сдержанным и тихим, с копной волос на голове. Бриер был уверен, что тот парень не вернулся домой. Мужчина перед ним был коренастым и лысеющим, с мягкими чертами лица и живым, озорным выражением глаз. Но акцент – такой акцент не забудешь. Он сделал шаг назад и внимательно посмотрел на незнакомца. Да это правда рядовой Рубин.

– Ты где был все эти годы? – проревел Рэндалл.

– Гарден-гров, Калифорния, – выпалил Тибор и представил Рози.

Бывший сержант пожал ей руку, затем пристально осмотрел Тибора с головы до ног.

– Так, а медали где? – спросил он требовательным тоном.

– Так я не был на таких мероприятиях раньше! – ответил Тибор радостно. – Не знал, что нужно все с собой носит.

– Ну то есть ты их получил в итоге?

Тибор рассказал, что вдобавок к наградам за службу на иностранной территории и за нахождение в плену врага он получил два Пурпурных сердца. Рэндалл же про это, да?

– Нет, я про Серебряную звезду и Медаль Почета.

Тибор ничего о них не знал.

Рэндалл обнял Тибора и Рози и повел их в ресторан отеля.

Они присели за столик, и Рэндалл рассказал, что до «Большого обмена» провел два года в спецлагере для реакционеров. Сейчас он и его жена, Эстер, живут в Сан-Антонио, Техас, где он помог создать несколько отделений «Американских экс-ветеранов» – организации, помогающей ветеранам приспособиться к гражданской жизни.

Рэндалл по собственному опыту знал, как тяжело бывает привыкнуть к внешнему миру. Он с готовностью рассказывал о трудностях и ужасах Перл-Харбора, Гуадалканала и оккупации послевоенной Европы, но про Корею и особенно жизнь в лагере отмалчивался. Он считал, что ветеранов Корейской обделили и по части медицинского обслуживания, и по части выплат. Работая сержантом-инструктором по строевой подготовке, он непрестанно и грубо шутил по поводу неподходящих ему казенных вставных зубов. Когда нужно было проходить обязательное стоматологическое обследование, Рэндалл вручал санитару полный пакет зубов с требованием вернуть их обратно после осмотра. Но про Корею он не говорил. Его жена Эстер чувствовала тяжесть, которую он нес на себе; она сквозила через его молчание, вспыльчивый характер и безразличие к семье. Когда их дочери Лизе было всего четыре года, Эстер в слезах спросила ее, как она смотрит на то, что папа и мама разведутся.

Всю оставшуюся трудовую жизнь – после армии Рэндалл занимал несколько государственных постов – он был холодным и авторитарным отцом и мужем. Работая в Вашингтоне и Чикаго, он изолировал Эстер и троих детей во Флориде. В редкие моменты дома он требовал от сыновей почти военной дисциплины. Он не проявлял ни терпения, ни сочувствия, так необходимых при воспитании подростков. Пока другие мальчишки носили длинные волосы и яркие мятые футболки, сыновья Рэндалла стриглись по-армейски и утюжили стрелки на джинсах и рубашках, словно это была униформа. Дочь свою он игнорировал – разве что запрещал ей носить что-то кроме строгих платьев.

Даже на пенсии Рэндалл остался беспокойным и злым. Он по привычке вставал в четыре утра и шумно ходил по дому. Находившаяся на грани безумия Эстер потребовала, чтобы он нашел себе занятие. В итоге Рэндалл стал помогать таким же ветеранам – это позволило ему найти, наконец, некое подобие спокойствия и умиротворения.

От него самого армия, конечно, легко избавилась: по-дружески хлопнула по спине, отвалила лишь шестьдесят процентов полагающихся выплат по инвалидности и «пнула под зад» после двух жестоких войн – но Рэндалл никак не мог понять, почему Тибор так и не получил ни единой медали за свои выдающиеся подвиги. Он был уверен, что причина могла быть только одна: их рота потерпела такие потери – погибло семеро командиров и почти все солдаты, – что рассказать про его храбрость было просто некому.

Тибор сомневался, что кто-то, кроме, собственно, Рэндалла, знал и помнил события в Корее тридцатилетней давности.

– Меня повысили до капрала и дали кучу всяких льгот, – хмыкнул он. – Мне кажется, неплохо для парня с таким дерьмовым английским.

– Я был там, рядом, когда тебя представляли к Медали Почета, причем минимум дважды, – давил на него Рэндалл. – Ты что, не помнишь?

Тибор смотрел на него пустыми глазами, словно не понимал и не мог понять важность произнесенного товарищем.

Рэндалл перечислил все доступные военные награды страны, закончив список Медалью Почета. Это была высшая военная награда США, которую выдавали за «выдающиеся храбрость и отвагу, проявленные с риском для жизни и превышающие долг службы, при участии в действиях против врагов Соединенных Штатов». Кроме заоблачного престижа и уважения медаль давала особые привилегии и значительную сумму денег. «Это должно быть крайне важно для тебя, – закончил он. – Половину их выдают посмертно».

– Как ты говоришь?

– Посмертно. Значит, бедняга уже помер.

Тибор засмеялся.

– Ну вот значит, помру, тогда и наградят.

– Это если за дело не возьмусь я, – сухо ответил Рэндалл.

На следующий день они посетили несколько незапланированных встреч и семинаров, в основном для того чтобы Рэндалл смог представить Тибора и похвастать его подвигами. Рэндалл настаивал, что про его военного товарища, удивительного «маленького венгра», нужно рассказывать всем и каждому. Тибор улыбался, но говорил мало. Они смеялись над сержантом Артуром Пейтоном – особенно его позорным презрением к меньшинствам и тем, как он пропал под Унсаном, – но никому не говорили про то, как он мешал Тибору получить полагающуюся награду.

Тибор не хотел раздувать скандал из-за Пейтона. Он боялся, что бывший старшина шастает где-нибудь тут, в отеле, и что они с Рэндаллом обязательно на него наткнутся. Но Пейтона там, конечно, не было.

Собрание ветеранов подходило к концу, и Рэндалл пообещал найти еще людей, которые помнят Тибора, и сделать все возможное, чтобы его героизм был вознагражден. Тибор поблагодарил старого друга, но попросил его не устраивать из этого кампаний. К тому моменту, как Рози привезла его обратно в Гарден-Гров, он уже выбросил эту историю из головы.

Рэндалл Бриер, примерно середина 1980-х. Лиза Бриер

Данный текст является ознакомительным фрагментом.