32

32

Бесконечные занятия и насильные лекции растворились в сочных весне и лете 1952-го. И все же лагерные громкоговорители, «сучьи коробки», продолжали свой треп, транслируя голоса американских солдат, призывавших положить войне конец. Большинство сообщений были записаны сбитыми американскими летчиками в Пекине, хотя «прогрессивные» из «Лагеря 5» тоже принимали участие в этом бесконечном потоке пропаганды.

На втором году жизни в лагере население его становилось все более разделенным. Небольшое количество «прогрессивных», симпатизирующих коммунистической идеологии, и примерно такое же число «реакционеров», активно ей противостоящих, расселили в соответствующие части лагеря. Остальные, большинство, остались на месте, пытаясь лишний раз не высовываться. Слухов о «стукачах» и «информаторах», бродивших среди пленных, оказалось достаточно для того, чтобы люди не высказывали своих мнений в открытую.

Северокорейский пропагандистский плакат. Обратите внимание на невероятно завышенные цифры. Национальный музей ВВС США

В лагере появилась новая тема для обсуждений – прошел слух, что самолеты ООН сбросили на территорию Северной Кореи бомбы, набитые бактериями. Говорили, что беспорядочное использование биологического и химического оружия против Китая и Северной Кореи вывело войну на новый, еще более опасный уровень. Сбитые американские летчики, выступая по «сучьим коробкам», признавались в уничтожении целых городов. Схваченные пилоты приезжали в «Лагерь 5» с подробными рассказами о химических веществах и их ужасном влиянии на людей и сельское хозяйство. Реакционеры аплодировали новостям, прогрессивные яростно протестовали. Остальные так переживали, что писали родным письма, в которых просили их надавить на правительство, дабы оно остановило «бактериологическую войну». Они уже и думать забыли, что все это голая пропаганда. Для большинства военнопленных все это в очередной раз лишь отдаляло их от дома и родных.

Тибору плевать было на военные тактики США. Пока Карл, Дик и другие спорили по поводу очередного вздора из коробок, он и его новый друг Ленни Кьярелли сосредоточили свою энергию в другом месте. Им больше нравилось воровать у их китайских захватчиков.

Двое продолжали таскать с лодок, но утащить больше нескольких кусков мяса зараз не удавалось. Скоро придет зима, канал замерзнет, и Тибору хотелось сорвать куш пожирнее.

Из всей еды, которую им не давали, больше всего солдаты хотели нормальной картошки. Лагерь хорошо снабжали всякими овощами, но картошка солдатам доставалась с долговязыми корешками и зелеными пятнами. Пораскинув мозгами, Тибор задал Кьярелли вопрос: «Как думаешь, если пропадет жалкий мешок картошки, китайцы заметят?»

– У них так много, что нет, не заметят, – ответил Кьярелли, не сомневаясь. – Но как мы его достанем?

– Пока не знаю, но скоро пойму.

Тибор часто таскал тяжелые брезентовые мешки картошки и на кухню к охране, и на офицерский склад. Это была самая тяжелая ноша на лодках, и роль вьючного животного пусть и унижала его, зато давала время подумать и составить план.

Чуть раньше он заметил, что сараи, в которых хранилась еда для охраны, располагаются как раз по пути к домам военнопленных. Допустим, думал он, что после длинного рабочего дня кое-кто так устал, что прошел мимо сарая и просто пошел дальше. Ну что это, преступление? Пусть даже запутавшегося и уставшего работягу заметят и прикажут ему остановиться – он просто развернется и пойдет обратна улице стоял бодрый ноябрьский денек, когда Тибор решил попытать удачу. Над Ялуцзян дул холодный ветер и бежали низкие облака, сбивая барашки с волн на берег – верный признак, что скоро будет снег и канал начнет замерзать. Кто знает, может, только что причалившая лодка – последняя в этом сезоне?

Наступили сумерки. Тибор обратил внимание на вялые, безучастные лица охранников. Они весь день наблюдали, как пленники таскают провизию с одного конца лагеря на другой – им наверняка чертовски скучно и хочется уже разойтись. Тибор уже несколько часов ходит туда-сюда с мешками. Нет причин уделять ему больше внимания, чем остальным. Если действовать, то сейчас. Он взвалил на спину один из немногих оставшихся мешков картошки и в очередной раз отправился в сторону сарая. Только сейчас он немного изменил маршрут. Пройдя мимо того места, где надо было сбросить мешок, прямо за складом, он продолжил путь. Затем, ссутулившись, упершись глазами в землю, он резко повернул вправо и направился в сторону американской секции. Его ясно видели по меньшей мере два вооруженных охранника, но он свободно протащил картошку к двери своей хибары.

Когда южане увидели подарок Тибора, они радостно загудели. Ленин и Карл плясали, а Костлявый аплодировал лежа.

Спустя несколько минут половину мешка распихали в тайник под полом, а вторую половину порезали, бросили в большую кастрюлю и поставили на огонь. Как только вода закипела, ее слили и добавили в кастрюлю немного свекольного сахара. Получившееся месиво поставили в другой тайник. Через две недели ферментации в кастрюле оказался неприятный, но крепкий самогон, с которого вся хибара неделю ходила пьяная.

Военнопленные едят свинину. Ещё одно постановочное фото из журнала «Военнопленные в Корее» (sic), опубликованное китайцами в начале 1953-го. Военнопленным никогда не давали свинину. Гарольд Т. Браун

Дни стали короче, зима приближалась, но время все равно тянулось медленно. Спустя два года в «Лагере 5» почти никто уже не надеялся вернуться домой в ближайшем будущем. Из динамиков иногда доносились новости о мирных переговорах, но их разбавляли таким количеством пропаганды, что люди стали их игнорировать. Китайцы очень четко селили новых узников в других лагерях, чтобы население «Лагеря 5» ничего не знало о патовой ситуации на поле боя и о настоящем состоянии мирных переговоров. Писем пропускали все больше, еда стала еще лучше, а зимняя одежда хорошо справлялась с холодом, но одновременно с этим росла общая уверенность, что война не закончится никогда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.