8

8

Смерть и обед два раза в день – вот и все, что было постоянного в первые дни пребывания в «Лагере 5». Каждое утро люди просыпались рядом с трупами, беднягами, сдавшимися голоду, нелеченым ранам, холоду или одной из непонятных болезней, живших в каждой хибаре. На рассвете тела выносили и укладывали стопками на улице. Если на трупах еще были куртки, штаны или ботинки, даже белье, пусть самое грязное, их быстро стаскивали другие солдаты. Затем приходили южнокорейские пленники, которых китайцы использовали в качестве гужевого транспорта, и уносили голые тела прочь. Спустя неделю Тибор бросил считать погибших.

Поначалу похороны устраивали дважды в день. Китайцы открывали двери, выбирали четырех человек и забирали их с собой в сараи, которые служили пунктами сбора мертвых. Там они укладывали раздетые трупы на носилки из пустых рисовых мешков и сосновых веток, наваливая столько, сколько могли унести четыре человека. Почти всегда забирали армейские жетоны, иногда вырывая из замерзших ртов, иногда отбирая у солдат, которые спрятали жетон, дабы почтить гибель товарища. Вскоре стало ясно, что китайцы нарочно стремились утаить личности погибших. Охранники сопровождали похоронные процессии вдоль замерзшего канала на заброшенный кусок земли, усеянный зазубренными камнями и жирными, измазанными грязью обломками льда.

Погребения как такового не было. Даже с помощью острых саперных лопаток невозможно было вырыть нормальную могилу. Патрули рыли неглубокую ямку для каждого трупа и прикрывали его камнями так, как могли. Затем кто-то из взвода умершего говорил несколько слов, и они двигались дальше. Когда очередь доходила до Тибора, он произносил молитву дважды: сначала на английском, потом на иврите.

Два обеда в день состояли из полупустой жестянки зернистой субстанции, напоминавшей Дику Уэйлену куриный корм. Приготовленная правильно, она представляла собой мягкую кашу, но чаще обычного в ней попадались комки, похожие на ядрышки попкорна. В первый же свой обед Дик попал зубом на что-то твердое, как камень – и выплюнул пломбу.

Тибор понимал, как отчаянно хотели есть его парни, но не видел смысла рисковать жизнью ради жижи, которую они и так получали. Он был уверен, что китайцы едят здесь лучше. В первый полный день в лагере он наблюдал за ними, пока не понял, где они живут. Родился план: как только появится шанс, надо нанести визит в один из их продуктовых складов.

Утренний поход на холм подарил ему шанс изучить топографию местности. Насколько он мог понять, китайцы заняли внешнюю сторону Пектона, а затем добавили несколько заборов и ворота. Перестенки с колено высотой делили территорию на дюжину подразделов, вероятно чтобы проще было контролировать передвижение людей и воды во время паводков. Охраны было не много: ворота были одни, на входе, смотрели они на окрестности городка. Как только Тибор понял общий план, ему захотелось как следует прогуляться и порыскать вокруг. Охранник предупреждал, что ночью все должны оставаться в доме, но Тибор сомневался, что их там достаточно для наблюдения за всей территорией лагеря. Как только его соседи уснули, он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Рваные снежные облака уступили небо звездам. Ледяная пустошь молчала. Глаза привыкли к темноте, он осмотрел резко очерченную тень громкоговорителя на телефонном столбе. Поглядел вверх на серебристую луну, забеспокоился, что его тень выдаст его с потрохами. Вышел на шаткую деревянную веранду, но спрятался под карнизом, пока облака вновь не скрыли лунный свет. Как только тени притупились, он засеменил в ту часть лагеря, куда входили и выходили охранники.

Тут и там он замечал небольшие посты охраны и открытые костры, возле которых собирались китайцы, чтобы, конечно, погреться. Пока охранники стояли возле снопов колючих искр, Тибор вливался в темные прорехи между ними. Если замечал движение человеческой фигуры, моментально останавливался и прижимался к земле, пока не мог удостовериться, что охранник шел в другом направлении. Кажется, ребята предпочитали тепло огня патрулированию.

Ближе к реке Тибор заметил то, что искал. Как и надеялся, это были два сарая, стоявшие в самом начале ряда домиков. Он согнулся перед коленной стеной, чтобы перехватить дыхание и успокоить сердце. Никого вокруг не было; дураков шататься по такому холоду не нашлось – кроме, разумеется, сумасшедшего венгра. Тибор добежал до ближайшего сарая, прижался к стене, застыл намертво и повернул голову набок. Слышно было только мягкий шелест ветра, гуляющего по соседним хижинам, да далекое эхо трескающегося на берегу льда. Поискав глазами охранника или солдата, он обошел здание по стене, пока рука не нащупала металлическую защелку: секунду спустя он был внутри.

Несколько бочек с зерном стояли прямо рядом с дверью; скорее всего, это та же жижа, которой кормили пленников. Обидно. Правда, возле дальней стены Тибор нашел груду деревянных ящиков, набитых каким-то крупным и круглым овощем, на ощупь напоминавшим картофель. Было слишком темно, чтобы разбираться, посему он набил несколько по карманам куртки и пошел дальше.

Он хотел уйти обратно в хижину, но не смог – слишком хотелось узнать, что там во втором сарае. Рванул до него, вошел внутрь через полугнилую дверь – только чтобы обнаружить там то же грубое зерно.

Ну как так! Сложно поверить, что эти жестокие и бесстрашные солдаты, рвущиеся в пасть американских пушек с такой отвагой, обедали такой примитивной гадостью. Ну ясно, что их офицеры ели лучше. Сомнений нет: где-то рядом есть нормальная еда, пусть не на территории лагеря, но в городке-то точно. Местные, конечно, не богаты, но выглядят крепышами и уж точно не голодают, как его товарищи. Тибор пообещал себе, что найдет еду получше, чего бы ему это ни стоило.

Пленников часто выводили за ворота – на работы или избавиться от мертвых, – но еще и до большого склада в Пектоне, откуда они забирали мешки с кукурузной крупой и тащили их обратно в лагерь. Его сожители боялись любой работы на суровом холоде, но Тибор рассматривал это как возможность. Он вызывался добровольцем в такие походы.

В первый свой выход до города он заметил, что земля по обеим сторонам главной дороги очень ровная. Инстинкт подсказывал ему, что это могут быть поля. Насколько хватало глаз, всюду виднелись мелкие клочья листьев и травы, перемежаемые неровными одеялами снега и льда. Что бы там такого съедобного могло расти?

Когда в Пасто заканчивался сбор урожая, фермеры обычно оставляли небольшое количество посевов в полях, которые они либо запахивали, либо прикрывали кукурузными стеблями. Остатки гнили, стебли превращались в перегной, который готовил почву к следующему сезону. Тибор прикинул, что корейские фермеры использовали ту же технологию, но единственным способом проверить это было совершить небольшую экскурсию в поля.

Первой проблемой были ворота. Охрана проходила их несколько раз в час, но не так часто, чтобы помешать решительному человеку войти или выйти. Тибор был уверен, что забор не под напряжением – поблизости не было линий электропередачи. Прямо за стенами лагеря валялись мотки колючей проволоки, но определенного порядка в их расположении не наблюдалось, были прорехи. Тибор решил, что если ему удастся проползти под забором, он сможет обойти колючую проволоку зигзагами, а то и вовсе проползти под ней.

Охрана особо не напрягалась, а правила были нестрогими. Когда пленники позволяли себе прогуляться по территории лагеря, на них разве что кричали, приказывая вернуться в хижины. По ночам, когда температура опускалась ниже нуля, охранники зависали в маленьких будках возле печек. Итак, однажды безлунной ночью Тибор дождался, пока никто его не видит, проскользнул под забор и вскарабкался на участок земли с правильными бороздами, типичными для сельскохозяйственных полей.

Как он и подозревал, земля под слоем снега была укрыта замерзшими стеблями кукурузы; он раскопал почву и обнаружил там россыпь плодов, твердых и скукоженных, но, возможно, съедобных. Он набил штаны и отправился на соседнее поле. Там получилось вытащить несколько мерзлых луковиц.

Он пошел еще дальше, к темному участку земли с маленьким одиноким домиком и амбаром, окруженными рядом приземленных строений. Он быстро вошел в белый одноэтажный сарай и обнаружил там репу, кукурузу и что-то, похожее на батат – джекпот! Тибор набил куртку и штаны так плотно, что еле доковылял обратно до лагеря. Дико радовался своему походу, когда ложился на спину и протискивался под колючей проволокой. Тут куртка зацепилась за корягу.

Внезапно он застрял. Несильно потянул куртку, но она упрямо не поддавалась, причем в темноте неясно было, где же именно она зацепилась. Он подергался из стороны в сторону, но сдвинуться не смог.

Сорок лет назад, в первой войне, столкнувшей Венгрию с Россией, другой Рубин нарушил порядок в плену, тоже отправившись воровать. То был брат Ференца, Йозеф. Закончилось все плохо: Йозефа поймали за воровстом еды с продовольственного склада, заставили выкопать себе могилу и пристрелили. Тяжелая судьба дяди, которого Тибор никогда не видел, нависла над ним самим.

Йозеф и Ференц вступили в ряды венгерской армии в 1914-м, оставив дома жен и малолетних детей, чтобы принять участие в войне, которая должна была положить конец всем прочим войнам. Братья служили в одной части, получили награды за доблесть, попали в плен к русским и отправились в Сибирь. Йозефа казнили, но Ференц пережил почти шесть лет неволи. Он вернулся в Пасто героем, хотя к тому моменту жена его вышла замуж за другого, а сын его был ему совершенно чужим человеком.

Тибор был самым младшим из четырех детей Ференца от второй жены, но та женщина умерла от рака, когда Тибор был еще ребенком. Роза, мать, которую он знал и любил, на самом деле была третьей женой его отца.

Несмотря на то что Ференц выжил в невыносимых условиях, он не любил говорить об этом. Почти все, что Тибор знал о молодости отца, его родной матери и Йозефе, ему рассказал Имре, который слышал эти истории от Миклоша, их сводного брата. И вот теперь, когда Тибор сам оказался в плену у мотка колючей проволоки, казалось, что самый грустный фрагмент истории той далекой семьи сейчас повторится. Рано или поздно охранник отойдет от костра и заметит скрюченную фигуру там, где ее быть не должно.

Быть может, как и Йозеф, он слишком долго испытывал свою удачу. А может, это Бог, которого Тибор проклинал на поле боя, наконец решил отомстить ему. Может, он ему так давал понять, что жалкий человечишка зашел слишком далеко.

Было в этом что-то смешное, ибо Тибор не мог контролировать тот импульс, то стремление, которое вогнало его в это положение. Чего уж там, он вообще бы даже не стал вспоминать Йозефа и его судьбу, не прерви колючая проволока его путешествие таким бесцеремонным образом. Каждое свое решение в тот вечер, как и решения многих вечеров до этого, он принимал спонтанно. И все они казались ему разумными, даже логичными – по крайней мере, в момент принятия. Но не сейчас. Рассмотрев все альтернативы, Тибор пришел к выводу, что нет никакой разницы, случилось ли это по вине Господа или ему просто не повезло. В самом простом смысле случилось то, что случилось.

Холод продирал его кости, и размышления Тибора подошли к концу. Руки и ноги коченели, а мысли его уже вернулись к побегу. Почти инстинктивно он вытащил из куртки половину овощей, тем самым освободив немного места между грудью и колючей проволокой. Затем втянул грудь так сильно, как только смог, и рванул вперед. Куртка громко порвалась. Тибор прикрыл порванное место, потом ногами вытолкнул себя до следующего участка проволоки, легко прополз там и выбрался на свободу.

В этот раз ему дали отсрочку – может, Бог, может, удача, а может, он сам, не потеряв голову. Все это не имело значения в тот момент. Тибор добрался до хижины и поделился уловом с семнадцатью очень голодными парнями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.