3

3

30 октября Джеймс Буржуа, пехотинец роты М, находился на фронте, когда взрыв минометного снаряда запустил осколки в оба его плеча. Следующие несколько дней он не помнил: либо он был без сознания, либо все так болело, что он едва мог глаза открыть. Когда охранники навешали ему по голове прикладами винтовок, он отрубился. Но ему повезло: пока других тяжело раненных бросали или убивали, его посадили в грузовик и отвезли в место, известное как Долина смерти.

Когда он проснулся в первый раз, за его ранами ухаживал парень, которого он никогда раньше не видел. Неясно было, доктор это или санитар – когда Буржуа спросил, тот не ответил. А еще совершенно неясно было, на каком языке говорит этот парень. Чуть позже этот же самоотверженный незнакомец принес ему воды и еды. Правда, в этот раз он представился: рядовой Рубин. Он поделился с Буржуа коричневым ломтем какой-то пасты – говорит, китайский пирог. Буржуа жадно откусил. Он шутит что ли? «Пирог» был такой черствый и мучнистый, что его едва можно было прожевать. Но этот парень все равно кормил его, пока у Джеймса не перестал болеть живот.

Хотя Буржуа вырос в провинциальном городке, у него не было каких-то особенных чувств по отношению к иммигрантам. Возможно, именно поэтому он не мог понять, почему из всех людей на земле ему на помощь пришел иностранец в форме американского солдата. Они сражались на одной стороне, но они были из разных рот – и разных стран. Впрочем, похоже, этого парня, который позже представился Рубиным, все это мало волновало.

Каждый день Рубин кипятил в шлеме растаявший снег и приносил его в хижину для Буржуа. Затем брал тряпку, макал ее в горячую воду и промывал глубокие раны на руках товарища. После снова кипятил еще один шлем воды. Вода остывала, и Буржуа мог спокойно пить.

В самые первые дни у него не было сил дойти даже до отхожего места. Больной, неспособный контролировать кишечник, часто испражнялся прямо себе в штаны. Он понимал, насколько жалок и мерзок он был, но из-за ужасной боли, разрывавшей его плечи, ничего не мог поделать. Но Рубина это не смущало; он оттаскивал раненого до отхожего места, держал ему пенис, чтобы тот мог опорожниться, затем подмывал его. Иногда незнакомец даже стирал его загаженные штаны. Буржуа не понимал, что он сделал такого, что заслужил столько внимания и заботы, но был бесконечно благодарен Рубину за это. Он никогда этого не забудет.

Тибор понимал, что Джеймс Буржуа, тот самый солдат с лицом ребенка, которого избивали на пути в Долину смерти, не мог стоять в очереди за своей жалкой порцией горячей кукурузной каши. Понимал он и что никак не сможет убедить парней, отвечающих за общий котел, выделить дополнительную порцию: тут так не делается. Даже если ему навалят больше обычного, он не сможет это донести – почти все котелки остались на поле боя. Хуже того, половина ребят потеряли свои каски; есть приходилось прямо из рук. Ясно было, что если Буржуа хочет выжить, кто-то должен найти для него другой источник еды.

Тибор выходил из барака почти каждую ночь, пытаясь найти что-нибудь более питательное, нежели кукурузная крупа. Недалеко от корзин с овощами он нашел открытую бочку, запустил туда руку и обнаружил какую-то другую крупу, похожую на пшеницу или ячмень. Глаза его зажглись. Он снова связал штаны возле лодыжек и наполнил их зерном почти до самого паха. И вот он уже на улице, крадется вдоль стены, как вдруг чувствует щекотку в носке. Посмотрел вниз – увидел кучки зерна возле ботинка. Обернулся. Ужаснулся: за ним тянулся предательский след. Почти в панике, он упал на колени и пополз назад, собирая по пути столько зерна, сколько мог, вместе со снегом, заметая следы до самого сарая. Там избавился от остатков. Никакого больше зерна. Такой урок он не забудет.

Но сдаваться он не собирался. Забравшись в темный угол другого сарая, он наткнулся на деревянные бочки, полные – по ощущениям опять же – соевыми бобами. В другую ночь он нашел упаковки полутвердого теста в форме блинчиков. Липкие и густые, размером с кулак лепешки были почти несъедобны, но странно знакомы. Сделав несколько укусов, Тибор понял, что они похожи на корм, которым они кормили лошадей в Венгрии. Позже он обнаружил, что эти штуки были сделаны из сорго.

Джеймс Буржуа поправился на «пироге», который заставлял его есть Тибор, даже сил прибавилось. Но спустя неделю в грязи барака на правом плече появилась гангрена. Тибор был уверен, что если раной не заняться, инфекция пойдет дальше по руке. Ампутировать тут некому – парень, скорее всего, умрет.

Охранник смеялся над Тибором, пока тот ковырялся в куче дерьма возле отхожего места. Тибор улыбнулся и помахал ему в ответ, надеясь, что тот примет его за сумасшедшего и оставит в покое. Он знал, что надо делать: он такое видел уже в Маутхаузене. Изучая почти замерзшее дерьмо, он нашел копошащихся там личинок и собрал несколько в тряпку. Сполоснув их холодной кипяченой водой, он выложил клубок извивающихся паразитов на гангрену – они ее съедят.

В ожидании результата Тибор молил Бога, чтобы тот пощадил Буржуа. Молил, потому что сам сделал все, что мог. Штабеля мертвых американцев, валявшихся словно сосульки позади сараев, голых – одежду забрали свои же – представляли собой очередное доказательство отсутствия Бога. И все же Тибор молился. Это стало привычкой, от которой он так и не смог избавиться, пусть даже он прибегал к ней только в самых крайних случаях.

Через два дня личинки пожрали выцветшую плоть. Буржуа подрагивал в мучительном сне, а Тибор осторожно дотрагивался до раны и вынимал их оттуда, одну за другой. Рука стала чистой.

Потом, позже, когда Буржуа выздоровеет и будет смеяться над этой историей, Тибор объяснит раненому, как это вышло – но сейчас не до того. За ним надо присматривать, надо убедить его, что как бы плохо сейчас ни было, он выживет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.