11

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11

Сентябрь заканчивался, полк Тибора подошел к северу Сеула, затем направился в сторону Пхеньяна, столицы Северной Кореи. Потери были незначительными. Солдаты КНА сдавались в таких количествах, что ребята в роте не понимали, как война вообще может продолжаться. Они слышали об одной победе войск ООН за другой. Прошел слух, что американские войска проведут День благодарения в Токио, а Рождество дома.

Местность между Сеулом и Пхеньяном не была такой грубой и скалистой, как по всей стране; техника передвигалась между городами легко, на юге о таком можно было только мечтать. Но в открытых полях, лесах и невысоких холмах северокорейским снайперам было проще просматривать местность и стрелять по американским джипам и грузовикам.

Где-то между двумя столицами, в месте, которое и на карте не найдешь, роте было приказано оставить технику и разбить лагерь по обеим сторонам извилистой дороги. Было тихо, но примерно в миле впереди ожидался противник. На следующем возвышении располагалась деревня, неприметное скопление хижин, покрытых «зеленкой». Воздушная разведка доложила, что недалеко от деревни находились вражеские танки, и считала крайне вероятным, что инмингун заняли деревню в ожидании американского конвоя.

Пейтон получил приказ разведать обстановку, но рисковать более чем одним человеком не собирался. Ограниченная видимость делала дорогу идеальным местом для внезапной атаки. Ясное дело, он позвал Рубина, объявив ему, что тот только что вызвался добровольцем прогуляться до деревни.

Тибору не особо хотелось идти туда, но радовало хоть то, что Пейтон не отправлял с ним южнокорейцев – слишком многие из них оказывались дезертирами, да и вообще эти парни были ненадежными в лучшем случае.

Тибор двинулся по извилистой дороге один. Как только расположение роты пропало из виду, он нырнул в канаву. Дальше пополз на коленях и руках, чтобы снайперской винтовке сложнее было до него добраться. Полз по холму, пока примерно в сотне метров не показалась деревня – бесцветное скопление грязи и соломенных хижин, за которым маячил непроглядный клубок опаленных солнцем деревьев и кустов. Активности не наблюдалось. Не было дыма от костров, не гуляли животные в открытом поле, не играли дети в высокой траве. Было слишком тихо. Разглядывая деревню в бинокль, Тибор обнаружил подозрительную линию кустов, заполнявших пространство между двумя хижинами: их расположение показалось ему каким-то странным, неестественным. Несколько пучков бамбука выбивались, будто их впопыхах вырвали и переставили. Он сохранял дистанцию.

Тибор вернулся, доложив, что деревня казалась заброшенной, и хотя присутствия врагов не наблюдалось, он подозревал, что они там все-таки были. Пейтон спросил, что все это значит. Тибор призвал на помощь свой лучший английский. «Вероятно, северные корейцы там повсюду».

Пейтон заржал, назвав его долбанутым: «Как ты тогда объяснишь тот факт, что стоишь тут – и тебя не пришили там?»

Тибор попытался сдержать язык за зубами, но не смог. «Может, они ждут рыбу покрупнее. Может, им не нужен одинокий зассанец».

– Да ты еще больший идиот, чем я думал, Рубин, – вгрызался в него Пейтон. Он повернулся и позвал Леонарда Хэмма. – Капрал, возьми с собой дюжину парней, проверьте деревню. И еврея этого гребаного с собой захвати.

У Тибора не было выбора – пришлось присоединиться к новому патрулю.

Хэмм разбил отряд на две колонны и отправил их в канавы по обеим сторонам дороги, приказав солдатам соблюдать расстояние в пять шагов. Они двигались медленно и держали винтовки наготове. На полпути к хижинам они еще вполне могли встретить трупы товарищей. КНА частенько оставляла изуродованных солдат на отшибах маленьких городов и деревень, прежде чем покинуть их окончательно. Но сейчас мертвых не было, даже южнокорейцев. Это расслабило патруль. Отсутствие даже одного трупа, да и вообще каких-либо странностей напрягло Тибора. Значит, все это могло быть ловушкой.

В сотне метров от первых хижин Тибор напрягся еще больше. Он ожидал увидеть хотя бы нескольких жителей, пусть даже женщин и детей, заинтересованных присутствием солдат. Но он не увидел ничего.

Прежде чем он успел выкрикнуть предупреждение, дымок выстрела вырвался из зарослей, и парень перед ним исчез в облаке камней и грязи. Быстрее, чем кто-либо успел закричать или двинуться, пулемет порвал еще двоих солдат ровно пополам. Осколок взрыва отправил капрала Хэмма в канаву, а Тибор схватился за шлем и упал на землю.

Рота, находившаяся на расстоянии чуть больше мили, услышала гвалт и нырнула в окопы. Слышны были приказы минометчикам и гранатометчикам. Спустя минуту из-за ближайшего поворота показалось два танка Т-34, за ними вприсядку шла дюжина или около того пехотинцев. Снайперы заложили каждый по выстрелу, а гранатометчики пальнули по танкам: новые усиленные снаряды легко пробили ранее казавшуюся неуязвимой броню. Солдаты радостно заорали, когда вражеские танки загорелись и встали как вкопанные.

Тибор и еще семеро ребят рванули обратно к роте ровно в тот момент, когда показалась воздушная поддержка. Истребители распылили остатки танков, окунув их в пламенные потоки напалма. Все сгорело так быстро, будто броня танков была сделана из пастилы.

Когда пальба прекратилась, Тибор доложил о потерях: шестеро погибли, двое ранены; оставшиеся шесть отделались легким испугом.

– Вот только насчет Хэмма я не уверен. Не думаю, что он погиб, – сказал он Пейтону.

– Да погиб, погиб, – отозвался тот.

Тибор замотал головой: «Нет, не думаю».

Пейтону все это явно надоело: «Он там явно помер, ну его в зад».

– Нет же, нет, – настаивал Тибор.

– Ну иди проверь, пусть и тебя подстрелят. Плевать мне на вас обоих, – с этими словами Пейтон удалился.

Что делать, надо идти. Упрямство старшины только подогрело Тибора. Он быстренько наполнил флягу и отправился по дороге.

Вдалеке дымилось место стычки. Зайдя за поворот, Тибор снова нырнул в канаву, где ковылял до тех пор, пока не увидел предательские хижины. Тут он упал на живот, поднимая голову разве только для того, чтобы разглядеть несколько метров песка и гравия прямо перед собой.

Воздушная атака прошла впустую. Да, деревня представляла собой дымящийся погребальный костер, но роща за ней оказалась нетронутой, словно американская военная мощь была ей нипочем. Может, заросли были слишком густыми, чтобы их смогли расчистить два истребителя. Может, пилоты решили, что их работа закончена. Может, у них топливо заканчивалось. Как бы там ни было, у вражеских снайперов осталось роскошное прикрытие. Тибор головы не поднимал.

На полпути к деревне раздался выстрел. Тибор замер. Винтовка гавкнула снова, небольшой фонтан песка забрызгал ему ботинки. Он прижался телом к земле и лежал неподвижно. Он не видел, откуда стреляли, да и плевать было; главное, что он невредим. Он боролся с приступом адреналина, кричащего: «Беги! Ищи прикрытие!» Каким-то образом ему удалось перенаправить эту энергию в слух – лишь бы не пропустить топот шагов, грохот техники, слово на чужом языке. Он еще сильнее вцепился в приклад и лежал так, казалось, час, боясь даже поднести к лицу кисть руки, чтобы посмотреть на часы.

Выстрелов больше не было. Дневной свет начал увядать, Тибор медленно развернул правую руку, пока не увидел ее перед собой, пальцы впились в грязь, он начал медленно продвигаться вперед, молясь об укрытии. Сердце билось так люто, что, казалось, сейчас выдаст его врагу с потрохами.

Минометы северокорейцев превратили участки канавы в кратеры. Тибор нырнул в первый попавшийся и попытался слиться с землей.

Лежа на дне свежевыкопанного кратера, Тибор думал о невидимых, мертвых солдатах, которые, он знал, были разбросаны вокруг него. Он размышлял о том моменте, когда их жизнь вдруг превратилась в смерть. Он видел, как они падали, хотя атака наступила так быстро и так яростно, что оценить нанесенные им ранения было решительно невозможно. Тибор в основном видел тела совсем почти нетронутые, тела людей, убитых, скажем, взрывной волной, а потому ему очень хотелось посмотреть, что же прикончило пол-дюжины человек, не переживших засады.

Это желание породило еще один вопрос. Только ли тело ответственно за сдачу души, или душа тоже имеет право голоса? Тибору казалось, что одни сдавали душу за секунду, а другие боролись и держались за нее вопреки самым страшным травмам. Несмотря на собственные ранения, он еще никогда не чувствовал себя настолько близким к смерти. Его душа, казалось, сама хотела остаться с ним – может, потому что не была уверена в том, что ее кто-нибудь ждет там, на другом конце пути.

Он задал этот вопрос Богу, но тот, как обычно, не ответил. Тибор начал уже привыкать к этому, но вот сейчас, пока он готовился спросить у Всемогущего, правда ли тот существует, и пока он ждал знамения, сердце его замерло и страхи его ушли. Огня винтовок больше не было; что ж, вполне себе знамение.

Тибор повторил молитву благодарности и заставил себя двигаться дальше, пока небо совсем не выжало весь свет из этого дня. Рядом летали мухи, других звуков вокруг не было. Он прополз мимо измятого, полуголого трупа с кривой ухмылкой – будто тот высмеивал его за то, что он посмел вернуться сюда. Тибор вкопал пальцы в гравий и змеей продолжил свой путь до тех пор, пока не различил слабый звук дыхания, перебивающегося стонами – кто-то словно говорил во сне.

Это мог быть Хэмм, а мог быть и затаившийся враг. Инмингун знали, что солдаты почти всегда возвращались за своими ранеными и убитыми и что они не могут устоять перед криками о помощи. Тибор остановился, чтобы послушать. Тяжелое, болезненное сопение продолжалось, но тембр голоса был глубже типичного азиатского. Тибор решил, что если бы враг был рядом и почувствовал приближение другого солдата, он бы пристрелил Хэмма. Иначе раненый мог бы предупредить о засаде.

Тибор прополз еще несколько метров, дополз до слоя сорванного в форме футбольного мяча дерна, где заметил, наконец, Леонарда Хэмма, лежащего на животе в десяти примерно метрах впереди, дергающегося, но без сознания. Приподнявшись на локтях, Тибор дополз до него, перевернул и аккуратно стащил с него рубашку и ботинки – искал раны. Форма Хэмма была несильно порвана на спине – похоже на шрапнель. Лоб был в ссадинах, в щеке был песок – вероятно, результат тяжелого падения. Крови было мало. Тибор вымыл ему лицо и налил немного воды в рот. Хэмм продолжал дышать, но оставался в состоянии беспокойного сна.

Тибор ухватился за воротник Хэмма и потащил его обратно к дороге. Дело шло медленно: Хэмм и Тибор были примерно одинакового веса и строения. Тихо и размеренно он тащил товарища через драную землю и мелкие траншеи, а когда они отползли на безопасное расстояние от деревни, то прямо по дороге. Хэмм продолжал приходить в себя и снова отрубаться. Каждый раз, когда открывались его глаза, Тибор шептал: «Все будет в порядке. Только не шуми».

Когда Леонард Хэмм впервые пришел в себя, он ничего не видел. Но знал, что движется, потому что его ноги дергались где-то внизу. Размытые образы постепенно превращались в отчетливую картину, и он понял, что вокруг ночь и что его тащит другой солдат, причем ползущий на спине и неровно дышавший.

Солдат остановился, повернулся и дернулся вперед, словно старая тачка с поломанной коробкой передач. Хэмм почувствовал рывок – они резко тронулись. Его шлем стукнулся о шлем солдата. Почувствовав желание подняться на ноги, Хэмм потянулся, чтобы встать, но тут же был одернут. «Постарайся не двигаться», – услышал он тяжелый акцент.

Последнее, что помнил Хэмм, – взрыв грязи и травы и мимолетный образ человека, по оси летящего в воздух. После – фрагменты снов, которые все никак не получалось сбросить. Медленно он начал понимать, что где-то в промежутках этого беспокойного сна смешно говорящий венгр Рубин пришел за ним, забросил себе на спину и теперь тащит обратно. Вот, кстати, и мешки с песками.

У Хэмма все болело, он дико устал, но сильнее всего было чувство голода. Запах горячей жрачки змеей забрался к нему в нос, он попросил Рубина донести его до раздачи. Венгр посадил его на задницу, затем появился откуда-то сверху.

– Я звать медика, о’кей? – спросил он, тяжело дыша.

– Не, – пробормотал Хэмм, – Я в порядке.

Горела вся грудь целиком, в спине раздавались острые приступы боли, но он не хотел оказаться в полевом госпитале. Если врачи оставят его там даже на незначительное время, он вполне может оказаться в другой роте.

– Сколько я был в отключке? – спросил он как-то мутно.

– Ну так, немного. Осколок тебя порядочно встряхнул.

– А ты что там делал?

Улыбка заползла на лицо Рубина. «Так, гулял».

– Правду говори.

Улыбка стала шире. «Точно медика не хочешь?»

Хэмм рассмеялся и покачал головой. Он хотел поблагодарить этого парня, но сил все еще было мало. Вдобавок он не очень понимал, что именно произошло. Хэмм поднялся, взял Рубина за руку, вцепился в нее сильно – пожалуй, это была самая крепкая благодарность в его жизни – и, шатаясь, пошел в очередь за едой.

Все, о чем мог думать Леонард Хэмм следующие несколько дней, было то, как так вышло, что этот сумасшедший венгр рискнул собственной жизнью, чтобы вытащить его с поля боя. Что заставило его пойти в одиночку, искать парня, которого он едва знал, которого остальная рота уже наверняка мысленно похоронила? Он не знал ответов на эти вопросы и не знал, как отблагодарить Рубина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.