2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

Поражение Германии вызвало колоссальную миграцию народов. Начиная с мая 1945-го, из нацистских лагерей и тюрем освобождали почти шестьдесят пять тысяч человек ежедневно. Мужчины, женщины, осиротевшие дети катились по Европе, словно приливная волна.

Беженцы шли куда-то и никуда одновременно. Куда-то – домой, к семьям по всей Европе. Никуда – у большинства из них всего этого уже не было. Любимые люди, любимое дело, любимая собственность – все пропало. Пропали целые страны. Венгрия, Чехословакия, Румыния, Польша и другие территории, оккупированные Германией, теперь находились под контролем русских. Все они вскоре станут кирпичами в великой стене Советского Союза.

Старшая сестра Тибора Ирэн объявилась сразу после освобождения Будапешта. Она немедленно справилась в Красном Кресте о своих родителях и сестрах, Эдит и Илонке, но ничего не смогла разузнать. Похоже, они не были зарегистрированы ни в одном из известных лагерей Австрии, Польши или Германии. А вот Тибора и Имре точно освободили из лагеря в Австрии. Не зная, куда еще податься, Ирэн отправилась домой, молясь богу, чтобы братья сделали то же самое.

Из трех сестер Ирэн была ближе всех к братьям – по возрасту и по темпераменту. Она не была красавицей – это, скорее, по части Эдит или, если спрашивать мнения родителей, самой младшей из них, Илонки. Но Ирэн обладала шармом, неким теплым чувством, привлекавшим как мужчин, так и женщин. У нее было подростковое открытое лицо, однако не чувственное и угловатое, как у Эдит. В ее глазах был лишь намек на загадочность, которой с лихвой обладала сестра. Кости Ирэн были шире, чем у Эдит, сложение квадратнее. Она взрослела, превращалась в женщину, и круглые ее щеки вдавливали глаза в выражение скорее дружеское, нежели экзотичное.

Будучи вторым по старшинству ребенком в семье, Ирэн всегда равнялась на Имре и испытывала необходимость защищать Тибора и младших сестер. Но по природе своей она была независимой. С младенчества мать Роза, работавшая учителем в столице, поощряла ее любознательность и, чуть позже, ее мечту открыть для себя мир за пределами Пасто. Ирэн пестовала желание покинуть деревню с ранней юности. Ей исполнилось семнадцать, и совершенно неожиданно война предоставила ей такую возможность. Однако спустя год утаиваний в Будапеште ей не терпелось вновь увидеться с семьей; как только в стране стало более-менее безопасно, она поспешила домой.

Пасто изменился. Русские солдаты заполонили улицы и местные таверны. Обувной магазин Ференца находился в плачевном состоянии. Однако хуже всего было то, что в доме, в котором выросла она и ее братья и сестры, было темно. Она постучала в дверь, в окнах мелькнули грязные лица детей, затем пропали. Никто не вышел встретить ее.

Разозленная, Ирэн обошла вокруг крыльца, где встретила двух пухлых женщин в бесформенных сорочках.

– Знаете, кто хозяин дома? – выпалила она с ходу.

Женщины смотрели на нее пустыми глазами.

– Семью Рубиных знаете? – продолжала Ирэн.

Они покачали головами.

– Меня зовут Ирэн Рубин. Мои родители – хозяева этого дома.

Одна из них указала в сторону ратуши. «Иди к мэру, – сказала она вяло. – Там все расскажут».

Ирэн попыталась посмотреть за них, разглядеть, цела ли мебель и прочие ценности. Женщины заблокировали проход, резко закрыли дверь. Ирэн направилась к дальнему концу длинного дома, затем во внутренний двор. Там, где раньше были козы, куры и лошадь, все теперь поросло травой по щиколотку. Даже голубятня опустела.

Злость Ирэн превратилась в ярость. Батраки и их грязные дети, люди, которые не могли позволить себе электричество или даже корм для скотины, завладели их домом. Может, и к лучшему, что она не сумела заглянуть внутрь, ибо то, что она могла увидеть, привело бы ее в шок и вызвало желание как следует наподдать проклятым заселенцам.

Вернувшись на улицу, Ирэн столкнулась с соседкой, молодой женщиной, которую знала с начальной школы. Крестьяне заняли и ее дом. Когда они отказались покидать жилище, она заплатила русскому солдату, чтобы он их выгнал. Однако узнав, что вся ее семья погибла, она не захотела более жить в Пасто или вообще Венгрии. «Уезжаю во Францию, буду жить с дядей», – заявила она твердо и отдала Ирэн ключи.

Были слезы и объятия, когда вернулись Тибор и Имре. Но лишь объединившись, дети сразу же принялись обсуждать родителей и сестер, озвучивая самые худшие опасения.

Ирэн не раз ходила в Красный Крест, где она донимала служащих вопросами о Ференце, Розе, Эдит и Илонке. Сотрудники были терпеливы, но откровенны. Все имена и статусы, доступные официальным органам, были уже опубликованы. Со временем появятся еще, но в любом случае, говорили они, имеющаяся у них информация была далека от всеобъемлющей. Реальность была такова, что большинство венгров, похищенных нацистами, вообще не были зарегистрированы в лагерях, и судьбы их неизвестны. Ирэн решила, что Роза, Ференц, Эдит и Илонка были убиты. И пусть она не знала этого наверняка, но все равно чувствовала себя беспомощной и опустошенной.

Из ста двадцати еврейских семей Пасто домой вернулись члены только трех. Родственники Алекса, когда-то одни из самых влиятельных людей города, исчезли без следа. Пропал и бывший мэр; округ теперь контролировало подразделение русской армии. Казалось, всем в Пасто плевать на четыре сотни евреев, ушедших из этого мира.

Тибор никак не мог понять, почему все добрые дела его семьи так быстро забыли. Его отец был награжденным ветераном, он воевал в Первой мировой, был в плену у русских. После шести лет в сибирском лагере для военнопленных он вернулся домой героем. Почему так же не встречали Тибора, Ирэн и Имре? Дурное предчувствие Тибора, видение, пришедшее ему в ночь бегства, оказалось реальностью, но совсем не такой, как он себе воображал.

У Ирэн были деньги, которых должно было хватить на несколько дней, но вот у братьев не было ничего. Имре слышал по радио, что в Будапеште были проблемы с едой: у него появилась идея. Он отправился к человеку, у которого была лошадь и телега, и пообещал, что хорошо заплатит, если тот позволит ему взять их на неделю. В ту же ночь Алекс, Тибор и Имре обшарили ближайшие поля и набили телегу картофелем. Затем Имре и Алекс отправились прямиком в столицу и продали картошку на черном рынке.

Пока Имре не было, Ирэн и Тибор разделились и пошли от двора ко двору, надеясь найти других членов еврейской общины. Не нашли никого. Вернувшись под вечер, Тибор услышал, как на втором этаже ругались мужчина и женщина.

Тибор слышал, как его сестра повышала голос, но не так. Поднявшись на голоса, он увидел русского солдата, вдвое больше Ирэн, навалившегося на сестру и сдирающего с нее одежду. Ирэн хлестала его по лицу, но он прижал ее к постели.

Тибор закричал на него, но русский проигнорировал его. Без лишних раздумий парень бросился на солдата и вцепился ему в спину. Тот извернулся и сбросил Тибора. Мальчик схватил настольную лампу и засадил ему между плеч. Русский отпустил Ирэн, встал и бросился за Тибором вниз по лестнице.

Тибор выскочил на улицу, солдат несся за ним. Он знал, что дом, в котором раньше жил местный раввин, теперь был штабом русской полиции, и рванул туда, крича о помощи. Двое полицейских попытались его успокоить, но ни один не говорил по-венгерски. Затем пришел переводчик и потребовал объяснений. Пока Тибор нервно пересказывал, что увидел в доме, мужчина обдал его тяжелым перегаром. Спустя секунды в комнату ворвался солдат, поднял Тибора с земли и сцепил его в медвежьих объятьях. Мальчику стало сложно дышать.

Потребовалось трое русских, чтобы разнять Тибора и солдата. Пока полицейские держали солдата, Тибор выскочил на улицу, вернулся к дому и колотил в дверь до тех пор, пока Ирэн не открыла и не впустила его.

Ее до сих пор трясло. Она не могла сказать точно, но думала, что русский следил за ней до дома. Заявив, что не видел ее раньше здесь, он потребовал удостоверение личности. Оказавшись внутри, он обвинил ее в грабеже дома, напал на нее. Она так испугалась, что даже опомниться не успела. Раньше в Пасто такого почти не было; никто даже домов не запирал, разве что когда уезжали на несколько дней.

Имре вернулся на следующее утро с полным кошельком и новостями от Красного Креста. Эдит была в списке освобожденных из лагеря, которых почему-то отправили в Швецию; адрес им сообщат чуть позже. Эта новость вдохновила ребят на мысли о том, что с родителями и Илонкой тоже все хорошо, но дальше было хуже. Все родственники Розы и Ференца числились официально погибшими. Дядья, тетки и дети значились в списках жертвами нацистских зверств.

То же было с семьей Алекса. Тибор рассказал Имре про Ирэн и русского.

Тот отреагировал без тени сомнения: «Надо уезжать из этой страны».

Имре предложил брату вступить в ряды израильского флота. Почему именно флота, Тибор не очень понимал, но брату было двадцать два, а Тибору только пятнадцать, поэтому он решил, что Имре виднее. Братья, Ирэн и Алекс поплелись в Будапешт, но по прибытии выяснили, что если в Палестине и был еврейский флот, то размером не больше одной ванной. Имре не знал, что делать дальше.

Тибор потихоньку заглядывался на Америку. Он молчал об этом, потому что знал, что Имре будет против, но чем чаще он думал о своем освобождении и доброте военного медперсонала, тем уверенней он становился в своем решении сделать Америку новым домом. Вдобавок у Рубиных были родственники в Нью-Йорке; один из кузенов Тибора даже служил в американском флоте. Тибор решил, что рано или поздно связи его семьи позволят им попасть в Штаты. Но в данный момент Рубиным некуда было идти.

Затем представитель ООН рассказал Имре про лагерь для беженцев в Нижней Баварии, немецком округе, находившемся под контролем американской армии. Насколько Имре понял, ООН финансировала этот лагерь совместно с несколькими частными еврейскими спонсорами. Целью их было переправить евреев за океан. Чиновник посоветовал Имре покинуть Венгрию как можно скорее; ходили слухи, что русские планировали закрыть границу. Ребята сели на поезд в ту же ночь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.