12

12

Когда 11-я бронетанковая дивизия генерала Паттона освобождала Маутхаузен и его филиалы, немецкого командования там уже не было. Эсэсовцы сбежали в самом начале мая 1945-го, оставив лагерь под надсмотром капитана венской полиции. Американские танки подобрались к лагерю 5 мая, их встретил отряд из пятидесяти венских пожарных, патрулировавших периметр. Они сдались без боя.

Дивизия обнаружила десять тысяч трупов в общей могиле сразу за стенами тюрьмы и еще примерно пять тысяч похороненных на метровой глубине под футбольным полем. Позвали жителей ближайшей деревни, чтобы они похоронили усопших как полагается, но задание оказалось не под силу киркам и лопатам. Пришлось прибегнуть к помощи бульдозеров. Внутри тюрьмы мертвые и живые жили плечом к плечу. Только самые новые узники лагеря смогли покинуть его самостоятельно. Основная масса была на грани голодной смерти, им требовалась немедленная медицинская помощь, а затем долгий период восстановления.

Тибора забрали из бараков и отправили в армейский полевой госпиталь в двух милях от Маутхаузена. Командующий офицер медицинского подразделения, которое строило госпиталь, вмещавший около тысячи двухсот коек, посчитал невозможным располагать его ближе: мерзкая вонь, с которой они впервые столкнулись в шести милях от холма, была невыносимой.

Тибор совсем не помнил, как его поместили в палату к старшему лейтенанту Бернадин Пластерс. Он едва находился в сознании, когда армейские санитары принесли его на носилках. Не помнил он и того, как медсестра Пластерс и лечащий врач всеми силами боролись с его скачущей температурой – результатом запущенной дизентерии.

Чтобы спасти жизнь Тибора, медсестра и доктор проигнорировали директиву сверху. Им приказано было беречь оборудование для лечения американцев; за заключенными обязывали ухаживать с помощью немногих найденных в лагере припасов. Но Тибора колотила лихорадка, он был обезвожен, истощен и бредил. Пластерс милосердно подключила его к внутривенной капельнице, что позволило постепенно снизить температуру.

Лейтенант Пластерс, миловидная рыжая девушка из Южной Дакоты, не могла понять, что такие юнцы, как этот, делают в Маутхаузене. Ее ошеломил нескончаемый поток изможденных призраков, прибывающих из лагеря на бронетранспортерах. Глаза их провалились так глубоко, что она не понимала, как они вообще что-то видят. Некоторые из них были почти полностью голые: говорили, что пыль из карьера разъела их одежду. Пока санитары разгружали их с носилок и укладывали на больничные койки, дыхание их было таким поверхностным, что Пластерс не могла уверенно сказать, спят они или уже мертвы. Но это были взрослые мужчины и, насколько она знала, солдаты. Этот же и еще двое в ее палате были серыми, костлявыми подростками.

Когда Тибор осознал, где находится и кто его окружает, первое, что он попытался сделать – поблагодарить медсестру, которая замеряла у него температуру. Все, что он видел последние несколько дней, – грива ее рыжих волос и вид глубочайшей озабоченности на ее красивом лице. Придя в себя, он осознал одну вещь: эта женщина точно была американкой. Пусть он едва мог говорить и уж точно не знал английского, ему нужно было как-то выразить свою благодарность. Прежде чем она успела отойти от койки, он протянул ногу и зацепил ее за ботинок. Сестра запнулась, едва не упала, бросила на него взгляд. Тибор ногу не убрал, и ему теперь казалось очевидным, что он должен сказать что-нибудь, что она непременно поймет, пусть это будет даже одно слово.

– Америка? – пробормотал он.

Она утвердительно кивнула.

В течение следующих нескольких дней этот светлоглазый мальчишка, из-за которого она чуть не упала, часто пытался с ней заговорить, пока она кружила по палате. Она тоже хотела поговорить с ним, узнать, почему немцы так жестоко обращались с ним и другими заключенными, но могла лишь улыбаться ему. А он мог привлечь ее внимание, лишь касаясь ее ботинок.

Лейтенанту Пластерс показалось забавным, что он прицепился к этим ботинкам, поскольку это была та самая пара, которую она отдала сапожнику для внесения некоторых улучшений. Тот пришил к ним четыре дополнительных кожаных ремня, так что теперь они больше походили на армейские сапоги, нежели на стандартную женскую обувь.

Пятьдесят пять лет спустя, когда мальчику было уже под восемьдесят, он все еще помнил Бернадин Пластерс. Она написала ему письмо, когда прочитала о Тиборе в газете. В нем она рассказала, что была медсестрой в Маутхаузене и ухаживала за несколькими подростками во время освобождения лагеря. Писала еще, что ей было очень жаль, что они так и не узнали имен друг друга из-за языкового барьера.

Мужчину, которому она написала, только что наградили Медалью Почета. Он ответил ей сразу: что хорошо помнил ее рыжие волосы, милое лицо и ботинки с четырьмя кожаными ремнями. Сказал, что рад писать ей на английском и что наконец может сказать ей свое имя: Тибор Рубин.

В списках смерти лагеря Маутхаузен, которые педантично вел комендант лагеря Франц Цирайс и его непосредственные подчиненные, значится тридцать восемь тысяч заключенных. Утверждается, что там перечислены все погибшие заключенные за период 1940–1945 гг. Аккуратно собраны воедино имена, национальности, причины ареста и смерти. Большинство смертей объясняются «оказанием сопротивления» либо «попыткой побега». Ни то, ни другое были невозможны в Маутхаузене.

Перед самым поражением Третьего рейха списки смерти было приказано сжечь. Однако в хаосе, царившем в лагере до и во время побега командования, Цирайс не сумел выполнить приказ, как не сумели и его коллеги по другим лагерям.

Списки смерти колоссально недооценивали реальное положение дел в Маутхаузене и его филиалах. Если принимать во внимание, что в лагерной системе Маутхаузен оказалось от 200000 до 325000 заключенных, то более-менее адекватным числом погибших будет 119000-195000 человек. Впрочем, никто никогда так и не узнает, сколько точно людей сгинуло в Маутхаузене и сорока девяти его филиалах, ибо часто у погибшего просто некому было заявить о его гибели: в лагере бесследно пропадали целыми семьями.

Освобождение Маутхаузена. Фото сделано сразу после прибытия 11-й бронетанковой дивизии Паттона. Авторы баннера – испанские заключённые. Мемориальный музей Холокоста (США)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.