2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

Тибору начинало казаться, что любая работа будет лучше, чем просто валяться в бараке. Несмотря на предупреждения Арона, он собрался предложить королю поляков свою помощь по хозяйству. Когда он рассказал об этом Арону, тот сказал ему, что тот сошел с ума и что лучше бы он держал рот на замке.

Интересное предложение внезапно пришло от Петера. Он и его друзья получили особое задание за пределами лагеря, которое Петер рассматривал как истинную удачу, хотя до сих пор не знал, что нужно было делать. Тибор замер от страха: он и представить себе не мог, что будет делать, если они уйдут. Но Петер успокоил его.

– Мы поговорили с офицером насчет тебя, – объяснил он. – Сказали, что ты изучаешь плотничье дело и что будешь неплохим подмастерьем.

Как-то утром, после переклички, Тибора и поляков посадили в грузовик и отправили за ворота. Настроение мальчика улучшилось, когда машина съехала с дороги и отправилась в сосновый лес. Спустя час путешествия они остановились возле большой площадки, заполненной обрубками деревьев, людьми и машинами. Это все напоминало колонию муравьев.

Их выгрузили возле группы военных палаток. В центре строительной площадки возвышался скелет сторожевой вышки, вокруг под брезентовыми и деревянными павильонами горели поварские костры. Нескончаемый поток машин подвозил бочки со смазкой, железнодорожные шпалы, арматуру и деревянные палеты, груженные строительным оборудованием.

Группа рабочих, человек пятьдесят, некоторые с желтыми звездами, перетаскивали стройматериалы поближе к горе. Насколько понял Тибор, в задачи проекта входило раскопать гору и устроить там фабрику. Это точно займет целое лето плюс часть осени. Карл, который лучше всех среди поляков говорил по-немецки, убедил офицера СС, что он и его друзья смогут построить барак и столовую до наступления холодов. Петер сказал Тибору, что благодаря своей смекалке Карл только что выиграл для них несколько месяцев передышки от ада Маутхаузена. Тибор не терял надежды, что передышка продлится дольше.

Основная масса рабочих спала под открытым небом, но группа Петера получила полностью укомплектованную палатку, которая защищала их от ветра и дождя. Охранники разрешали им использовать мешки из-под цемента или деревянные плиты вместо кроватей – все лучше, чем спать на голой земле. Карл даже умудрился раздобыть на базе снабжения керосиновый калорифер.

Тибору их переезд в лес представлялся великим успехом. Он наконец-то мог спокойно дышать, и пусть вокруг постоянно, словно шмели, сновали солдаты, здесь хотя бы не было колючей проволоки и заборов. Днем лес оживал, повсюду виднелись люди, валящие деревья, пилящие ветви, зачищающие бревна. Задорно пели птицы, словно их радовало смотреть на слаженно работающих людей. Еда здесь была той же баландой, что и в лагере, зато порции были побольше. Даже охранники здесь казались другими: они устраивали перекуры и часто даже собирались вместе хлебнуть пива по вечерам.

Но кошмар никуда не делся. Через два дня после их приезда Тибор испытал настоящий шок: его группа разгружала шпалы, когда он услышал крики на гряде, расположенной прямо над ними. Тибор взглянул вверх и увидел нескольких рабочих, кубарем катящихся с холма, словно цирковые артисты. Сначала это показалось ему забавным, но тут появился офицер с пистолетом и открыл огонь. Пленники прекратили движение и какое-то время лежали без движения; офицер молча стоял рядом и держал пистолет наготове. Затем один из мужчин начал медленно ползти по направлению к клочку высокой травы. Офицер поднес пистолет к его виску и выстрелил в упор. Затем поднял глаза и посмотрел в сторону Тибора. Мальчик отвернулся.

Инцидент заставил весь лагерь изрядно понервничать, но дальше все было довольно тихо; чтобы успокоиться, узники сознательно впали в усыпляющую рабочую рутину. Поскольку Петер и его друзья отвечали за большой и важный проект, им позволили свободно передвигаться по территории их секции. Они даже ухитрились выбить себе немного драгоценных сигарет.

Как-то после обеда, пока Карл стоял на стреме, Петер отвел Тибора к дальнему концу грязной дороги, где высотой с человеческий рост громоздилась груда сосновых бревен. Петер изогнулся и пролез в узкую щель между двумя кучами распиленных стволов, раскидал ногой листья и убрал полоски коры там, где lehu на друге лежали несколько особенно крупных бревен. Под самодельной панелью, состоявшей из трех или четырех сложенных вместе стволов, было небольшое пространство, в которое мог поместиться как раз мальчик размером с Тибора.

– Как думаешь, сумеешь продержаться здесь всю ночь? – спросил Петер.

Тибор кивнул. Он понимал, что ответ «да» был единственно верным в данной ситуации, пусть даже его не радовала перспектива провести целую ночь в куче дров.

Убежище располагалось недалеко от мусорки, сваленной за кухней, которая, в свою очередь, находилась рядом с домиком, где обедали офицеры. Повара регулярно получали свежие овощи, мясо и дичь, но ничего из этого рабочим, конечно, не полагалось. Пока эсэсовцы и охрана уплетали большущие тарелки сосисок и сыров, узники всегда ели одну и ту же баланду. Им не предлагали даже объедки.

Каждый вечер после ужина работники кухни выносили мусор на помойку и сбрасывали его в большие бочки из-под смазки. Каждые несколько дней в эти бочки наливали бензин и поджигали. Но до того момента отбросы просто лежали внутри бочек и гнили.

Петер решил, что раз в несколько дней, до окончания работ, можно прятать Тибора в убежище. Про него никто не знал, потому что Карл и Петер сделали его втайне от остальных. Если Тибор просидит там всю ночь, то наверняка будут моменты, когда вокруг никого не окажется, и он сможет как следует пошарить по мусорке.

Да, было рискованно и непонятно, что сделают с Тибором, если его обнаружат, но он уже доказал свою ловкость, а Петер и Карл обещали сделать все возможное, чтобы прикрыть его. Главное (не было смысла даже говорить об этом вслух), что никто из них уже и не помнил, когда последний раз их желудки были полны. Тибор согласился.

В первую ночь в укрытии Тибор слишком боялся выбираться наружу. Он пролежал калачиком, почти не спал и силился не чихнуть и кашлянуть. На следующую ночь он тихо отодвинул полоски коры, выполз наружу и обнаружил небольшой насест, с которого мог наблюдать за охранниками. Петер оказался прав: они регулярно патрулировали кухню и палатки, но почти всегда игнорировали мусорку.

Пока он ждал следующей ночи, Тибор разработал в уме свой идеальный маршрут. Вскоре он уже знал его так хорошо, что мог воспроизвести путь с закрытыми глазами. Наконец наступила ночь, такая темная, что он едва мог разобрать кухню. Он выполз из укрытия и словно заяц поскакал к бочкам.

Присматривая за охранниками, Тибор запустил руку в массу мусора, выхватил недоеденное яблоко и всадил в него зубы. Вкус и хрусткость яблока буквально взорвались у него во рту. Еще до того, как первые ощущения прошли, он уже уплетал обрывки мяса, морковные огрызки, корки хлеба и редиску. Наевшись, сколько смог, он рванул обратно в убежище, где, совершенно утомленный, провалился в глубокий и довольный сон. Он все еще спал, когда на следующее утро Петер осторожно постучал по панели.

Тибор вернулся из первого рейда по помойке с пустыми руками. Он хотел принести что-нибудь друзьям, но не посмел: одно дело, если тебя застанут шатающимся по лагерю без присмотра, и совсем другое, если поймают с едой в карманах.

Вскоре, однако, его рейды превратились в рутину. Один или несколько мужчин сопровождали его до укрытия на закате, затем возвращались за ним на следующее утро. Мужчины всегда оставляли кого-то на стреме, и Тибор вскоре научился определять, когда надо выдвигаться, а когда лучше пересидеть. Если ночь была слишком светлой или наблюдалось какое-то движение, он оставался в «бункере». Но когда было темно или туманно, или как только охранник проходил дальнюю сторону лагеря, он бежал к мусорке и быстро набирал так много еды, как только мог. Он редко позволял себе оставаться там дольше минуты, но девятнадцатого июня он задержался, как следует покопавшись в нескольких бочках, пока не наелся отбросов до отвала. Ему исполнилось четырнадцать лет.

Тибор совсем скоро обрел уверенность в своей способности избегать охранников и начал складывать украденную еду в куртке и штанах. Он гордился тем, что раздает друзьям свежие овощи или ломтики настоящего хлеба. Осмелев, он затянул края рукавов рубашки и штанин и фаршировал их едой под завязку.

Ночные рейды стали для него скорее приключением, нежели необходимостью, и Тибор стал думать о себе как о лагерной крысе. Крыса была быстрой, молчаливой и проворной. Он постоянно был начеку и всегда придерживался безопасного маршрута. Он был хитер, всегда мог раздобыть себе поесть, а потому отрастил себе плотную и крепкую «шкуру», которая грела его зимой. Он мог жить бок о бок со своими врагами, и они даже не подозревали о его присутствии.

Тибор даже гордился, что думает, как крыса. Именно поэтому, когда на сторожевой вышке поставили прожектор, который мог осветить любую точку лагеря, он бросил свои ночные приключения. Тибор был умной крысой. Выживание было для него гораздо важнее полного желудка.

Тибора и его товарищей вернули в Маутхаузен в ноябре, после пяти с лишним месяцев в лесу. Они закончили строительство барака ровно в срок, и начальству лагеря, кажется, даже понравился результат. Они даже закончили работу раньше времени. Теперь они гадали, зачем их отправляют обратно в ужасную тюрьму на холме. Им что, больше нечего строить? Но как же война?

Они не слышали никаких новостей, пока находились за пределами Маутхаузена. Никто из рабочих понятия не имел, что происходит за пределами стройплощадки, но Петер чувствовал, что нацистам приходится туго. С самого начала октября эсэсовцы отчаянно пытались ускорить строительство. Избиения и бессмысленные убийства случались все чаще. С ускорением темпов работы учащались и несчастные случаи. Казалось, каждые несколько дней кого-то из рабочих уносили с площадки мертвым.

Троих из семи поляков, включая Карла, перевезли в другой лагерь, и никто не знал, зачем. Остальных вместе с Петером донимал бронхит и всякие мелкие травмы, которые из-за отсутствия нормального лечения превратились в гноящиеся болячки. И все же мужчинам и Тибору повезло: когда работы закончились, знакомый капо-поляк отправил их в крепость на грузовике, тогда как остальным пришлось идти пешком.

Когда Тибор вернулся в Маутхаузен, на улице стояла уже настоящая зима. Одеяло тяжелых облаков висело так низко, что, казалось, лежит прямо на двух массивных сторожевых башнях. Метрах в девяноста от ворот лагеря, сразу за футбольными воротами наскоро размеченного поля, Тибор заметил нечто похожее на груды белых поленьев, припорошенных снегом. Несколько ровно разложенных холмиков растянулись в одну линию. Сначала Тибор подумал, что это бревна для крематория. Но откуда им тут взяться – поблизости от тюрьмы деревьев не было, все расчистили для другого лагеря.

Когда грузовик приблизился, Тибор понял, что перед ним было: человеческие головы, словно короны на замерзших телах и конечностях.

Стало ясно: пока Тибора не было, жизнь в бараках ожесточилась. Арон куда-то пропал, пропали и многие другие знакомые лица. В бараках прибавилось много венгров, и каждая койка была забита до отказа. Нельзя было перевернуться, чтобы не задеть соседа.

Проверка узников на большой площади. Мемориальный музей Холокоста (США)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.