Глава III Хрупкий мир (1919–1939)

Глава III

Хрупкий мир

(1919–1939)

В конце 1919 г., через год после окончания Первой мировой войны Каннингхэм наконец-то получил полноценный отпуск, который, как обычно, провел в Эдинбурге. Утром I января 1920 г. пришло официальное письмо из Адмиралтейства. На сей раз Каннингхэм не проявил особого любопытства по поводу своего очередного назначения и отложил чтение письма до вечера, решив посмотреть его после игры в гольф. Времена, когда он с нетерпением хватал такие конверты и тут же торопливо вскрывал их, безвозвратно ушли в прошлое. Однако полученное известие удивило его, уже привыкшего ничему не удивляться. Развернув послание перед ужином, Каннингхэм обнаружил, что произведен в звание капитана I ранга.

Впрочем, так ли уж это было удивительно. Знаменитые английские адмиралы конца XIX — начала XX вв. за участие в локальных конфликтах получили звание капитана I ранга Фишер в 33 года, а Битти в 29 лет. Каннингхэму через несколько недель должно было исполниться 37. И за плечами у него было 5 лет беспрерывной тяжелейшей войны.

В конце января 1920 г. Каннингхэм поехал в Лондон для разговора с секретарем первого морского лорда по делам флота, который ведал назначениями капитанов I ранга. Последний не сообщил ничего утешительного, сказав, что в ближайшее время перспектива нового назначения для Каннингхэма не предвидится по причине массовых сокращений. Пришлось продолжать «отдых». Начало лета Каннингхэм провел в Бамбург-Кастле, в Нортумберленде. Там собрались почти все его братья и сестры с мужьями, женами и многочисленными детьми, за исключением брата Алана, служившего в Сингапуре. Это было самое большое воссоединение семьи впервые за много лет. Именно в Бамбурге Каннингхэм получил известие о своем первом назначении в качестве капитана I ранга. Ему предстояло работать в составе военно-морской межсоюзнической комиссии по контролю над Германией, на должности председателя подкомиссии с литерой «С». Это означало, что ему предстоит контролировать разрушение военной инфраструктуры Гельголанда. Этот остров в 1890 г. Англия передала под юрисдикцию Германии в обмен на Занзибар, Пембу и Уганду. Накануне и в годы Первой мировой войны немцы создали на Гельголанде мощную военно-морскую крепость.

На Гельголанд Каннингхэм прибыл в конце сентября 1920 г. Возглавляемая им комиссия состояла из представителей военно-морского флота и отчасти морской пехоты. В ее составе работали капитан III ранга медицинской службы Леонард Уоррен, лейтенант Чарльз Лейчестер и бригадный генерал морской пехоты Р.М. Ноко, отвечавший в Адмиралтействе за технический и инженерный персонал. Генерал руководил большой группой гражданских инженеров, временно призванных на военную службу в офицерских званиях морской пехоты. Обстоятельства требовали, чтобы все англичане носили военную форму.

Работы по ликвидации военных сооружений осуществляли около 3 тысяч немецких рабочих под руководством своих инженеров и механиков. Первоначально планировалось возложить разработку планов ликвидации на немцев, но в конечном итоге англичане все же не решились целиком положиться в этом деле на бывших противников и подготовили планы собственными силами. На острове также находились 200 германских полицейских для охраны комиссии от рабочих. В действительности, рабочие вели себя очень дружелюбно, и английские офицеры гораздо лучше находили с ними общий язык, чем с «полицаями». Местные жители по национальной принадлежности были фризами, и гораздо больше походили на голландцев, чем на немцев. Среди стариков находились такие, кто служил на английском военном флоте до того как остров был передан Германии в 1890 г. Не удивительно, что после начала войны местных жителей насильно эвакуировали в Гамбург. Теперь они возвратились и отлично наживались на толпах немецких туристов, имевших обыкновение приезжать на остров летом.

На Гельголанде Каннингхэм провел ровно год. За это время он многое узнал о взрывах и разрушениях, что впоследствии ему очень пригодилось. В целом, жизнь на острове оказалась достаточно скучной. Даже прогуляться особенно было негде. Зима превращалась в настоящее испытание: ветры дули практически не переставая и над островом постоянно висела морось. С высокого красного утеса на западном берегу открывалось величественное зрелище огромных волн, катившихся с запада и разбивавшихся о скалы внизу. Разрушение фортификаций, на которое по плану отводилось 5 лет, продвигалось вперед быстрыми темпами. По ходу дела в первоначальный план вносились некоторые изменения. Немцам позволили сохранить здание Биологического института, который занимался изучением миграции птиц, а также поведения рыб и омаров, и имел определенную международную репутацию.

К середине 1921 г. стало ясно, что содержание на острове многочисленного персонала подкомиссии «С» является пустой тратой денег. Поэтому комиссионеры выступили с предложением отозвать их подразделение в октябре, а в последующие 12 месяцев, которые потребуются для полного завершения ликвидационных работ, надзор за ними осуществлять в ходе периодических командировок чиновников инженерного департамента Адмиралтейства. Предложение было принято, и осенью крейсер увез английский персонал на родину. Прощальный вид Гельголанда не вызвал у офицеров подкомиссии «С» никакого сожаления. Провести там еще одну зиму никому не хотелось.

Впоследствии в английской прессе высказывались сомнения относительно того, были ли укрепления Гельголанда уничтожены достаточно тщательно после войны 1914–1918 гг. Каннингхэм, как главное ответственное лицо ликвидационной комиссии, воспринимал такую критику очень болезненно. На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Не вызывает сомнений, что молы Гельголанда в дальнейшем уже не могли использоваться даже в качестве фундаментов для новых. Восточный мол, основу которого составляли стальные сваи, был практически срыт, только сваи продолжали торчать, как гнилые зубы. Большой западный мол, составленный из огромных кессонов, заполненных бетоном, взорвали в нескольких местах, для чего было использовано около 3 т. взрывчатки. Аэрофотосъемки Гельголанда, сделанные в годы Второй мировой войны, свидетельствуют, что новый мол был построен позади останков старого, из-за чего размеры гавани значительно сократились. Но не следует забывать, что весь Гельголанд был изрыт тоннелями, подземными переходами и укрытиями, как пчелиные соты. Даже при наличии достаточного количества техники и рабочей силы, такие укрепления невозможно уничтожить навсегда. По-видимому перед Второй мировой войной они были легко восстановлены.

Ко времени возвращения Каннингхэма в Англию послевоенная перетряска флота близилась к завершению. Помимо заграничных крейсерских эскадр были сформированы два главных флота — Средиземноморский флот и Атлантический флот в водах метрополии, каждый со своей квотой линейных кораблей, крейсеров и эсминцев. В офицерской среде царили упаднические настроения и состояние неопределенности. Отчасти это происходило от осознания того, что Великобритания перестала быть первой военно-морской державой. По условиям Вашингтонского договора, заключенного в феврале 1922 г., британский флот лишился многих, вполне еще современных боевых кораблей. В результате политики повальных сокращений, получившей название «топор Геддеса», по имени тогдашнего морского министра Эрика Геддеса. офицерский состав военного флота сократился на 1/3. Многие офицеры, кто желал бы дослужить до пенсии по выслуге лет, были бесцеремонно выброшены в гражданскую жизнь с каким-то жалким выходным пособием в таком возрасте, когда уже трудно, если не невозможно начинать все сначала.

«Топор Геддеса» основательно подпортил репутацию морской службы в глазах всего английского общества. Частные примеры материальных затруднений и просто нищенского существования бывших офицеров отнюдь не поощряли родителей отдавать сыновей на службу во флот, который мог обойтись с ними так сурово. Каннингхэм считал «топор Геддеса» «одной из величайших несправедливостей и. пожалуй, самым худшим из того, что когда-либо доводилось пережить Королевскому Флоту».

В феврале 1922 г. Каннингхэма направили в Портсмут для прохождения так называемых «технических курсов для старших офицеров». Там он посещал лекции по артиллерии, торпедному делу, сигнальным кодам, борьбе с подводными лодками и прочим специальным дисциплинам, которые преподавались с учетом новой тактики и технических достижений, выработанных за время войны. Для Каннингхэма, долгое время прослужившего на эсминцах, курсы оказались в высшей степени полезными, поскольку за чти годы очень многое изменилось. О многих вещах в Портсмуте он услышал впервые. Каннингхэм очень сожалел, что ему так и не удалось пройти весь курс обучения до конца, поскольку в апреле 1922 г. его назначили командиром 6-й флотилии эсминцев.

Хотя 6-я представляла собой всего лишь резервную флотилию, укомплектованную только на 2/5 от полного штата, тогда были не те времена, чтобы отказываться от таких предложений. Это был шаг в верном направлении, поскольку он вел, в конечном итоге, к получению должности командира соединения первой линии в составе одного из главных флотов. Приняв под свою команду лидер эсминцев «Шекспир» в Портсмуте, Каннингхэм обнаружил, что 8 его кораблей распределены между Портсмутом, Девонпортом и Чатамом. а их экипажи настолько некомплектны, что они не в состоянии дойти до своей базы в Порт-Эдгаре. Таким образом, его первая задача заключалась в том, чтобы уговорить комендантов этих трех военных баз выделить ему достаточное число матросов, чтобы увести свои корабли на север. После целого месяца назойливых приставаний и уговоров Каннингхэму удалось-таки собрать свою флотилию и привести ее в Порт-Эдгар.

Несмотря на некомплектность 6-я флотилия веда далеко не праздный образ жизни. Насколько позволяли отпускаемые нормы топлива и сокращенные экипажи, эсминцы постоянно выходили в море на учения. В Порт-Эдгаре базировалась еще одна резервная флотилия под командованием капитана I ранга Д.С.Ходжсона. Однажды Каннингхэм и Ходжсон сняли людей с половины своих эсминцев и, укомплектовав вторую половину по полному штатному расписанию, водили их в Инвергордон для участия в учениях Атлантического флота.

Расчеты Каннингхэма на скорый перевод в действующий флот оказались правильными. В декабре 1922 г. он получил приказ принять командование над 1-й флотилией эсминцев, которая хотя и входила в состав Атлантического флота, в тот момент стояла в Черноморских проливах. Накануне Рождества Каннингхэм пересек Ла-Манш и от Кале поездом добрался до Стамбула. Его новым кораблем стал лидер эсминцев «Уоллес», изящное судно с отличными скоростными качествами, построенное на верфях Торникрофта вскоре после окончания войны. Обычно 1 — я флотилия стояла на якоре в северной части Босфора, примерно в 15 милях от Стамбула, и время от времени выходила на учения в Черное море. В Мраморном море находилось мощное соединение тяжелых кораблей. Общее командование британской эскадрой осуществлял адмирал Осмонд дё Брок, державший свой флаг на дредноуте «Айрон Дьюк».

Присутствие этой армады в Черноморских проливах было обусловлено сложными отношениями стран-победительниц с Турцией. После Мудросского перемирия 30 октября 1918 г., положившего конец военным действиям на Ближнем Востоке, державы Антанты ввели военные корабли в Дарданеллы и Босфор, оккупировали Стамбул и приступили к оккупации Анатолии. По условиям Севрского мирного договора, Турция теряла около 80 % некогда принадлежавших ей территорий: Англия получала Палестину, Трапсиорданию и Ирак; Франция — Сирию и Ливан; Смирна, прилегающие к ней районы, острова Имброс и Тенедос отходили к Греции. Кроме того, Франция получала Александретту, Киликию и полосу территории вдоль Сирийской границы. На востоке Анатолии предусматривалось создание независимых государств Армении и Курдистана. Турция также должна была отказаться от утраченных ею ранее прав на Египет, Судан и Кипр в пользу Англии, на Марокко и Тунис — в пользу Франции, на Ливию и Додеканезские острова — в пользу Италии. Территория собственно Турции ограничивалась Малой Азией и Стамбулом-Константинополем с узкой полосой земли на европейском берегу.

В ответ на предложенные условия в Турции началось национально-освободительное движение, переросшее в революцию во главе с генералом Мустафой Кемалем. Усмирить взбунтовавшуюся Турцию решили руками Греции. В июне 1920 г. 100-тысячная греческая армия, вооруженная и снабженная Антантой, начала наступление из Измира вглубь Анатолии. Другая греческая армия вступила во Фракию. Однако турки еще раз доказали союзникам, что воевать они не разучились. Летом 1921 г. кемалисты нанесли греческой армии сокрушительное поражение в сражении при Иненю и на реке Сакарья. Еще через год турецкие войска освободили Измир, всю Анатолию и сбросили греков в море.

Как раз этот интересный момент и застал Каннингхэм со своей 1-й флотилией. Слух о том, что Исмет-паша вознамерился переправить свою армию через Босфор, произвел нешуточный переполох на британской эскадре. Эсминцы Каннингхэма носились вниз и вверх по узкому проливу со скоростью 30 узлов, и уже готовились стрелять по шлюпкам, из которых турецкие солдаты начали сколачивать понтоны. До кровопролития, однако, дело не дошло. В Уайтхолле сочли за лучшее найти «политическое решение» проблемы. После 3 недель пребывания в Босфоре 1-ю флотилию отозвали в Мраморное море на соединение с остальными кораблями эскадры, стоявшими на якоре в Дарданелльском проливе между Чапаком и Нагарой, Это было сентиментальное путешествие. Каннингхэм разглядывал те же пейзажи, которые 8 лет тому назад наблюдал с мостика «Скорпиона»: холмы и лощины Галлиполийского полуострова, откуда английским войскам после тяжелейших боев все же удалось эвакуироваться; узкий пролив, который британскому флоту так никогда и не удалось форсировать из-за противодействия береговых батареи и минных заграждений В начале марта 1923 г. 1-я флотилия получила приказ возвратиться в метрополию для переформирования и дальнейшей службы в составе Атлантического флота. Летом эсминцы приступили к выполнению обычного напряженного графика учений в Скапа-Флоу, Инвергордоне и Ферт-оф-Форте: тактические и стратегические маневры Атлантического флота, отработка ночных и дневных атак тяжелых кораблей, прикрытие линейного флота от атак со стороны подводных лодок, а также обычные артиллерийские и торпедные стрельбы, Выходы в море сильно ограничивались отпускаемыми нормами топлива и потому во время похода каждая минута использовалась с максимальной отдачей для отработки техники иных упражнений.

Под командованием Каннингхэма находилось действительно первоклассное соединение: новейшие корабли со сроком службы менее 5 лет, укомплектованные экипажами, прошедшими горнило мировой! войны и имевшими огромный боевой опыт. На эсминцах 1-й флотилии недавно установили «асдики» для обнаружения подводных лодок, и хотя команды еще толком не научились ими пользоваться, все очень гордились тем, что их корабли первыми оснастили новейшими приборами.

Начало 20-х годов было временем огромного прогресса в техническом развитии флота, благодаря урокам, извлеченным из Первой мировой войны. Морские операции 1914–1918 гг. и, прежде всего, возросшее значение морской авиации и подводных лодок дали повод некоторым специалистам поставить под сомнение боевую ценность линейных кораблей и целесообразность их дальнейшего строительства. В США пропагандистом таких взглядов стал адмирал Уильям Митчелл. После окончания войны он провел серию опытов с кораблями бывшего германского флота. Самолеты американской морской авиации потопили дредноут «Остфрисланд» за 4 минуты двумя 1000 кг бомбами. Одна из них, упав у кормы корабля и взорвавшись под водок, произвела такой эффект, как если бы линкор взорвался на мощной морской мине.

Впоследствии опыты Митчелла были признаны ненаучными, поскольку они проводились в идеальных условиях: корабли-мишени буксировались на малой скорости либо стояли неподвижно, К тому же германские дредноуты, подвергнутые бомбардировке, являлись кораблями уже устаревших конструкций. После Вашингтонской конференции Митчелл проводил аналогичные опыты с новейшим американским линкором «Вашингтон», подлежавшим уничтожению по «договору пяти держав». Бомбардировка этого корабля 800 кг бомбами не дала никакого результата. Линкор также выдержал 8 попаданий современными торпедами. Его потопили только после обстрела эскадрой линейных кораблей, добившихся 14 попаданий 356 мм снарядами. Таким образом, опыты Митчелла были опровергнуты им самим, и линкоры еще долгое время продолжали оставаться главной силой флотов ведущих морских держав.

Однако поначалу эксперименты американского генерала произвели большое впечатление не только в США, но и в Англии. Сыграли свою роль и соображения экономики: если строительство «Дредноута» обошлось британской казне в 1,8 млн. ф. ст., то более чем в два раза превосходивший его по водоизмещению линейный крейсер «Худ» «потянул» на 12 млн. ф. ст. В декабре 1920 г. в Великобритании создали специальную государственную комиссию под председательством Эндрю Бонар Лоу, лидера консервативной партии и будущего премьер-министра, для рассмотрения вопроса о целесообразности дальнейшего строительства линкоров. В комиссию также вошли бывшие морские министры Уинстон Черчилль, Эрик Геддес, действующий морской министр Уолтер Лонг и первый морской лорд адмирал Дэвид Битти. Битти пришлось вести продолжительную дискуссию с политиками самого высокого ранга, одному против всех. При этом адмирал проявил себя незаурядным полемистом и в конечном счете добился своего, навязав комиссии точку зрения Адмиралтейства,

10 ноября 1920 г. Битти имел продолжительную беседу с авторитетным военно-морским теоретиком Гербертом Ричмондом и попросил его представить письменно свои соображения о будущей роли линейного корабля. Ричмонд очень оперативно подготовил меморандум и снабдил первого морского лорда дополнительными аргументами: «Флот в дальнейшем должен состоять всего из нескольких линейных кораблей и большого количества крейсеров. Предполагать, что мы собираемся иметь в составе флота 30 или более линкоров, стоимостью 8 млн. фунтов каждый, значит исходить из представления, будто у нации бездонные кошельки, а ведь это далеко не так. Нам следует рассчитывать на компактное соединение линейных кораблей ядро — с окружением из малых судов. Тактика примет совершенно другие формы. Компактное соединение тяжелых кораблей сделает торпедную атаку совершенно другим делом…».

И все же Битти стоило большого труда преодолеть предубеждение политиков и общественного мнения против линейных кораблей. Позднее адмирал признался новому морскому министру Леопольду Эмери, что большую роль здесь сыграл исход Ютландского сражения. Если бы 1 июня 1916 г. германский флот удалось потопить, военно-морское ведомство не подверглось бы таким нападкам в начале 20-х гг. Те же соображения сыграли свою роль и на Вашингтонской конференции, когда пять ведущих морских держав сравнительно легко согласились на сокращение суммарного тоннажа своих линейных флотов и установили потолок водоизмещения одного линкора в 35.000 т., а максимальный калибр главной артиллерии ограничили 406 мм.

После длительных дебатов статья IV «договора пяти держав» зафиксировала суммарный тоннаж линейных флотов государств-участников соглашения на следующем уровне: Великобритания и США — по 525.000 т., Япония- 315.000 т., Франция и Италия — по 175.000 т. Однако на данном уровне суммарный тоннаж линейных флотов должен был стабилизироваться лишь после полной замены существующих дредноутов новыми. Поскольку срок службы линейного корабля определили в 20 лет, постепенная замена старых линкоров должна была начаться в 1931 г. и завершиться к 1941 г. Таким образом, исходя из установленных пределов, договаривающиеся стороны предполагали, что к 1941 г. США и Англия будут иметь по 15 линкоров водоизмещением по 35.000 т. каждый, а Япония — 9.

Непосредственно после подписания договора соотношение линейных флотов было несколько иным: США сохранили 18 линкоров, суммарным тоннажем 500.650 т., Великобритания — 22 (580.450 т.), Япония —10 (301,320 т.). С вступлением в строй «Вест Вирджинии» и «Колорадо», и отправкой на слом «Делавэра» и «Норт Дакоты» линейный флот США достиг установленного лимита в 525.000 т. Японский флот «не дотягивал» 14.000 т., а британский флот превышал на 55.000 т., что составляло свыше 10 % от установленного тоннажа.

После Вашингтонской конференции в составе японского флота оказались 2, а американского — 3 линейных корабля, построенных с учетом опыта Ютландского сражения, т. е. имевших новейшую систему бронирования и вооруженных орудиями калибром 406 мм. Что касается английского флота, единственным кораблем, о котором можно было с известной натяжкой сказать, что в его конструкции учли уроки Ютландского сражения, являлся линейный крейсер «Худ». Исходя из этого, британская делегация «выторговала» на Вашингтонской конференции право для Англии построить 2 новых линкора с учетом опыта Ютландского сражения, в то время как у Японии и США лимит на строительство таких кораблей был уже исчерпан.

Этими кораблями стали «Нельсон» и «Родней», вошедшие в состав флота в 1925 г. и имевшие весьма внушительные тактико-технические данные: стандартное водоизмещение — 35.000 т. (полное — 40.000 т.), скорость хода — 23 узла; вооружение: девять — 406 мм, двенадцать — 152 мм, шесть — 120 мм. Они стали первыми и единственными дредноутами в истории британского флота, вооруженными 16-дюймовыми орудиями главного калибра. По большинству показателей они превосходили американские линкоры типа «Мэриленд» и японские типа «Нагато». Например, дальнобойность 406 мм орудий у «мэрилендов» составляла 170–175 кабельтовых, а у «нельсонов» — 215 кабельтовых. Палубная броня последних была почти в два раза толще. Однако «Нельсон» и «Родней» нельзя назвать вполне удачными линкорами.

Проект линейного корабля — это всегда компромисс между скоростью, вооружением и защитой. У английских конструкторов, проектировавших «Нельсон» и «Родней» слишком свежи были воспоминания о кровавых уроках Ютландского сражения, и они постарались вооружить и защитить их как можно основательнее. В результате, проектная скорость 23 узла так и осталась на бумаге. В реальной жизни «Нельсон» и «Родней» ни разу не удалось разогнать быстрее 20 узлов. Эстетика силуэта военного корабля, конечно, остается делом вкуса, но здесь трудно не согласиться со Стефеном Роскиллом, заметившим, что «Нельсон» и «Родней» были, пожалуй, «самыми безобразными кораблями из всех, когда-либо присоединявшихся к Королевскому Флоту».

«Договор пяти держав» также породил новый класс кораблей — «вашингтонский» или тяжелый крейсер. Единственные ограничения, наложенные на крейсеры Вашингтонской конференцией, перечислялись в статьях 11 и 12 главы «договора пяти держав»: максимальное стандартное водоизмещение — 10.000 т., максимальный калибр орудий главной артиллерии — 8 дюймов (203 мм). При определении этих пределов за основу брались тактико-технические данные английских крейсеров типа «Хаукинс», являвшихся в то время самыми мощными легкими крейсерами: стандартное водоизмещение-9.750 т., максимальная скорость хода- 31 узел, вооружение: 7-170 мм, 8-102 мм, 4-75 мм. Строительство этих кораблей началось еще в годы Первой мировой войны. Они предназначались для борьбы с германскими рейдерами и для выполнения такой задачи должны были иметь не только высокую скорость хода, но и мощное артиллерийское вооружение и большую дальность плавания. Тогда эти корабли были единственными в своем роде.

До Вашингтонской конференции ни одна морская держава не строила таких больших легких крейсеров. Водоизмещение легкого крейсера, как правило, не превышало 6.000 т., при обычном вооружении 120 мм или 152 мм пушками. «Договор пяти держав» привел к появлению мощного корабля со стандартным водоизмещением 10.000 т., скоростью хода 33–35 узлов, вооруженного чрезвычайно мощной артиллерией калий- ром 203 мм. Как зачастую бывает в подобных ситуациях, максимальные пределы сразу же стали минимальными, поскольку все державы-участницы соглашения поспешили «подтянуться» до вашингтонских лимитов.

С начала 20-х гг. активно совершенствовалась. морская авиация. Роль самолетов в морских операциях получила высокую оценку уже в годы Первой мировой войны. Флот начал рассматривать самолет как неотъемлемую часть своего вооружения. В 1918 г. на орудийных башнях некоторых английских линкоров, линейных крейсеров появились площадки, оканчивавшиеся над самыми срезами орудийных стволов, для запуска аэропланов. По сути, это было не слишком удачное изобретение. Поднявшись в воздух и выполнив свою задачу, в дальнейшем самолет должен был либо садиться на воду, что означало потерю машины, либо лететь на ближайший сухопутный аэродром. Эти самолеты планировалось использовать для корректировки артиллерийского огня.

Следующим этапом стало появление авианосцев, способных действовать в составе флота в открытой море и несущих специальные самолеты палубной авиации, которые могли работать как разведчики и как ударная сила. Так появился «Аргус», бывший пассажирский лайнер со скоростью хода 20.5 узлов, на котором незадолго до конца войны смонтировали полетную палубу на всю длину корпуса. Вскоре за ним последовал «Фьюриес», переделанный в авианосец так называемый «легкий линейный крейсер» — последнее детище адмирала Фишера.

Однако в 1923 г., когда Каннингхэм служил на «Уоллесе» в составе Атлантического флота, стратегия и тактика взаимодействия авиации и кораблей в море все еще находились в зачаточном состоянии. В составе Атлантического флота действовал «Аргус», авиакрыло которого было набрано из истребителей и разведывательных самолетов в качестве «реквизита» из состава военно-воздушных сил. Базировался он в Лейчерсе. Для взаимодействия с военным флотом в начале 20-х гг. так-же были созданы база летающих лодок в Кэлшоте и эскадрилья торпедоносцев и разведчиков в Госпорте.

Развитие английской морской авиации в те годы сильно осложнялось тем. что она рассматривалась как часть военно-воздушных сил и контроль над ней от начала и до конца осуществлялся министерством авиации. Понятно, что в такой ситуации морская авиация финансировалась по остаточному принципу. Только в 1937 г., после жестокой и продолжительной межведомственной свары, которую вело Адмиралтейство во главе с тогдашним первым морским лордом адмиралом флота Эрнелом Четфилдом, палубная авиация перешла под полный оперативный и административный контроль военно-морского флота.

К величайшему сожалению Каннингхэма, в мае 1924 г. его известили, что его служба в качестве командира 1-ой флотилии подходит к концу и вскоре ему предстоит сдать свой пост. Он очень надеялся дослужить положенные два года на этой должности, но увы, капитанов 1 ранга было много и всем требовалось набирать положенный стаж службы в плавсоставе.

В сентябре 1924 г. Каннингхэм перешел на должность коменданта Порт-Эдгара, подняв свой флаг на плавучей базе эсминцев «Колумбайн». Поскольку Порт-Эдгар уже неоднократно упоминался в нашем повествовании, об этом месте необходимо сказать хотя бы несколько слов. В южном углу залива Ферт-оф-форт расположена небольшая бухточка с рыбацким поселком на берегу, отгороженная двумя каменными молами. Незадолго до начала Первой мировой войны Адмиралтейство приняло решение использовать Порт-Эдгар в качестве базы эсминцев. Бухточку углубили, а вдоль берега возвели деревянные пирсы, к которым могли одновременно причаливать 33 эсминца. К причалам подвели электропроводку, водопровод и трубы для заправки кораблей жидким топливом. На берегу выросли ремонтные мастерские, электростанция, казармы и небольшой госпиталь. Постепенно полузаброшенная рыбацкая бухта превратилась в первоклассную по тем временам базу эсминцев, которую флот активно использовал в годы Первой мировой войны.

В 20-х гг. значение Порт-Эдгара несколько снизилось. Число постоянно боеготовых флотилий Атлантического флота было сокращено до трех — 27 полностью укомплектованных эсминцев, которые пользовались Порт-Эдгаром, как безопасной и комфортабельной стоянкой только во время периодических заходов в Ферт-оф-Форт. Постоянно в Порт-Эдгаре находилась только одна резервная флотилия.

Как комендант Порт-Эдгара, Каннингхэм получил в свое распоряжение небольшой, обитый гофрированным железом домик с двумя приемными и четырьмя спальнями, выходившими окнами на палисадник. Будучи холостяком и, вообще, человеком со скромными запросами, он разместился в нем с большим комфортом. Когда флотилии Атлантического флота отсутствовали, делать было практически нечего. Экипажи резервной флотилии были сокращены до такой степени, что из них из всех едва набиралась команда для одного эсминца. В подчинении Каннингхэма вместе с флотскими мастеровыми находилось около 400 человек. Непосредственным командиром резервной флотилии являлся капитан I ранга Джон Тови. Он уже стяжал боевую славу, командуя эсминцами в Ютландском сражении. Впоследствии, в годы Второй мировой войны Тови считался одним из лучших боевых адмиралов британского флота.

Порт-Эдгар, если можно так выразиться, являлся частью Атлантического флота, но одновременно он входил в сферу подчинения командующего береговой обороной Шотландии, штаб которого размещался в Инверкейтинге. Командующий береговой обороной по совместительству являлся адмирал-интендантом розаитских доков. Когда Каннингхэм заступил на свой пост, эту должность занимал контр-адмирал Реджинальд Тируит. В июне 1925 г. его сменил старый знакомец Каннингхэма вице-адмирал Уолтер Кауан.

Служба Каннингхэма в Порт-Эдгаре очень бедна событиями. Пожалуй, самым ярким происшествием была всеобщая забастовка 1926 г., когда ему поручили обеспечивать безопасность портовых сооружений в Лейте. В подчинение Каннингхэму направили внушительную силу матросов и морских пехотинцев с линкора «Ройял Соверен» и в придачу еще несколько сотен студентов из Эдинбургского университета. Но ничего ужасного не произошло.

В марте 1926 г. Кауана назначили командующим британской эскадрой в водах Северной Америки и Вест-Индии. Он прислал Каннингхэму очаровательное письмо, в котором вопрошал, не согласится ли он занять пост его флаг-капитана и начальника штаба эскадры. По словам Каннингхэма. это предложение заставили его «подпрыгнуть от радости». На первый взгляд, вполне естественная реакция человека, уставшего от скучной и рутинной жизни в жуткой «дыре», каковой по своей сути являлся Порт-Эдгар. Смею, однако, высказать предположение, что на всем британском флоте не много нашлось бы людей, которых перспектива служить флаг-капитаном Кауана заставила бы «прыгать от радости». Не в меньшей степени, чем ратными подвигами, адмирал Кауан прославился своей любовью к «строгой дисциплине». В 1914 г. на вверенном ему эскадренном броненосце «Зеландия» Кауан завел такие порядки, что вызвал матросский мятеж. В 1919 г. во время стоянки в Копенгагене взбунтовались экипажи эсминцев и крейсера «Виндиктив» из состава эскадры Кауапа, действовавшей в Балтийском море против Советской России. После этого Кауан принял командование эскадрой линейных крейсеров в составе Атлантического флота, подняв свой флаг на знаменитом «Худе». Он умудрился так «задергать» экипаж громадного корабля, что в 1921 г. и там довел матросов до бунта.

Каннингхэм, естественно, знал об этих событиях. За время службы на Балтике ему представилось достаточно возможностей понаблюдать за Кауаном и изучить его привычки. Адмирала подводил бурный темперамент. Он легко выходил из себя и тогда его слова и поступки начинали явно опережать ход здравых мыслей. Каннингхэм почему-то не испытывал перед Кауаном никакой робости и был уверен, что благодаря своей выдержке и характеру, сможет послужить смягчающим буфером между адмиралом и его подчиненными.

Перед тем как отбыть к берегам Америки Каннингхэм перенес операцию по удалению аппендицита. Поскольку времени оставалось в обрез, он прибыл на свой новый корабль весь в бинтах и бандажах. Пока Каннингхэм лежал в госпитале, умерла его мать. Ее смерть не была неожиданной: старая женщина уже давно не поднималась с постели. Но обрыв связи, которая сплачивала вместе всю их семью, стал для него тяжелым ударом. Поэтому Каннигхэм радовался предстоящему дальнему походу и надеялся, что он отвлечет его от тяжелых мыслей.

Флагманский корабль военно-морских сил в водах Северной Америки и Вест-Индии легкий крейсер «Калькутта» прибыл в Портсмут в апреле 1926 г. для переукомплектования новым экипажем. Популярность службы в том регионе была настолько велика, что число желающих попасть на «Калькутту» в три или четыре раза превышало необходимое количество людей для укомплектования ее команды. Каннингхэм почти целиком сформировал экипаж из добровольцев. Он полностью подготовил корабль к дальнему походу и в начале мая привел его в Бермуду. Адмирал Кауан должен был появиться там в конце июня.

По прибытии Каннингхэм явился для доклада к вице-адмиралу Джеймсу Фергюсону, который готовился сдавать командование Вест-Индской эскадрой. Следующие несколько недель он посвятил знакомству с особенностями штабной работы под руководством адъютанта прежнего командующего и штабных офицеров. Несколько недель в ожидании прибытия Кауана проходили за вполне приятным времяпрепровождением, включая званые обеды у адмирала и губернатора. Особенно Кауану нравилось посещать вечерние пикники в адмиральской усадьбе в обществе леди Фергюсон и ее дочерей, в то время как адмирал гулял на каких-то холостяцких вечеринках.

В середине 20-х гг. британские военно-морские силы в водах Северной Америки и Вест-Индии состояли из 4 легких крейсеров типа «К» и пары шлюпов. Флагманский крейсер «Калькутта» представлял собой в сущности, совсем небольшой корабль, водоизмещением в 4.200 т. При полном комплекте экипажа в 400 человек плюс адмирал со своим штабом, на «Калькутте» было, пожалуй, тесновато. Главная задача эскадры заключалась в «показе флага», поддержке контактов с Королевским Канадским флотом и прибытии к любому из островов Вест-Индии в случае возникновения там общественных беспорядков. «Зона ответственности» эскадры была настолько обширной, что командующий не мог даже и надеяться обойти ее всю за время пребывания на этой должности. Она включала восточное и западное побережье Северной Америки, весь Карибский бассейн и всю береговую линию Южной Америки.

По прибытии в Бермуду, Кауан первый поход своих кораблей решил предпринять в Галифакс. Англичане очень любили бывать в канадских портах, где их неизменно ожидал теплый и радушный прием. Во время стоянки у берегов Ньюфаундленда Каннингхэм, бывший заядлым рыболовом, не упустил возможности половить на удочку лососей в быстрых лесных речках. Его не пугали ни таежный бурелом, ни тучи комаров и мошки. Особенно ему запомнился визит эскадры в Монреаль. Плавание по реке Св. Лаврентия с точки зрения навигации оказалось весьма непростым делом. В гавань Монреаля вел узкий извилистый проход с сильным встречным течением, скорость которого достиг 6 узлов. Каннингхэм виртуозно провел свой корабли в бухту. Следом за флагманом двигался крейсер «Кейптаун», которым командовал также опытный офицер, и штурман по специализации, «Кейптаун» врезался в стену дока и здорово смял носовую часть. Кауан, наблюдавший эту картину с мостика «Калькутты» философски изрек: «Вот, пожалуйста, Каннингхэм! Как только командиром становится эксперт-артиллерист: И ваш корабль никогда не попадет в цель; торпедист растеряет впустую все торпеды, а специалист по навигации обязательно врежется в стену»!

По традиции, корабли Вест-Индской эскадры, проводившие лето в северных широтах, посещали так же и порты Соединенных Штатов. Надо сказать, что эти визиты были не столь любимы английскими экипажами. Американцы неизменно демонстрировали гостеприимность, но там всегда приходилось участвовать в многочисленных официальных мероприятиях, которые очень утомляли офицеров, в особенности, адмирала и командиров кораблей. Во время того похода эскадра Кауана посетила Филадельфию, где офицерскому составу пришлось пройти официальные церемонии визиты и мероприятия по полной программе. Каннингхэм вспоминал, что он практически не снимал парадного мундира и не имел возможности расслабиться.

Эскадра возвратилась в Бермуду в конце сентября 1926 г. 21 октября из Вашингтона пришло сообщение, что с востока в направлении Флориды движете; сильный ураган, и что он повернул на северо-запад ранее, чем ожидалось. Предполагалось, что он пройде: совсем близко от Бермудских островов. По этому случаю Кауан собрал совещание командиров кораблей. Штурман эскадры произвел какие-то расчеты, согласно которым ураган должен пройти на следующий лень в 300 милях к северу от Бермудских островов. Вес же Каннингхэм позволил себе усомниться в этих расчетах и постарался подготовить свой корабль к любым неожиданностям.

На следующее утро, примерно с 9 часов с юго-востока задул в полную силу настоящий ураганный ветер. До этого Каннингхэму никогда не приходилось видеть настоящего урагана и потому он испытал приличный шок. Бермудские острова со всех сторон окружены рифами, подобно низкому краю блюдца, в центре которого находится лагуна. Громадные океанские волны с грохотом ударялись о рифы и переливались в лагуну, в результате чего причал и пирсы, обычно возвышавшиеся над водой на 2 м, практически сравнялись с уровнем моря. Неистовый ветер плотно прижал «Калькутту» бортом к причалу. Высокие волны врывались в узкую гавань, корабль сильно раскачивался и бился о крепкую каменную кладку. Видимость была практически нулевой из-за дождя, который по причине сильнейшего ветра шел почти горизонтально.

Около 12.15 наступил полный штиль, но моряки понимали, чем это грозит. Барометр показывал, что око урагана находится прямо над ними и что вскоре ветер задует с полной силой с противоположного направления. Экипаж «Калькутты» использовал передышку для закрепления корабля стальными тросами за береговые кнехты.

Ровно в 13.30 ветер задул с еще большей силой с северо-запада. Впоследствии Каннингхэм узнал, что береговые приборы зарегистрировал скорость ветра 250 км в час. Ураган срывал кровельное железо с домов на берегу, оборванные телеграфные провода летели по небу как паутинки. Каннингхэм в буквальном смысле слова заполз на мостик крейсера, чтобы осмотреться. Корабль стоял бортом к ветру и потому испытывал чудовищное давление. Неожиданно кормовые тросы лопнули как бечевки и «Калькутту» развернуло поперек гавани, носом к ветру. Перед мысленным взором Каннингхэма уже пронеслась страшная картина, как его корабль разбивается о наветренную стену мола. Он приказал запустить на полную мощность обе машины и только это позволило удержать «Калькутту» на месте. Но даже в такой ужасающей ситуации английский юмор остается в силе. В самый драматический момент врубку вбежал радист с радиограммой, которая гласила: «Теннисный матч, назначенный на сегодня в офицерском клубе, отменяется»!

К вечеру шторм начал стихать. Крейсер «Кейптаун», пришвартованный к соседнему причалу, в самый пик урагана, так же как и «Калькутта», оказался бортом к ветру. Под давлением урагана он вывернул причальные тумбы вместе с огромным куском бетона, но экипажу с помощью якорей и машин, работавших на полную мощность, все же удалось удержать корабль. Однако не всем кораблям Кауана так повезло. Крейсер «Кэлью» и одновинтовой шлюп «Валериан» ураган застал в открытом море. «Кэлью» штормовал примерно в 100 милях от Бермудских островов и в конечном итоге благополучно пережил стихию. С «Валерианом» дело обстояло иначе. Когда начался ураган, этот небольшой корабль, всего 1.250 т. водоизмещением, находился уже на подходе к гавани, всего в 5 милях к югу от Бермуды. Он долго пытался найти проход среди рифов, но из-за дождя и бушующих волн так и не смог его обнаружить. В конечном итоге командир «Валериана» оставил попытки войти в бухту и повернул на юго-восток, чтобы встретить шторм в открытом море. Это было последнее, что о нем слышали на эскадре. Связь с «Валерианой» прервалась.

На следующий день Кауан отправил свои крейсеры на поиски пропавшего корабля. Сопоставив всю полученную информацию, Каннингхэм привел свой крейсер как раз в нужную точку. «Калькутта» подобрала 29 оставшихся в живых моряков с «Валериана». Остальные офицеры и матросы погибли вместе со шлюпом. Последующий допрос оставшихся в живых с «Валериана», проводившийся следственной комиссией под председательством Каннингхэма, пролил немного света на причину его гибели. Скорее всего, корабль опрокинуло огромной волной, сразу после того, как ураган переменил направление.

Во время весеннего крейсерства в 1927 г. эскадра Кауана некоторое время стояла в Тринидаде. Там Каннингхэм частенько посещал особняк губернатора Хораса Байта. Роль хозяйки дома выполняла младшая сестра первого человека Тринидада мисс Нона Байт. При первом же знакомстве выяснилось, что это ее собачку Каннингхэм привез с Мальты в Англию на своем корабле в 1918 г. Между ними как-то сразу возникла взаимная симпатия, которая скоро переросла в нечто большее. Любовь Эндрю Каннингхэма и Ноны Байт — один из самых таинственных романов в британской военно-морской истории. В своих подробнейших и обстоятельных мемуарах Каннингхэм не упоминает об этом ни слова. И хотя ухаживания командира «Калькутты» за сестрой губернатора стали предметом пересудов всей эскадры, ни один из очевидцев не оставил об этом письменных свидетельств. Какая-либо любовная переписка между ними также не сохранилась.

Осенью 1927 г, Адмиралтейство приняло решение заменить крейсеры типа «К» на заграничной службе более новыми и несколько более крупными крейсерами типа «Д». Крейсеры Вест-Индской эскадры уже давно нуждались в ремонте, а «Калькутта» в качестве флагманского корабля была чересчур «перенаселена». 10 ноября Каннингхэм получил приказ вести «Калькутту» в метрополию и сдать на ремонт в Чатаме. 4 декабря экипаж сошел на родную землю и оказался совершенно не готовым к снегу и морозу после бермудского солнца. Вся команда практически без изменений перешла на новый крейсер «Диспэтч», и 20 декабря 1927 г. отбыла из Англии к Бермудским островам.

В 400 милях к западу от Ушанта «Диспэтч» попал в жестокий шторм. В течение двух дней экипаж страдал от сильнейшей качки. Верхняя палуба не просыхала от воды. Ни разу с тех пор, как 10 лет тому назад Каннингхэм вел «Скорпион» из Средиземного моря в метрополию, ему не приходилось видеть таких громадных волн. «Диспэтч» держался хорошо, но его слишком легкой конструкции полубак просел от страшных ударов волн, так что под пего пришлось подводить дополнительные опоры от самого киля. Его корма раскачивалась с таким размахом, что было удивительно, как она не оторвалась. Шторм утих к Рождеству, когда «Диспэтч» уже миновал Азорские острова.

Однако два дня спустя вновь начался штормовой ветер, задувший с севера. Поскольку теперь ветер и волны били прямо в борт, почти все, что было на верхней палубе, немедленно смыло в море. В 2 часа ночи корабль получил сильнейший толчок, так что все офицеры и матросы вылетели из своих коек. Машины остановились. Когда их запустили вновь, началась такая вибрация, что их пришлось остановить. Выяснилось, что у крейсера заклинило левый винт. Остаток пути «Диспэтч» проделал на правой машине. 31 декабря на подходе к Бермудским островам продолжал дуть сильный ветер и на море было изрядное волнение. Каннингхэм понял, что при такой погоде с одним действующим винтом ему будет трудно провести корабль через проход между рифами и пришвартоваться в тесной гавани. Поэтому он на всякий случай приказал пустить левую машину. Никаких проблем не последовало. Позднее, когда корабль поставили в док, обнаружилось, что лопасти левого винта погнуты на концах. По видимому, в винт попал железный палубный рундук, смытый за борт во время шторма и заклинил его на некоторое время, пока его не стряхнуло по ходу движения корабля.

Перед отбытием из Англии Каннингхэм побывал в Адмиралтействе и был принят первым морским лордом, адмиралом Чарльзом Мэдденом, пол года тому назад сменившим на этом посту Дэвида Битти. Руководитель морской политики Империи сообщил, что правительство придает очень большое значение «показу флага» у берегов Южной Америки, и потому два крейсера будут находиться там постоянно, заходя на Бермудские острова только для участия в учениях.

Получив такую директиву Кауан решил ознаменовать расширение зоны ответственности своей эскадры длительным походом вдоль побережья Южной Америки. Программа этого странствия включала посещение Нассау, Белиза, Британского Гондураса, Пуэрто-Барриоса, Гватемалы и Ямайки. Затем его крейсеры, пройдя через Панамский канал, должны были спуститься на юг вдоль западного побережья Южной Америки с заходом в Гуаякиль в Эквадоре, Кальяо в Перу, а также чилийские порты Кокимбо. Вальпараисо и Антофафгаста. После этого они должны были вновь пройти через Панамский канал, постоять в Пуэрто-Кабельо в Венисуэле и возвратиться на Бермудские острова с заходом в Тринидад, Барбадос и Антигуа. Эта одиссея заняла около 4 месяцев — с января по апрель 1928 г. — в ходе которых Каннингхэму пришлось принять участие в огромном количестве официальных мероприятий типа экскурсий, банкетов, парадов, званых обедов и т. д.