Самолет как таковой

Самолет как таковой

Низким, бархатным голосом французская полька Эдита Пьеха выводила:

Летали, служыли в нибесной дали,

Руками да звезд датянуться могли…

И как затянет припев, аж волосы дыбом:

А-гром-нае небо,

А-гром-нае небо,

А-дно-о-о на-а дваих…

Мало кто знает, что эта история, рассказанная Робертом Рождественским, произошла в Восточной Германии, в одном из авиационных гарнизонов. Лётчики на последнем ресурсе перетянули самолёт с отказавшими двигателями через Берлин, упали в озеро Штессензее и погибли вместе с машиной. Хоронили их торжественно. При передаче тел нашему гарнизону играл оркестр королевских ВВС Британии. Боевую машину провезли по улицам забытого ныне гэдээровского города, спасённого двумя лётчиками. Сквозь треснувшее стекло кабины самолёта изнутри, будто в прощальном привете, видна была кисть руки в перчатке. Очевидцы утверждают, что на похороны приезжали даже западногерманские генералы и отдавали воинские почести.

Фронтовой бомбардировщик Як-28 (кодификация НАТО: Brewer), базовая серийная модификация. Длина: 20,02 м; размах крыла: 11,78 м; высота: 4,3 м; максимальная скорость: 1850 км/ч; дальность полёта: 2070 км; практический потолок: 14 500 м.

Вооружение: пушка: 1?23 мм НР-23 (в дальнейшем 2?23 мм ГШ-23Я); бомбовая нагрузка 1200 кг, максимальная – 3000 кг; ракеты: 2?Р-8М-1 (Як-28П). Экипаж: 2 человека.

Но подобные катастрофы происходили, к сожалению, неоднократно. Вот одна из них.

Осенней ночью в Абхазии темно и душно. Бархатное небо усыпано крупными, как индюшиные яйца, звёздами. Сумерек почти нет. Как-то внезапно сваливается на тебя адская, плотная темень, и в ней блуждают по военному городку парочки с фонариками, восполняя недостаток, а точнее, почти полное отсутствие уличного освещения. С другой стороны, темнота – друг молодёжи. А потом начинаются унылые бесконечные дожди – субтропики! В шестидесятые даже выпадал снег, и я тогда увидел его впервые в жизни. А вот мандарины впервые за много десятилетий вымерзли.

Лётчики 668 авиационного полка бомбардировщиков 132 бомбардировочной дивизии 24 Воздушной армии, дислоцировавшейся тогда немецком городке Финов, командир самолёта капитан Борис Владиславович Капустин и штурман старший лейтенант Юрий Николаевич Янов. Именем Б. Капустина, похороненного в Ростове-на-Дону, названа одна из улиц города и школа № 51. Ю. Янов похоронен на родине, в Вязьме.

Фото и информация: http://www.rusproject.org.

Подъём британцами ЯК-28 со дна озера Штессензее, апрель 1966 года.

Любимой моей книгой в детстве была яковлевская «Записки авиаконструктора». Как водится, с картинками, с мифами, с умолчаниями и лакунами. Какие красивые самолёты, какие вдохновенные лица! В ней, между прочим, рассказывалось о совместных работах советских и немецких инженеров, о загранкомандировках на авиазаводы «Мессершмитта» и «Хейнкеля» (это в тридцатые-то годы!) и прочих, теперь уже разболтанных по всему свету, секретах Полишинеля. Замечу в скобках, что есть у меня одна маленькая медаль за соучастие в открытии месторождения кварцита в Тарасовском районе Ростовской области. Там от старожилов и рабочих я узнал, что вплоть до 22 июня 1941 года из Тарасовки в Германию уходили эшелоны, груженные ценнейшей присадкой для авиапромышленности, а именно тем самым кварцитом, необходимым при изготовлении истребителей и прочих аппаратов для атак и бомбежек священной земли славян.

Но я отвлекся.

Родилсяя и вырос в гарнизоне ВВСПВО. На всю жизнь пропитался густыми запахами авиа керосина, жёлтого ЦИАТИМа, ружейного масла из маленьких бутылочек, влажного на ощупь парашютного шёлка, едкого асидола для чистки латунных пуговиц, гуталина, сгоревшего пороха и судочков-бидончиков с ужином из офицерской столовой.

В 1961 году после показа самолёта на Тушинском авиационном параде «Нью-Йорк Таймс» признавала, что у США «нет ничего… что можно сравнить с этим самолётом».

ЯК-28, всепогодный фронтовой истребитель-бомбардировщик, был мне знаком не понаслышке. Он был огромен. Размах крыльев – почти двенадцать метров, длина – двадцать с лишним и четыре с половиной – высота! Две пузатые турбины оттягивали толстые прочные крылья. Воздушный датчик на остром ракетном носу выглядел как бластер из фантастического романа. Красные звезды на массивном киле смотрелись уверенно и победоносно. Кроме двух ракет, он мог подвешивать дополнительные топливные баки, падавшие при истощении запаса в нужном районе. Это позволяло увеличить дальность района боевых действий. Когда подвешивали сигарообразные баки, то казалось, что он никогда не взлетит. Пушки обладали немалой скорострельностью – две с половиной тысячи выстрелов в минуту. В фюзеляже и на подвесках могло поместиться до трёх тонн бомб.

Что ещё важно для дальнейшего рассказа? То, что в его баках было три с половиной тонны авиационного керосина, лёгкого светлого топлива, позволявшего развивать скорость более двух тысяч километров в час. Полностью снаряжённый, он весил до шестнадцати тонн. Этакий летающий танк, первый в мире сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик.

Выйдя из капонира[9] с помощью тягача, он подкатывал на прицепе к бетонированному откосу и со свистом запускал турбины. Выкатывался на ВПП[10], включал пороховые ускорители и, как ракета, на удивительно малом разбеге резко уходил в небо. Возвращался через сорок пять минут и при посадке над пляжем выпускал диковинную длинную ногу. После касания ею бетонки из длинного фюзеляжа выстреливались две полусферы тормозных парашютов. Мы все мечтали о них, и однажды всё-таки заполучили один, – маленький вытяжной, для выпуска основного парашюта, старый, обтрёпанный, прожжённый, – подшили его, как умели, сделали люльку и спустили с вершины водокачки дворняжку, да ещё связанную с рыжей кошкой. Кошка нас перецарапала, а собака покорно выла, задирая узкую бородатую морду к небу. О последствиях эксперимента лучше не вспоминать – отцы-командиры пороли нас только за дело, редко, но метко. Опорная площадь в надире от зенита моей головы до сих пор помнит крепкую кожу офицерского ремня.

Были ещё учебные самолёты с двумя кабинами и двумя управлениями, так называемые спарки. Вот уж где мы хотели посидеть, так это в кабине инструктора! Но нам доставались только разорённые кабины маленьких пузатых МИГ-17, болтавшихся на самолётном кладбище без присмотра. Из деталей оборудования мы выпиливали напильниками магниевый порошок и делали самые настоящие бомбы. От них стонал весь военный городок. Это вам не китайская бижутерия со свистом на Новый год!

Гарнизон был в постоянном напряжении: ВВС ПВО несли круглосуточное, круглогодичное боевое дежурство, охраняя морскую границу. По утрам и вечерам, а иногда и ночью, в дальнем районе пятиэтажек, где в основном обитали семейные лётчики и командиры, выла сирена. Она стояла на сером деревянном столбе и запускалась внезапно, когда никто этого не ждал. Звук был низкий, сильный, тревожный. Офицеры и сверхсрочники как кони топотали коваными сапогами по травянистым лужайкам городка и неслись на аэродром. Иногда тревога была не учебной, а боевой: американские базы были в Турции, рукой подать, и оттуда прилетали шар-пилоты, фоторазведчики. Их сбивали над морем, и в офицерском клубе рос парадный список лётчиков, награждённых орденами и медалями. Отец тоже как-то получил «зэбэзуху» – медаль «За боевые заслуги». Иногда сбивали какой-нибудь «кукурузник» с людьми, пытавшимися улететь в Турцию, на свободу. За это награждали как за боевые действия, хотя лётчики старались не вспоминать о таких происшествиях.

Иногда над морем зависали НЛО: то жёлтые звезды, горевшие ярче солнца, то мелкие цепи огней, двигавшихся друг за другом. Дежурную эскадрилью поднимали по боевой тревоге, но ни догнать, ни тем более сбить объект не удавалось ни разу. При этом лётчики полушёпотом рассказывали, что при подлёте к НЛО их одолевал смертельный ужас, а открывая стрельбу, они были почти уверены, что не только ракеты, но и двадцатитрёхмиллиметровые снаряды могли вернуться к самолёту…

В этом полуфантастическом мире:

– ревущих на всю округу самолётов, хищных зенитно-ракетных установок, десантных тренажеров, батутов и лопингов[11], громадных прожекторов, светивших круглыми лучами в сторону моря, китайских болванчиков локаторов, денно и нощно качавшихся на зелёных буграх;

– корявых сухих виноградников, влажных чайных плантаций с пауками-крестовиками, густотравных перепелиных полей, грозного морского прибоя, полуразрушенных замков на скалистых берегах, легенд об абреках и Серго Орджоникидзе, возившем оружие боевикам;

– оружия всех видов, калибров и мастей, ночных учений, французских фильмов на открытом воздухе и регулярных похорон разбившихся лётчиков – мы вырастали отъявленными романтиками, фаталистами и раздолбаями.

Мы дрались по любому поводу, но строго по священным правилам: один на один, девочек и лежачих не бьют, схватка до первой крови, после драки – замирение. Мы сами гладили свои мальчишеские сорочки, носили чёрные солнечные очки и шейные платки, ухаживали за рано созревшими девочками и целыми днями пропадали на море. Воровали спелый виноград, зелёные яблоки, вяжущую рот хурму, белую и чёрную черешню, воевали с местными и отчаянно стояли друг за друга.