Глава III. Учительская деятельность

Глава III. Учительская деятельность

Ее неудачное начало, причины неуспеха. – Кашьяпа-огнепоклонник и его ученики. – Шакьямуни склоняет к принятию своего учения Кашьяпу и делается главой 600 учеников. – Вторичное вступление на арену учительской деятельности. – Ложные слухи о политических замыслах Шакьямуни и опровержение им этих слухов. – Смерть отца Шакьямуни. – Покровители и враги его. – Диспуты с антагонистами. – Преследования со стороны браминов и Девадатты, одного из учеников Шакьямуни. – Девадатта – основатель секты

Как мы сказали, Шакьямуни после долгих колебаний решил возвестить миру открытое им учение. Для этой цели он опять вернулся в покинутый им свет.

Но начало его учительской деятельности было неудачно – его ждало горькое разочарование: вместо ожидаемого успеха он встретил только насмешки и презрение. Когда в первый раз он выступил в городе Варанаси с публичной проповедью об открытых им истинах избавления от страданий, многие из слушавших его громко выражали сомнение в здравости его умственных способностей и говорили, что “царский сын сошел с ума”. Между прочим, в Варанаси он встретил своих родичей и хотел на них испытать силу своего учения и красноречия. Но и родичи ответили ему насмешками и укоряли его в непостоянстве и легкомыслии, с каким он изменил свою жизнь, уйдя в отшельничество. Они доказывали ему, что у него еще нет ни необходимого авторитета в деле проповеди, ни опытности, какими обладают другие философы.

Действительно, Шакьямуни совершенно терялся среди массы философов различных школ и отшельников, бродивших, поучая и нищенствуя, по стране и имевших большей частью своих учеников и последователей среди народа.

Народ не отличал его от этих нищенствующих философов, и когда последние из опасения найти в новом философе опасного соперника, способного внушить народу недоверие к ним и лишить их, таким образом, средств к существованию, стали преследовать его, – народ недоумевал и спрашивал: “Чего вы хотите от него? Разве он не такой же нищий, как и вы?”

Одному, без последователей, Шакьямуни трудно было выделиться из толпы отшельников и бороться с влиянием других философов, более опытных и пользовавшихся известностью и уважением в народе.

Неудачное начало общественной деятельности [5] заставило Шакьямуни обратить внимание на шаткость своего положения.

Он стал приискивать средства, с помощью которых он мог бы подействовать на общественное мнение, и нашел, что самым лучшим средством будет приобретение возможно большего числа последователей.

Для достижения этого он решился склонить к принятию своего учения кого-нибудь из наиболее известных, имевших своих учеников и последователей философов.

Выбор его пал на аскета Кашьяпу. Он вновь возвратился на берега реки Нираньчжары, где жил Кашьяпа-огнепоклонник, последователь учения, которое считало огонь самым могущественным деятелем в целом мироздании. Наряду с поклонением огню Кашьяпа поклонялся небесным светилам. В известные часы дня Кашьяпа и его ученики приносили животных в жертву огню, а ночью разводили на жертвенниках огонь и зажигали лампы. Недалеко от Кашьяпы жили два его младших брата – Гая и Нати. Они также поклонялись огню и хоть имели своих учеников, но признавали авторитет старшего брата.

Кашьяпа славился необыкновенной строгостью жизни, и к нему ежегодно стекались на поклонение жители города Раджагрихи.

Шакьямуни решил употребить все усилия, чтобы склонить Кашьяпу к принятию своего учения.

Он отправился к Кашьяпе, но последний, заметив, что имеет дело с аскетом, а не учеником, принял его холодно и недоверчиво и во время беседы старался отклонить Шакьямуни от высказанного последним намерения поселиться вблизи Кашьяпы.

Но ни холодная встреча, ни недоверие Кашьяпы не повлияли на Шакьямуни, он продолжал настойчиво стремиться к намеченной цели. Поселившись невдалеке от Кашьяпы, он терпеливо и осторожно старался заслужить внимание знаменитого анахорета. Он оказывал ему знаки внимания и разнообразные услуги, простер свою угодливость даже до того, что разводил огонь на жертвенниках при поклонениях Кашьяпы. Когда к Кашьяпе стекались пилигримы, Шакьямуни постоянно удалялся на другой берег Нираньчжары и жил в уединении, пока последователи Кашьяпы были при своем учителе. Когда они удалялись, он вновь возвращался к Кашьяпе.

Шакьямуни поступал так, чтобы отклонить тень всякого подозрения со стороны Кашьяпы и показать ему, что он вовсе не имеет намерения подрывать его авторитет учителя и доверие к нему его последователей.

Подобным поведением он постепенно приобрел доверие и дружбу Кашьяпы. Дружеские отношения философов еще более окрепли, когда Кашьяпа спас жизнь Шакьямуни во время переправы вброд через реку Нираньчжары. Тогда в разговорах и беседах Шакьямуни начал постепенно оспаривать воззрения Кашьяпы и доказывать ему их несостоятельность. Наконец цель его была достигнута.

Кашьяпа, а вместе с ним его ученики, признали учение Шакьямуни истинным и сделались его учениками. За Кашьяпой последовали и его братья.

Таким образом Шакьямуни разом встал во главе шестисот учеников и теперь мог смело еще раз попытаться возвестить миру открытое им учение.

С чашами для подаяний в руках Шакьямуни и его ученики покинули берега Нираньчжары и направились к городу Раджагрихе, питаясь в пути доброхотными подаяниями жителей встречающихся деревень.

– Многие, – говорил Шакьямуни, обращаясь к своим слушателям во время пути, – мучимые страданиями, ищут избавления от них в горах и лесах, спасаясь в уединении. Но и здесь не находят они желанного успокоения и избавления от страданий. И только тот, кто примет мое учение, кто познает найденные мною четыре высокие истины, тот избавится от страданий и приобретет истинное успокоение и блаженство... Двух крайностей следует избегать стремящемуся к спасению – жизни среди сладострастных наслаждений – это низко и ничтожно, и жизни среди жестоких самоистязаний – это бесполезно и мучительно. Среднее между этими крайностями должен избрать стремящийся к спасению, и он познает истину и избавление от страданий!..

В подобных поучениях проводил Шакьямуни время на пути в Раджагриху. Направляясь туда, он, помимо других соображений, имел в виду опровергнуть пред царем Бимбисарой приписываемые ему политические замыслы.

Дело в том, что в народе уже было известно, что среди отшельников подвизается аскет из царского рода Гаутамы.

Когда же Шакьямуни явился во главе многочисленных учеников, то в народе распространилась молва, что он намерен приобрести сан Чакравартина, т. е. монарха всей Индии.

Слух этот дошел до Раджагрихи и возбудил здесь некоторые опасения. Поэтому Шакьямуни тотчас же по прибытии в окрестности Раджагрихи поспешил в город и здесь прежде всего постарался опровергнуть слух о своих мнимых политических замыслах. Он публично заявил, что житейские страсти уже давно покинули его сердце и что мирская слава не есть удел анахорета. Когда Шакьямуни явился к Бимбисаре, последний принял его благосклонно. Внимание царя имело для Шакьямуни очень важные последствия. Один из придворных по имени Коланда, видя милость царя к Шакьямуни, подарил философу загородную бамбуковую рощу, которую он сначала отдал было отшельникам школы Ниргронта. Он принудил последних отказаться от дара и передал рощу во владение Шакьямуни. Эта роща называлась Велувана. В ней находились раскинутые в разных местах дома, беседки, кладовые, окруженные прудами и скрывающиеся в чаще душистых магнолий и зонтичных пальм, одним словом, здесь было готовое и удобное помещение для Шакьямуни и его учеников.

При таких благоприятных обстоятельствах случилось второе вступление Шакьямуни на поприще учительской деятельности. О продолжении этой деятельности сохранилось мало достоверных сведений.

Большинство сказаний о жизни Шакьямуни переходят от времени его прихода в Раджагриху прямо к повествованию о последних событиях из его жизни.

Впрочем, одно из этих сказаний передает, что Шакьямуни вскоре после прибытия в Раджагриху узнал, что отец его находится при смерти и, предчувствуя близкую кончину, выразил желание видеть сына. Шакьямуни, все еще сохранивший нежную привязанность к своему отцу несмотря на долгую разлуку, поспешил отправиться в Капилавасту, покинутый им двенадцать лет тому назад. Он застал отца уже на смертном одре. Жители города и окрестных селений, пораженные грозившей им потерей, толпились у ворот царского дворца, и когда Шакьямуни вошел в город, то прежде чем достичь дворца, пробивался сквозь плотную толпу людей, бывших некогда его подданными. Многие из них, узнав царевича, не могли воздержаться от слез, видя его в нищенском одеянии. С трудом проникнув во внутренние покои дворца, все обитатели которого были в большом смятении, Шакьямуни подошел к умирающему. Царь слабым голосом приветствовал сына и просил, чтобы Шакьямуни прикоснулся рукой к его пылающей голове. Шакьямуни высвободил руку из-под плаща и, приложив ее к пылающему лихорадочным жаром лбу больного, держал ее в таком положении, пока тот не умер. Пока умирающий находился еще в полной памяти, Шакьямуни в утешение ему говорил о высоких истинах избавления от страданий. Шакьямуни пробыл в Капилавасту все время, пока длились похоронные церемонии. Когда труп усопшего был возложен на костер, Шакьямуни сам подложил огонь и по окончании сожжения сказал: “Ничего нет вечного на земле, ничего нет твердого, жизнь проходит, как призрак, как обманчивое видение”.

Затем он покинул Капилавасту.

Буддийские сказания утверждают, что жизнь Шакьямуни протекла спокойно, что он беспрепятственно разбрасывал по стране семена своего спасительного учения.

Но с этим нельзя согласиться. Существуют некоторые факты, показывающие, что жизнь его была полна тревог и огорчений и что только его личный характер и приобретенные им из среды царей и вельмож могущественные покровители ограждали его честь и безопасность. Благодаря им и своей необыкновенной доброте он благополучно прошел сквозь все испытания. Шакьямуни так говорил о людях, относившихся к нему враждебно: “Человека, причиняющего мне вред, я поставлю под защиту моей незлопамятной любви, и чем более зла он мне наносит, тем более добра я ему окажу”.

Мы уже упоминали, что с первого года учительской деятельности Шакьямуни ему начал покровительствовать царь Бимбисара. Царь Кошалы Прасенаджати также был сторонником Шакьямуни, и столица Кошалы Шравасти являлась в северной части реки Ганга центром и очагом нового учения подобно тому, как Раджагриха – в ее южной части. В окрестностях города Шравасти находилась роща Джетавана, подаренная Шакьямуни купцом Анатгапиндикой. Джетавана была любимым местопребыванием Шакьямуни; здесь он чаще всего проводил сезон дождей.

Кроме названных, сказания упоминают имена еще некоторых царей Индии, но мы не будем их здесь приводить; ограничимся указанием, что Шакьямуни пользовался у всех них большим уважением и почетом.

Тем не менее, покровительство сильных мира сего не спасло Шакьямуни от преследований врагов.

Шакьямуни уже при первом своем вступлении на арену учительской деятельности был встречен недружелюбно со стороны представителей браминизма и разных философских школ, подвизавшихся на том же поприще. Когда же он стал во главе многочисленных учеников и приобрел сильных покровителей, недружелюбное отношение к новому философу обратилось в открытую вражду. Мотивы вражды были очень разнообразны. Здесь играли роль и принципы нового учения, поражавшие своей оригинальностью и новизной, и опасения потерять своих последователей и, наконец, то обстоятельство, что Шакьямуни, хорошо изучивший нравы и обычаи большинства этих философов во время отшельнической жизни, относился к ним с величайшим презрением.

Антагонистами, оспаривавшими начала учения Шакьямуни, являлись большей частью представители эпикурейской школы Локаятика и некоторых других философских школ. Первые защищали самослучайность, вторые – преимущественно неизменность души в человеке и в мире. Шакьямуни часто вступал в спор и большей частью оставался победителем. Легенды повествуют, что однажды в городе Шравасти Шакьямуни вступил в диспут с целой полудюжиной “святых кающихся”, отличавшихся своей мудростью. После долгого и горячего спора Шакьямуни опровергнул все доводы своих противников; главный из них, добавляют легенды, в досаде на неудачный исход диспута покончил жизнь самоубийством.

Но одними диспутами дело не ограничивалось, антагонисты Шакьямуни прибегали и к интригам в надежде уничтожить соперника. Благодаря этим интригам некоторыми царями были изданы грозные эдикты, направленные против нового учения. Интригам же браминов приписываются легендами и исключения из брамин-ской касты тех ее членов, которые ходили слушать поучения Шакьямуни.

Последнее обстоятельство показывает, что и в среде браминов находились последователи Шакьямуни. Действительно, брамины при Шакьямуни не представляли цельного и сплоченного общества, которое могло бы единодушно защищать свои интересы. Как нам известно, некоторые из браминов отвергали принципы браминской теологии и составляли свои системы теолого-философии, другие же были заняты чисто светскими обязанностями и мало обращали внимания на религиозные вопросы, занимая важные государственные места министров или правителей княжеских уделов с правом жизни и смерти и правом собирать подати с подведомственных им владений.

Вследствие этого главными соперниками и врагами Шакьямуни из браминов являлись те, которые по роду жизни и питания могли опасаться обличений Шакьямуни, который мог отнять у них хлеб. Этих браминов Шакьямуни называл бродячими и уклонившимися от первоначального рода жизни. Они назывались “изучающими Веды”, потому что верили и следовали тому, чему учили их письмена и устные предания, заключавшиеся в Ведах. При Шакьямуни они, впрочем, ограничивались изучением в Ведах только тех предметов, которые имели связь с верованиями и суеверными привычками народа, т. е. занимались гаданием и астрологией. Затем не менее деятельными и ненавистными врагами Шакьямуни были последователи школы Ниргронта. Эта школа отличалась тем, что соединила в одну систему различные способы самоусовершенствования. Она учила трем способам достижения совершенства – просвещению ума, созерцанию и труженичеству. Вступающий в эту школу должен был начать с труженичества и провести несколько лет в произвольных истязаниях для искоренения чувственности. Затем он приступал к глубокому и спокойному созерцанию и, наконец, к упражнениям в размышлении об истинах и просвещении своего ума. Шакьямуни прошел все три степени и во время отшельничества хорошо изучил привычки и тайные побуждения этих аскетов. Последние не могли простить ему презрения, с каким он относился к ним, особенно к труженикам, составлявшим наибольшее число принадлежавших к этой школе аскетов, и платили ему насмешками и обидами, где только возможно. Шакьямуни отвечал им обличениями и не жалел позорных названий для характеристики их поведения. Как характерную иллюстрацию, приведем здесь сказание, повествующее об одной из этих бесед.

Недалеко от города Раджагриха, в саду богатой женщины, собралась толпа тружеников вместе со своим учителем Нягронтой. Наслаждаясь прохладой, они вели громкий и оживленный разговор. Темы разговора были разнообразны: управление министров, сражения, колесницы, лошади, женщины, наряды, вкусные кушанья и тому подобное беспрестанно упоминалось в их беседе. Когда они разговаривали, к ним подошел некто Сантана, один из почитателей Шакьямуни. После взаимных приветствий Сантана заметил им, как неприличны подобные разговоры для их звания, и при этом хвалил Шакьямуни за его безукоризненное поведение и мудрость. “Как мы можем знать о мудрости твоего срамана [6] Гаутамы, – заметил один из тружеников, – когда он более любит молчать, чем говорить с посторонними людьми? А между тем он величает себя великим мудрецом, грозит поразить одним своим словом всех противников и сделать их безгласными, подобно черепахе, и не советует никому задевать его, иначе тот не найдет себе безопасного места от стрел его красноречия. Пусть придет он сюда, мы поздравим его с новым названием подслеповатой коровы, да вот он и сам!” “Смотрите же, – воскликнул другой труженик, – не вставайте с места и не здоровайтесь с ним! Пусть сядет, как хочет!” Шакьямуни пришел в тот же сад освежиться после продолжительного созерцания. Несмотря на уговор при приближении Шакьямуни труженики встали с места и, приветствуя его, пригласили отдохнуть вместе с ними. Шакьямуни вежливо принял приглашение и сел на разостланном ковре. Нягрода, учитель тружеников, преднамеренно завел речь об учении Шакьямуни и просил Шакьямуни объяснить им начала его учения. “Не спрашивайте меня об этом, – отвечал Шакьямуни, – мое учение глубоко и обширно, и вам не понять его!” Тогда Нягрода сказал, что ему желательно знать мнение Шакьямуни о правилах жизни тружеников. Шакьямуни отвечал: “Что касается ваших правил, то я знаю их очень хорошо и в состоянии оценить их. Все ваши правила низки и смешны”.

“Иной ходит нагой, прикрывая себя только руками; иной ни за что не станет есть из кувшина или блюда, не сядет за стол между двумя собеседниками, между двумя ложами или за общий стол; иной не примет подаяния из дома, где есть беременная женщина”... И затем Шакьямуни указал еще много примеров тщеславия, суеверия и пустых предрассудков тружеников и строго порицал их. “Чего же вы, труженики, – закончил он свою речь, – ожидаете за свои труды? Вы ожидаете подаяний и уважения; достигнув же цели, привыкаете к удобствам временной жизни, не имеете сил расстаться с ними, да и не знаете средств. Предаваясь пороку и страстям, вы, однако же, надеваете личину скромности!”

Враждебные отношения браминов к Шакьямуни ограничивались только ожесточенными нападками на его учение и оскорблениями его и его учеников. Совершенно иной характер имели преследования, возникшие в среде его учеников и постигшие Шакьямуни уже на склоне его жизни, когда ему было более 60 лет.

Между учениками Шакьямуни был один из его близких родственников, двоюродный брат по имени Девадатта.

Девадатта уже в юности был соперником Шакьямуни во всем и постоянно завидовал успехам и счастью своего двоюродного брата. Девадатта отличался энергичным, самостоятельным характером и был одарен от природы выдающимися умственными и физическими качествами. Но все эти блестящие качества затмевала одна черта характера Девадатты – его необыкновенное честолюбие. Его тяготило зависимое положение среди учеников Шакьямуни, несмотря на то, что он благодаря своему обширному уму и необыкновенной строгости жизни пользовался большим значением и уважением среди остальных учеников Шакьямуни, и он задумал занять место Шакьямуни. С этой целью он сблизился с сыном царя Бимбисары, Аджатасатрой. Последний отличался, подобно Девадатте, честолюбивым и независимым характером; он тоже сильно тяготился своим положением наследника престола и стремился быть вполне самостоятельным. Девадатта искусно воспользовался слабой стороной царевича и, рисуя перед ним блестящими красками картину будущего их величия и могущества, когда они, сделавшись самостоятельными и опираясь один на другого, приобретут огромное влияние на дела Индии – один как светский повелитель, другой как повелитель духовный, – вполне овладел доверием царевича.

Аджатасатра свергнул своего отца с престола (в 551 году до Р. X.) и заключил его в башню, где он и умер, по преданиям, от голода.

Со своей стороны Девадатта составил себе партию из недовольных почему-либо своим учителем учеников и открыто восстал против Шакьямуни. Несколько раз, по словам легенд, он пытался лишить Шакьямуни жизни, но последний каждый раз счастливо избегал грозившей ему опасности или же отделывался только незначительными ранами или ушибами.

Шакьямуни с большим терпением и кротостью переносил свои бедствия. Братья несколько раз мирились и затем опять расходились. Девадатте удавалось даже склонить на свою сторону и других учеников Шакьямуни, но при посредстве Сарипутты, другого отличавшегося красноречием ученика и действовавшего в пользу учителя, перебежчики возвращались обратно. Впрочем, преследования продолжались недолго. Сделавшись царем, Аджатасатра из преследователя Шакьямуни превратился в его ревностного последователя и защитника и покинул Девадатту. Однако Девадатта основал свою секту и являлся, таким образом, первым лицом, внесшим раскол в учение Шакьямуни. Отличительной чертой сектантского учения Девадатты был введенный им более строгий аскетизм. Он не допускал употребления в пищу рыбы, потому что и она была таким же живым существом, как и другие животные; не пил молока, так как оно предназначено для телят; одежду носил из цельных полотнищ, чтобы не доставлять портным лишнего труда на сшивание лоскутьев; кроме того, он жил постоянно внутри города, тогда как последователи Шакьямуни жили вне городской черты.