Личный эпилог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Личный эпилог

У каждого из нас есть любимые воспоминания.

Так и быть, поделюсь моими воспоминаниями о Грейс. Суббота, вторая половина дня перед последним Рождеством в ее жизни. Все утро она пекла сливочное печенье в форме звезд, рождественских елочек, санта-клаусов с мешками, полными подарков. Как только печенье было готово, она вышла из дворца и прошла примерно 450 метров по узкой извилистой улочке к дому Каролины. Путь ее лежал между рядами желтых трехэтажных кирпичных домов с зелеными ставнями на окнах. Здесь иногда сушат свежевыстиранное белье.

В темных брюках, кремовом кашемировом свитере, с простой ниткой жемчуга на шее, в туфлях на низком каблуке, закутав голову шарфом и надев большие солнечные очки, она осталась неузнанной. Лишь дворцовая стража в зимней форме, увидев ее, отсалютовала. Она кивнула им и с улыбкой сказала: «Bonjour!»

Вскоре она вошла в просторную, тихую виллу. Не увидев никого в холле, заглянула в кухню.

— Что на завтрак?

— Как насчет студня с кукурузной мукой и яичницы? — предложил я.

Грейс подозрительно посмотрела на меня:

— Откуда у вас в Монако филадельфийский студень?

— Да, увы, — вздохнул я, пожимая плечами. — В таком случае подойдет вам омлет?

— Великолепно, — ответила она, положив пакет с печеньем на стол рядом с раковиной и протянув руку за фартуком. — Сейчас займусь.

Годы были к ней милосердны. Она слегка пополнела, но глаза сияли все тем же блеском, что и раньше, а голос оставался таким же, что звучал в «Могамбо», «Ровно в полдень» и в «Окне во двор».

Лицо чуть округлилось, его абрис стал мягче, чем когда-то в Голливуде. Ледяная богиня слегка подтаяла, а юная красавица кинозвезда оставалась прекрасной дамой, которой за пятьдесят.

— Я думала, вы из Нью-Йорка, — сказала она, взяв зеленые перцы. — Как вы узнали про студень?

— Я ходил в школу в Филадельфии и учился в Темпле.

— Я тоже, — откликнулась она. — Я тоже училась в Темпле. — Она на минуту задумалась. — Наверное, это было за несколько лет до вас.

— За пару лет, не больше, — вежливо предположил я и указал на бумажный пакет: — Это на елку?

— Я испекла печенье. А вы?

Моя приятельница Каролина позвонила мне и спросила:

— Не хотите ли приготовить в субботу для меня и мамы ланч?

Она пояснила, что собирается украшать рождественскую елку.

— В этом году на елке должны быть только съедобные украшения. Печенье, конфеты, сухофрукты. Можете принести все, что хотите.

Так что сливочное печенье, испеченное Грейс, соответствовало всем правилам. И у меня возникла идея по поводу съедобных игрушек.

— Я, конечно, сам это не пек, — сказал я, достав сумку с покупками. — Тем не менее это съедобно.

— Сейчас посмотрим, — сказала Грейс.

Я вытащил несколько банок с тунцом и спагетти — и то и другое в рождественской упаковке. Грейс рассмеялась, и ее лицо как будто просияло изнутри.

— Знаете, у вас длинноваты волосы, — сказала она, как только мы приступили к приготовлению омлета. — Напомните мне, чтобы после обеда я взяла ножницы и слегка вас подстригла.

Я посмотрел на нее:

— Договорились. Но заранее предупреждаю, что, если вы меня подстрижете, моя мать оповестит всю Флориду, что Грейс Келли — мой личный парикмахер.

— Согласна, — усмехнулась Грейс.

В эту минуту в кухню вошла Каролина.

— Привет, что у нас на ланч?

— Студень с кукурузной мукой, — ответила Грейс.

— Что? — поморщилась Каролина.

Мы с Грейс рассмеялись.

Позавтракав, мы отправились в зимний сад, где нас уже поджидала елка. Мы повесили на нее печенье Грейс, несколько полосатых леденцов и мои банки с тунцом в рождественской упаковке.

День шел своим чередом. Нам стоило немалых трудов спасти елочные украшения от собак Каролины. В дом прибывали гости, целый поток друзей. Все они несли подарки под елку, и чуть ли не каждый принес съедобное украшение. Правда, макароны принес я один.

Вскоре мы с Грейс оказались в дальнем углу, где по-индийски расположились прямо на полу. О чем только мы с ней не болтали! Об обуви, кораблях, сургуче, капусте и Голливуде.

— В те дни все было иначе, — сказала она. — Совсем не так, как сейчас. Мягче, душевнее.

— И люди тоже были душевнее? — удивился я. — Лично я не заметил у Хичкока особой душевности.

— Хич был просто чудо. А еще большой любитель секретов и тайн. Он был страшно застенчив и любил играть с людьми в прятки.

— И требовательным тоже.

— А как же иначе? Кино было дорогим удовольствием даже в те времена, когда снять фильм было гораздо дешевле, чем сейчас.

— Он работал на Paramount?

— Там снимались «Окно во двор» и «Поймать вора». «В случае убийства набирайте «М», наш с ним первый фильм, снимался на студии Warner Brothers. Кстати, переходить со студии на студию было нелегко, потому что Metro платила мне деньги. И если Хич хотел снять именно меня, он был вынужден договариваться с ними. MGM сдавала меня в «аренду» другим студиям и неплохо на этом наживалась. В отличие от меня самой. Боюсь, что я больше заработала, когда была моделью в Нью-Йорке, чем снимаясь в Голливуде.

— Вы скучаете по Голливуду?

— Я скучаю по людям. Мне повезло работать с потрясающими личностями, такими как Хич. Но мне никогда не нравилось в Калифорнии, и я там практически не жила. Такое впечатление, что в Голливуде все вертится исключительно вокруг денег. Да, там была моя работа. Но если я не снималась, то возвращалась в Нью-Йорк.

— Но вы там проработали довольно много.

Грейс покачала головой:

— Я снялась лишь в одиннадцати фильмах. Более того, шесть из этих одиннадцати я сделала в течение одного года — с 1953-го по 1954-й. И только один из этих шести — на MGM.

— Нельзя было отказаться?

— Ну что вы! — Грейс рассмеялась. — Однажды меня в наказание даже лишили права сниматься и отказались заплатить. Там можно говорить «нет», лишь когда вам это разрешают. Один режиссер хотел снять меня в роли Элизабет Браунинг в фильме «Барреты с Уимпол-стрит». Мне тогда было двадцать пять, а героине фильма — уже за сорок. Но режиссер решил, что я прекрасно подхожу на эту роль. Я сказала ему, что слишком молода. На что он ответил: «Не вижу проблемы. Мы сделаем ее моложе».

Я не поверила своим ушам и пыталась объяснить ему, что самое чудесное в ее истории то, что самую большую любовь она испытала, когда ей было за сорок. На мое счастье этот проект так и остался незавершенным. Зато обо мне заговорили как об упрямой молодой актрисе.

— Вы были упрямы?

— Кто? Я? — Грейс расплылась в улыбке. — Это на MGM так считали.

— Скажите, вам до сих пор пишут поклонники?

— Да, и, между прочим, я отвечаю на каждое письмо.

— И письма по-прежнему адресованы Грейс Келли? Или все-таки княгине Грейс?

— Разумеется, бо?льшая часть писем адресована княгине Грейс, но есть и такие, в которых люди пишут, что видели по телевидению один из фильмов с моим участием. Или что их родители были моими почитателями и они просят для них автограф. Или же просят выслать фотографию и даже рецепт. И мы посылаем им семейное фото или мои любимые рецепты местных блюд, которые готовят здесь, в Монако. Иногда люди просят советов.

— И что это за советы?

— Самые разные. Меня спрашивают обо всем на свете, начиная с того, как нужно воспитывать детей, и кончая, как попасть в кинобизнес. Впрочем, на последний вопрос я перестала отвечать еще в 1949 или 1950 году.

— Почему?

— Однажды мне позвонил Элиа Казан и попросил прослушать одного начинающего актера. «Пусть приходит», — ответила я. Помню, в воскресенье после обеда в нашу квартиру пришел молодой человек. Он пояснил, что живет не в Нью-Йорке, а в пригороде, и не мог отрепетировать роль в течение недели, потому что женат и вынужден помогать по работе отцу.

По его словам, он страстно мечтал стать актером. Девушки, с которыми я жила в одной квартире, в тот день были дома, к ним пришли молодые люди, они включили проигрыватель. Так что мы могли с ним уединиться только на кухне. Там была типичная нью-йоркская крошечная кухня, где трудно поместиться вдвоем. Читал он неплохо. Но так читают многие.

Ничего выдающегося в его чтении не было. Когда он спросил меня, что я думаю, я постаралась как можно мягче сказать ему, что надеяться ему особенно не на что. Я сказала ему, что большинство актеров в Нью-Йорке едва сводят концы с концами, и посоветовала не бросать работу, если ему нужно содержать семью, а театр оставить в качестве хобби, для любительских постановок. Я как можно тактичнее пыталась убедить его, чтобы он оставил мысль об актерской карьере.

Тут Грейс прервала рассказ и посмотрела на меня.

— И кто же это был? — спросил я.

— Пол Ньюман.

У всех нас есть любимые воспоминания. Вот одно из моих. Летний день клонится к вечеру. Ренье в своем кабинете рассказывает мне о смерти Грейс.

Он обошел рабочий стол и сел рядом со мной на стул перед кофейным столиком. Моя первая мысль: вероятно, он устал. Но Ренье уверяет, что чувствует себя хорошо, просто у него никогда не получается выкроить свободное время.

— Я вечно в работе, а иначе никак.

— Но почему вы тянете эту лямку один?

— В каком смысле?

— Прошло уже много времени. Если в вашей жизни появится другая женщина, вряд ли люди начнут задавать вопросы.

Ренье промолчал. И тогда я спросил напрямую:

— В вашей жизни есть женщины?

Он сказал, что не хочет обсуждать эту тему.

— Я живу как в аквариуме. Это осложняет жизнь, и приходится от многого отказываться. Я должен быть предельно осторожным.

Впрочем, добавил он, теперь его не волнует, что подумают про него люди или что напишут в прессе.

— Средства массовой информации меня не волнуют, поскольку я не делаю ничего такого, что могло бы вызвать у них интерес.

За исключением одной темы: женщины.

Однажды в Нью-Йорке его преследовал один фотограф. Его имя попало в заголовки газет, писавших, что Ренье замахнулся на папарацци.

В тот вечер он вместе с женой своего знакомого пошел смотреть мюзикл «Кошки». При выходе из театра его тотчас окружили фоторепортеры. Они засыпали Ренье вопросами: правда ли, что незнакомка, с которой он идет под руку, — будущая княгиня Монако?

Сначала он попросил оставить его в покое. Затем прикрикнул на одного из них. В конце концов южный темперамент взял верх, и Ренье пустил в ход кулаки. На следующий день рядом с отелем собралась целая толпа папарацци, и Ренье замахнулся на одного из них.

Он явно не хотел обсуждать этот эпизод. Мы говорили с ним на посторонние темы, прежде чем я вновь перевел разговор на него. Стемнело. Ренье не стал включать свет, мы сидели в полумраке.

Он заговорил про то утро, когда разбилась Грейс, как он бросился к ней и Стефании, как узнал, что жена уже не вернется к жизни, и как они с Каролиной и Альбером пришли попрощаться с Грейс, и как потом отключили аппарат искусственного дыхания.

В комнате становилось все темнее, его голос звучал все тише. Ренье заплакал. Скажу честно, я тоже не удержался от слез.

Потом он взял себя в руки и заговорил о чем-то другом, как будто миг откровенности, который мы только что пережили, был выше его сил.

Он заговорил о Монако. О загрязнении моря, об ООН и международной дипломатии. Когда эти темы были исчерпаны и ему казалось, что он увел разговор от смерти Грейс, я вновь задал ему нескромный вопрос:

— Вы женитесь снова?

Он отрицательно покачал головой:

— Не вижу в этом необходимости. Даже не могу себе представить. Женское общество мне приятно, но в данный момент мыслей о женитьбе у меня нет. Я никогда не понимал вторых браков. Если так получилось, что вы с женой не выносите друг друга, вы расстаетесь и продолжаете жить каждый своей жизнью. Возможно, на жизненном пути вам встретится кто-то другой, кто принесет вам счастье, и можно сделать еще одну попытку. Но в моем случае… — Ренье на минуту умолк. — У меня чудесная семья, у меня был счастливый брак. И куда бы я ни пошел, здесь, в Монако, все пронизано памятью о Грейс. Мы прожили вместе 26 лет. Она по-прежнему со мной. Другой женщине здесь просто нет места. Куда бы я ни пошел, мне повсюду видится Грейс. Я бы никогда так не поступил, хотя бы из-за детей. Это было бы несправедливо по отношению к ним.

После минутного молчания в его темном кабинете раздались тихие слова:

— Так что никакой женитьбы не будет.

Он сдержал это обещание.

В июле 2011 года Альбер наконец женился.

Его избранница — теперь ее светлейшее высочество княгиня Шарлин Монакская — красивая высокая блондинка, уроженка Южной Африки, на 20 лет его младше. Она чемпионка Олимпийских игр по плаванию. Они познакомились в Монако в 2000 году, а стали встречаться в 2006-м.

Сейчас 2013 год, пара остается бездетной.

Вскоре после смерти Ренье стало известно, что у Альбера есть внебрачный ребенок от бывшей стюардессы из компании Air France. Адвокаты Альбера подтвердили правдивость этих слухов. Действительно, в августе 2003 года у Альбера родился сын по имени Эрик Александр Стефан Кост.

Однако из княжеского дворца тотчас же последовало заявление о том, что, согласно конституции Монако, на княжеский титул могут претендовать лишь «прямые и законнорожденные» потомки.

И хотя Альбер всегда уделял сыну время и внимание и поддерживает его материально, рассчитывать в будущем на трон он не может, так же как Жасмин Грейс Гримальди, дочь Альбера от американки, живущей в Калифорнии, которая появилась на свет в 1992 году.

Альбер тоже помогает им материально и находит для дочери время.

Когда-то давно Альбер признался мне, что, когда он станет принцем, вряд ли ему удастся дорасти до репутации его родителей. Надеюсь, сейчас он понимает, что в этом нет необходимости.

Его сестра Стефания ведет скромную жизнь, растит детей. Каролина и ее третий муж Эрнст недавно расстались.

У нас у всех есть любимые воспоминания.

12 сентября 1982 года. Пасмурное, дождливое лондонское воскресенье. Прошло столько лет, а кажется, что это было лишь несколько месяцев назад.

В тот день вечерним рейсом из Лондона в Ниццу летела моя будущая жена Алина. Моя старая знакомая Каролина Гримальди прилетела на неделю в Англию — отдохнуть в Хэмпшире. Прилетела тем же самым самолетом, на котором улетала в Ниццу Алина.

Я отвез Алину в аэропорт Хитроу, попрощался с ней в зале вылетов, а затем пошел наверх в зал прибытий, чтобы встретить Каролину.

Пока мы ехали в Лондон, Каролина казалась счастливой и спокойной, предвкушая неделю удовольствий.

— Чем там кормят? — поинтересовался я.

— Не знаю, — ответила Каролина и сделала гримасу. — Наверное, типичной английской пищей.

Это не слишком вдохновляло, поэтому, высадив ее на вокзале Ватерлоо, откуда она поездом должна была ехать в Хэмпшир, я предложил:

— Если еда пристойная, звони, я приеду и пообедаем вместе. Если ужасная, то привезу что-нибудь вкусное.

И мы решили, что так и сделаем.

В понедельник во второй половине дня Алина позвонила мне из Франции и сказала: «По радио передали, что княгиня Грейс попала в автомобильную катастрофу».

Я сразу перезвонил Каролине. Дозвонился до нее не сразу, а когда она наконец ответила, сказал:

— Я сейчас за тобой приеду и отвезу тебя в аэропорт.

Она сказала мне, что уже разговаривала с отцом и, по его словам, «у мамы сломаны несколько ребер, Стефи тоже пострадала». Что касается возвращения домой, то она уже заказала на завтра билет.

Вторник, 14 сентября. Около полуночи меня разбудил телефонный звонок. Звонил кто-то из знакомых:

— Только что передали, что княгиня Грейс умерла.

В те доисторические времена не было ни электронной почты, ни сотовой связи. Я тотчас же написал Каролине письмо. Ответ я получил не сразу. Каролина поселилась в больничной палате вместе со Стефанией. Во время похорон, которые транслировали по всему миру, она вся в слезах сидела рядом с отцом и, как могла, утешала его. А потом, как только у них появилась возможность, Ренье и трое его детей на какое-то время уехали из Монако, чтобы побыть одним, прийти в себя, помочь друг другу пережить горе.

Так что мой следующий разговор с Каролиной состоялся лишь несколько месяцев спустя.

Она была дома. Я хотел сказать ей, что все это время мы с Алиной думали о ней, о ее родителях, о сестре и брате, сочувствовали и сопереживали и до сих пор не можем прийти в себя после этой трагедии. Но ничего из этого я не сказал.

— Привет! — раздался в трубке ее голос. — Знаешь что?

— Что? — растерялся я.

— Еда была вполне приличной, — последовал ответ.

На другом конце провода была моя старая знакомая Каролина с ее неподражаемым чувством юмора.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.