Глава 7 ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III
Глава 7
ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III
Уже более ста лет ведутся страстные дискуссии и споры о личности императора Александра II, о его планах и делах. Он вошел в историю под именем Царя-Освободителя. Этот человек, несомненно, обладал широким кругозором и большим личным мужеством. Взойдя на престол, видя неполадки в работе государственной машины, несуразности в экономике и быту, он, после нескольких лет колебаний и раздумий, сделался сторонником глубоких преобразований. В его правление произошла грандиозная перестройка всей хозяйственной и общественной жизни России.
19 февраля 1861 года был подписан высочайший Манифест и «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». Юридическая принадлежность простого земледельца барину безусловно ликвидировалась, и крестьяне получали личную свободу и участок земли. Так как эти наделы выделялись из угодий помещиков, главным образом дворян, крестьянам надлежало выкупать недвижимость. В виду их неплатежеспособности эти деньги вносило государство, которому крестьяне и должны были погашать свою задолженность небольшими ежегодными взносами («выкупные платежи»).
Существовавшее несколько столетий унизительное крепостное право было упразднено при сильном сопротивлении влиятельной части дворянства, но по желанию самодержца. Хотя значительная часть населения Российской империи не испытывала уже на себе тягот крайней личной несвободы, реформа 19 февраля 1861 года освободила от уз полурабства почти 20 миллионов селян, или около 25 % населения России.
В царском манифесте говорилось: «Самый благотворный закон не может людей сделать благополучными, если они не потрудятся сами устроить свое благополучие». Раскрепощалась частная инициатива и частное предпринимательство. Эпоха жесткого административного контроля за общественной и хозяйственной деятельностью уходила в прошлое. В 1864 году было утверждено Положение о земских учреждениях, и в России стало вводиться местное самоуправление, построенное на избирательной основе. К земствам перешло попечение о местных нуждах: пути сообщения, медицинское обслуживание, образование, продовольственное дело. Каждому земству в пределах своей территории разрешалось устанавливать свои налоги («земские сборы»).
В 1862 году началось осуществление коренной реформы судопроизводства. На смену суду зависимому, сословному, долгому, закрытому и часто неправому, должен был прийти суд самостоятельный, независимый, гласный. Вводилось участие присяжных заседателей, выбираемых от населения. Устанавливалось полное равенство обвинения и защиты и устное их состязание между собой. Каждый подданный русской короны получал возможность отстаивать свои права в суде. Была проведена и военная реформа. Срок службы в армии первоначально сокращался с 25 до 15 лет, а в 1874 году была введена всеобщая воинская повинность, уравнявшая в правах лиц всех сословий и распространявшаяся и на дворянство, ранее свободное от этой государственной обязанности.
В царствование императора Александра II было осуществлено и еще много более локальных мер, нацеленных на превращение России из закрытой, авторитарной страны в правовое государство, где властвует не безотчетный и всемогущий начальник, а закон. Бурно развивалась экономика, росли города, строились железные дороги. Были существенно облегчены цензурные ограничения, и в 60—70-е годы число газет и журналов умножалось с каждым годом. Повышалась грамотность населения; открывались тысячи новых школ, училищ. Увеличилось и количество университетов. Власть разрешила свободный выезд за границу, и тысячи русских туристов и путешественников ежегодно начали посещать Европу и иные места; многие обучались там.
Хотя изменений в системе политического управления не производилось, но в последние годы своей жизни Александр II стал склоняться к мысли о возможности конституционных преобразований, к учреждению высшего представительного органа с законодательно-совещательными функциями. Но прозвучали первомартовские взрывы, и все эти мечты и проекты рассеялись как дым.
В политике царя Александра II Николаевича отчетливо проступали либеральные черты, и он, несомненно, хотел перенять опыт западноевропейских стран в деле создания правового государства. Но этот процесс рассчитан был на длительный срок; ему требовались поддержка и понимание всех политически сознательных элементов. Формирование гражданского общества, социальное структурирование его в перспективе неизбежно должны были привести к появлению на политической арене общественных сил и течений, способных стать полноправными партнерами верховной власти. Однако курс императора встречал скрытое, но ожесточенное сопротивление со стороны русских консерваторов, считавших незыблемыми исконные традиции и основы, исключавшие развитие самодеятельности и инициативы снизу.
Несравненно большей являлась другая опасность, проявившаяся во всей своей угрожающей силе в 60-е, но особенно в 70-е годы XIX века: левый радикализм. Европейские эгалитарно-социалистические учения опьянили немало русских сердец и стали в России необычайно популярными, особенно в среде учащейся молодежи и выпускников различных учебных заведений. Либеральный внутригосударственный курс и прекращение преследований за вольнодумство привели к тому, что теории о радикальном переустройстве всей жизни сделались в этой среде необычайно модными. Некоторые юноши и девушки, как правило, выходцы из малообеспеченных семей, в подавляющем большинстве получившие образование и профессии благодаря реформам Александра II, стали с маниакальной одержимостью ратовать за уничтожение не только политического строя, но и всего традиционного жизненного уклада, намереваясь на этих обломках построить «царство света и справедливости».
Русский характер всегда отличал максимализм во всем, что касалось веры и преданности. Или безграничная вера в Бога и Царя, безмерное раболепие перед земной и небесной властью, или полное отречение от того и другого, абсолютное игнорирование традиций и национальных святынь. Русская натура — это чаще всего стихия, порыв. Ее обуревают страсти, заставляющие совершать труднообъяснимые с прагматических позиций (или вообще необъяснимые) поступки, приносить себя в жертву во имя веры, любви — или ненависти. Русскому человеку тесно в «сегодня». Его душа, мысли и мечты устремлены во «вчера», в «завтра», а нередко и вообще в запредельную высь. Поэтому именно на русской почве дали такие страшные плоды схемы и теории, направленные на насильственное разрушение реального мира и сочиненные по большей части в благополучной Западной Европе. Русский радикализм — это болезнь души, отринувшей Бога, болезнь личности, потерявшей национальную почву и исторические корни.
Этих анархистов и радикалов, с легкой руки писателя Ивана Тургенева называемых в России нигилистами, насчитывалось всегда немного, но они являлись чрезвычайно деятельными и отличались фанатической преданностью своим фантастическим идеям. Эта одержимость производила сильное впечатление не только на последователей, но даже на врагов. Начитавшись сочинений Прудона, Фурье, Маркса и других светочей теорий социализма и радикализма, они были уверены, что только социальная революция может открыть дорогу к «светлому будущему людей». Но так как, по их представлениям, народ пребывал в темноте и невежестве, не мог сам освободиться от грабителей и угнетателей, его необходимо было «просветить и просветлить».
В 60-е годы толпы одержимых молодых людей отправились в русские деревни, чтобы там вести «разъяснительную работу». Они устраивались фельдшерами, учителями, агрономами, ветеринарами и в свободное от трудов праведных время вели беседы «с бедными тружениками», не скупясь на критику общественного устройства. Подобные собеседования заканчивались почти всегда одинаково: возмущенные богохульными речами «стриженых девок» и «худосочных мужиков» крестьяне или сдавали их полиции, или расправлялись с ними сами, и немалому числу «борцов за народное счастье» с трудом удавалось уносить ноги от разъяренной толпы. Несколько лет продолжалось это «хождение в народ», закончившееся полным провалом.
Осознав, что поднять восстание таким путем не удается, радикалы избрали тактику беспощадного террора против представителей власти. В их воспаленном мозгу возникла маниакальная идея: убить монарха и этим вызвать повсеместное брожение, а может быть, и революцию. Каждая либеральная мера властей воспринималась ими как уступка, как проявление слабости. Они не хотели преобразований, они грезили о крушении.
Самодержавный Олимп был немало озадачен: реформы, нацеленные на мирное преобразование жизни, улучшение материального благосостояния и правовой защиты населения, казалось бы, должны были встретить поддержку грамотных и просвещенных подданных империи. Получалось же наоборот. Но чего добивались эти молодые люди, вместо того чтобы учиться и служить стране, становившиеся ненавистниками государства? Здравомыслящим и ответственным людям невозможно было принять очевидное и согласиться с тем, что юноши и девушки жертвовали карьерой, благополучием, а иногда и жизнью (и не только своей) лишь для того, чтобы сделать абсурдное реальным. Но это было именно так.
Разгул террора вызывал возмущение и негодование в различных кругах общества. Причем возмущались не столько нигилистами, сколько беспомощностью властей, не умеющих (а может, «не желающих»?) принять надлежащие меры и покончить с этой кровавой оргией. Чего стоил один эпизод с некой Верой Засулич! Говорили, что это девушка из хорошей дворянской семьи, закончившая пансион, которая почему-то связалась с этими ужасными анархистами и в январе 1878 года совершила дерзкое покушение на жизнь петербургского градоначальника (шефа столичной полиции) Ф. Ф. Трепова. Террористку предали суду, но на суде, проходившем под" гром обличительных тирад в адрес властей, коллегия присяжных оправдала ее, покушавшуюся на убийство и ранившую верного царского слугу! Правоверным монархистам было от чего негодовать.
Цесаревич Александр Александрович, как верный сын и преданный подданный, никогда не ставил под сомнение распоряжения и указы «дорогого Папа». У него иногда возникало внутреннее несогласие, он порой не одобрял назначения на высшие посты в империи, но никогда публично не выражал неудовольствия и не стремился изменить свершившееся. На заседаниях Государственного Совета ему случалось спорить и пререкаться с всесильным шефом жандармов графом П. А. Шуваловым, с министром внутренних дел П. А. Валуевым, министром финансов М. X. Рейтерном, другими высшими сановниками империи по частным вопросам, но цесаревич никогда не критиковал правительственный курс.
Престолонаследник знал, что отцу наушничают на него, что недоброжелатели в невыгодном свете рисуют его слова. Однажды он прямо сказал отцу, что есть люди, желающие их поссорить, и спросил, не потерял ли самодержец к нему расположение? В ответ же услыхал слова, которые помнил всегда и которые согрели его сердце: «Я скорее начну сомневаться в себе, чем в тебе». Потом были другие случаи, иные эпизоды, вызывавшие неудовольствие монарха поведением наследника, но расположение к сыну он сохранял до последних дней своей жизни. Только в конце царствования Александра II цесаревич почувствовал, что государь начал меняться; что-то в нем надломилось, и сын уже не был уверен, что пользуется прежней любовью отца. Потом наступило 1 марта 1881 года, и Александр Александрович навсегда отбросил душевные неудовольствия, а память его об отце осталась высокой и светлой.
С душевным трепетом, со слезами на глазах читал Александр III завещание Александра II. «Я уверен, — писал отец, — что сын мой, Император Александр Александрович, поймет всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека, которым величал его покойный старший брат его Никса. Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества… Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах». Александр Александрович не мечтал о короне, но, когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего.
Тринадцать с половиной лет Александр III находился на троне и после смерти получил имя «Царя-Миротворца». За время его правления не случилось ни одной войны и ни капли русской крови не пролилось на полях сражений. Такого давно уже не бывало. Жестокие военные кампании случались в царствование всех его предшественников: Александра I, Николая I, Александра II. Войны непрестанно происходили и в более отдаленные времена. За всю историю России можно с трудом отыскать лишь несколько мирных периодов, длившихся более десяти лет. Один из них — время царствования Александра III. Он проводил уверенную и открытую дипломатию, и с мнением России приходилось считаться всем мировым державам.
В 60-е и 70-е годы XIX века в Европе происходили важные пертурбации, менявшие всю геополитическую расстановку сил. Франция потерпела сокрушительное поражение в войне с Германией в 1870 году и вынуждена была уступить ей свои западные области. Образовалось консолидированное Итальянское государство на Апеннинском полуострове под главенством Савойской династии. Турецкая империя находилась в состоянии коллапса. Война с Россией 1877–1878 годов ее серьезно ослабила, а независимость балканских государств укрепилась. Но самым важным событием той эпохи было создание единой и сильной Германской империи под главенством Прусской династии Гогенцоллернов. Ее экономическая и военная мощь постоянно возрастали, а ее агрессивные амбиции и претензии вызывали беспокойство во многих столицах. Стало уже ясным, что Австро-Венгерская империя, сломленная войной с Пруссией еще в середине 60-х годов, не может больше служить противовесом германской экспансии в Европе, постепенно превращаясь во второстепенную державу с политической ориентацией на Берлин.
К началу 80-х годов XIX века у России не было надежных союзников на политической арене (крошечное княжество Черногория, затерянное в Балканских горах, в счет идти не могло). Германский император Вильгельм I, которому Александр III приходился внучатым племянником, выказывал признаки дружеского расположения к России, но в Петербурге хорошо знали, насколько коварной и лицемерной была позиция Берлина по отношению к России на протяжении предыдущих десятилетий, хотя Александр II проявлял несомненную симпатию к Пруссии. К тому же кайзер стар (он родился еще в 1797 году), всей политикой вершит канцлер Отто фон Бисмарк, которому доверять нельзя. Александр III, в отличие от отца, начисто был лишен прогерманских симпатий.
После заключения в 1882 году Тройственного союза между Берлином, Веной и Римом, их ближайшие соседи не чувствовали больше себя в безопасности. И в конце концов Россия пошла на политический и военный союз с Францией, со страной, где господствовали республиканские порядки и где находили пристанище чуть ли не все русские анархисты, нигилисты и прочие престолоненавистники. Но интересы геополитики требовали отказа от старых предубеждений, и в 1891–1892 годах Париж и Петербург взяли на себя обязательства по взаимной обороне и политической поддержке.
Еще в 1870 году, в письме к матери, императрице Марии Александровне, размышляя о последствиях франко-прусской войны (симпатии цесаревича были целиком на стороне Франции), Александр Александрович заметил: «Как укрепится и увеличится вся Германия, что невыгодно для нас, и рано или поздно, я убежден, мы должны будем на собственных плечах почувствовать силу Германии». Его предвидение сбылось через 44 года, когда началась первая мировая война.
С Лондоном отношения оставались традиционно прохладными. Правительство Ее Величества неизменно придерживалось антирусских настроений, питаемых все время вспыхивавшими трениями между двумя ведущими державами. Сложные коллизии возникали на Балканах, на Ближнем Востоке, но особенно в Средней Азии. Россия медленно, но верно продвигалась в глубь обширных, малонаселенных территорий на Востоке от Каспийского моря. По мере этого движения русская граница все ближе и ближе подходила к владениям Британии в Индии. Естественно, что в Лондоне с большим опасением относились к русской экспансии, видя в ней угрозу своим владениям в Азии. Уже вскоре после воцарения Александра III наметился конфликт из-за района Мерва, чуть не приведший к войне между двумя крупнейшими мировыми империями.
Не менее острая обстановка сложилась через четыре года в том же районе Средней Азии. В начале 1885 года отряд афганских племен, вооруженный англичанами и под руководством английского инструктора, занял территории, расположенные по соседству с крепостью Кушка, угрожая форпосту русских войск. Возмущенный русский царь отправил командующему грозный циркуляр, предписывавший выгнать пришельцев и «проучить их как следует». Воля монарха была исполнена: афганцы бежали, а англичанин-инструктор попал в плен. Посол Британии в Петербурге получил предписание потребовать от царского правительства извинений. Александр III не только не собирался извиняться, но даже демонстративно наградил начальника пограничного отряда полковника Александра Комарова Георгиевским крестом. В Лондоне негодовали. Была произведена частичная мобилизация армии, а флот приведен в боевую готовность.
Петербург получил новую, еще более грозную ноту, и русские дипломаты нервничали. Но сам царь сохранял хладнокровие и на замечание министра иностранных дел Николая Гирса, что России угрожает война, меланхолически изрек: «Хотя бы и так». Тема была исчерпана, а Англии пришлось уступить и проглотить «горькую русскую пилюлю». Через два месяца, находясь в Дармштадте, королева Виктория передала через брата царя, великого князя Сергея Александровича письмо Александру III, где писала, что «искренне желает мира и только журналисты кричат о войне».
Ситуация выглядела довольно необычно. В Англии и в России на престолах находились монархи, связанные тесными родственными узами. Женой одного сына королевы Виктории была сестра русского царя, а другого — сестра царицы. Но это не делало отношения более теплыми. Интересы империй нередко прямо противоречат желаниям людей, перечеркивают простые и искренние отношения и разрушают родственные связи. Когда уже в XX веке началась эта жуткая, беспощадная и такая абсурдная первая мировая война, она не только погубила миллионы человеческих жизней, принесла неисчислимые страдания, но и внесла глубокий раскол в семью европейских династий, поссорила (часто навсегда) людей одного мира, одного общественного положения, связанных не только узами родственной близости, но и психологией, культурными ориентациями, своим прошлым и прошлым своих предков. Эта война нанесла непоправимый исторический удар по монархическому принципу.
Во внутренней политике Александр III придерживался твердого авторитарного курса. Были введены некоторые ограничения в права местного самоуправления, урезана автономия университетов, ставших анклавами противоправительственных настроений; упорядочена система финансов, кредита, судопроизводства. Царь не сомневался, что будущее России зависит от развития нравственных и духовных начал народа, и чрезвычайно был озабочен двумя вещами: строительством школ и церквей (за годы его правления было открыто более 25 000 церковно-приходских школ и построено около 5000 церквей и часовен).
Его заботило и экономическое положение страны. Вопросам промышленности и торговли уделялось немалое внимание. Была отменена подушная подать, сокращены выкупные платежи, приняты меры для развития кредита и стабилизации государственных финансов. Бюджет России в его царствование стал сбалансированным (ранее расходы неизменно превышали доходы), что позволило, уже при Николае II, перейти к золотому обращению. Развивалась промышленность, в том числе и в новых районах, а начатое при Александре III строительство Транссибирской магистрали дало тяжелой индустрии мощный импульс. Росло благосостояние населения: если в 1881 году в сберегательных кассах России общая сумма вкладов едва достигала 10 миллионов рублей, то в год кончины Александра III она превысила 330 миллионов.
Самодержец ценил людей честных, знающих дело и умеющих его делать и не стеснялся приглашать на государственную службу, на высшие посты, совсем безвестных лиц. Среди этих выдвиженцев находился и один из самых известных политиков последних двух царствований Сергей Витте, которого Александр III в 1892 году назначил министром путей сообщения, а затем — министром финансов.
Новый царь немало изменил и в повседневной жизни династии. Было сокращено количество помпезных торжественных церемоний, уменьшен придворный штат и введены ограничения в составе императорской фамилии. Званием великого князя, соответствующим денежным содержанием и титулом «императорского высочества» могли теперь пользоваться исключительно дети и внуки императора и их жены. Все же остальные получали звание князей императорской крови и право на титул «высочества». Они уже не могли рассчитывать на постоянное денежное довольствие; им полагалась лишь единовременная субсидия. Решение царя вызвало ропот среди родни, некоторые негодовали.
Жена председателя Государственного Совета великого князя Михаила Николаевича (дяди Александра III) великая княгиня Ольга Федоровна желчно заметила в январе 1885 года: «Если императрица попросит меня дать бал, то я отвечу, что у меня нет средств для этого, так как я должна делать сбережения для своих внуков». В некоторых великокняжеских дворцах зазвучали непозволительные речи о том, что Александр «плохо правит», что он «не годится для этой роли», что в молодости отказывался от короны и т. д. и т. п. Но неудовольствия амбициозных членов династии не поколебали волю монарха.
Изменилась география жизни венценосцев. Александр III не любил главную императорскую резиденцию — Зимний дворец, а став царем, просто возненавидел это место. С ним было связано столько горького, тяжелого, невыносимого. Здесь умер его дед, здесь скончалась обожаемая матушка, здесь простился с жизнью и «дорогой Папа». А вечера с Юрьевской, эта пошлость и глупость, разве можно такое забыть? И никогда не было ощущения, что ты у себя дома. Все время казалось, что ты или на плацу, или в манеже. Толпы придворных, какой-то вечный шум и гам. И погулять некуда выйти. Разве в этот чахлый садик у западного фасада да в оранжереях внутри. Вокруг же дворца какая-то каменная пустыня! В плохую погоду, особенно зимой и осенью, так дуло, что чуть с ног не сбивало у самого дворца.
Марии Федоровне этот помпезный дворец тоже не нравился. Она любила природу, тишину, а здесь разве мыслимо это? Они менее двух недель прожили в Зимнем: переехали сюда через два дня после смерти Александра II и уехали сразу после его похорон. С тех пор цари уже здесь не жили. Огромное здание в центре Петербурга осталось главной императорской резиденцией, где порой проходили приемы и балы, но этот дворец уже не был царским домом.
Семья Александра III зимой жила в Аничковом дворце, а с весны переезжала в Гатчину, в двенадцати верстах от имперской столицы. В 60-е годы XVIII века это было имение известного фаворита императрицы Екатерины II графа Григория Орлова, одного из главных участников переворота 1762 года, приведшего к власти Екатерину. После его смерти в 1783 году усадьба была куплена императрицей, подарившей ее своему сыну Павлу — будущему императору Павлу I. Более десяти лет нелюбимый сын провел здесь, деятельно занимаясь переустройством дворца и благоустройством парка. С тех пор Гатчина стала одной из загородных резиденций царской семьи. Казавшийся огромным Гатчинский дворец (некоторые даже находили сходство с Виндзорским замком) был устроен внутри так удобно, что масштабы здания почти не ощущались. Небольшие светлее комнаты, пологие лестницы, изумительная отделка стен, изысканная и уютная мебель. Дворец окружал великолепный парк с множеством павильонов, искусственных озер, каналов, мостов. Здесь было приятно жить, работать и отдыхать. Мария Федоровна особенно ценила это, понимая, что мужу очень трудно, а в Гатчине он часто может бывать на воздухе и совершать полезные для здоровья прогулки.
Император работал много и напряженно. Редко ложился раньше полуночи, а вставал часто еще затемно. Мария Федоровна обычно уже ложилась, а император все еще работал в кабинете, и просыпалась, когда мужа уже не было. Она все понимала и никогда не упрекала, а только сочувствовала. В исключительных случаях удавалось целый день провести вместе. Это случалось лишь на короткое время или когда плавали на яхте, или во время отдыха в Ливадии, Спале, Беловеже. Да еще были счастливые семейные дни, когда раз в год выезжали к родителям в Данию. Там уже не разлучались. Но император не мог долго отсутствовать и, погостив неделю-две у тестя и тещи, уезжал. Мария Федоровна позволяла себе в этом случае большую свободу и оставалась подольше, а порой совершала поездки к своим многочисленным родственникам в различные районы Германии.
Александр III не раз говорил, что «его дело за него никто не сделает» и он не имеет права игнорировать свои обязанности. Царица, конечно, все понимала, видя постоянно множество папок с докладами и бумагами, требовавших высочайших резолюций. Александр III не раз возмущался, что от него требовали санкций по второстепенным вопросам, спокойно решаемым на уровне ведомств. Но нет, чтобы не попасть впросак, «на всякий случай», посылали на его «благоволение».
Он на всю жизнь запомнил «дурацкий случай», происшедший с ним еще в молодости, когда он решил перестроить свои конюшни. Все было обсуждено и решено с управляющим двором и архитектором, но шло время, а работы не начинались. Когда спросил через несколько недель, почему, узнал, что прежде чем начинать работы, необходимо одобрение проекта царем. Чертежи посланы на высочайшее имя, но ответа еще нет. (Боже мой, на такую ерунду отвлекать государя!) Александр Александрович был возмущен. Возмущение еще более усилилось, когда выяснилось, что посланные бумаги «где-то потерялись». Почти полгода длилась эта канитель, пока цесаревич получил у монарха необходимую резолюцию. «Случай с сараем» многому научил. Когда сам стал императором, сделал немало для упрощения и ускорения решения текущих государственных дел. Однако качественно изменить психологию служилого люда Александр III был не в силах, да такое «преображение» было и невозможно при авторитарной власти.
Строгая административная иерархия неизбежно заставляла нижестоящих должностных лиц ждать санкции сверху, а возможности проявления чиновной инициативы были весьма ограниченны. Редко кто готов был брать на себя ответственность в тех случаях, когда можно было ее избежать. На закате империи все это вело к параличу государственной власти, так как Николай II в силу деликатности натуры почти не прибегал к серьезным наказаниям в тех случаях, когда его распоряжения не исполнялись и даже откровенно игнорировались. С его же отцом шутки были плохи, Расхлябанности, неделовитости и краснобайства терпеть не мог, о чем знали все.
Распоряжения Александра III исполнялись, и самодержавная система работала на полную мощность, но это требовало огромных затрат времени и душевных сил от самого самодержца. Царь не жалел себя. И лучше всех об этом знала царица. Мария Федоровна всю свою семейную жизнь боролась против чрезмерностей в жизни мужа, но добиться победы «на этом фронте» ей так и не удалось. Александр III всегда выслушивал сетования жены, но к «царской работе» относился с полной самоотдачей. Он ведь себе не принадлежал и ничего в собственной судьбе изменить не мог.
Несмотря на солидную комплекцию, император в пище себя ограничивал, очень хотел похудеть. Его с юности мучило неудовольствие от собственного вида, который он находил «нехорошим». Пилка и рубка дров, разгребание снега, езда на лодке, колка льда и тому подобные занятия, по его мнению, способствовали уменьшению веса. Царь отдавался таким трудам с рвением и усердием.
Он никогда не злоупотреблял алкоголем. Про него же пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих сочинений об Александре III: будто бы он чуть ли не заправский пьяница. Злонамеренную ложь с упоением тиражировали (и до сих пор тиражируют) многочисленные враги трона и династии. Иногда выпивал рюмку-другую водки, но ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах употреблял лишь шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас, угощал им и иностранных гостей, для которых напиток являлся «русской экзотикой».
Мария Федоровна радовалась, когда семье удавалось уехать из Петербурга. В Дании или в царских резиденциях в Ливадии, Спале (недалеко от Варшавы), в Беловеже было значительно спокойней. Хоть и туда через день-два прибывали фельдъегери с толстыми пакетами бумаг из столицы, но там «ее Саша» имел возможность больше отдыхать. Она понимала, как ему тяжело, видела, что с каждым годом он выглядел все хуже. Но не могла сломить упорство мужа, категорически не соглашавшегося обследоваться у докторов. Симпатией царя пользовался лейб-медик Сергей Петрович Боткин, известнейший врач, родоначальник школы русских клиницистов, но он умер в 1889 году.
К другим же «эскулапам» у Александра III доверия не было, и когда случались простуды или недомогания, он лечился народными средствами. Малина, мед, парная баня, обтирание холодной водой, травяные настои — вот основные методы лечения. Мария Федоровна, напротив, к врачам относилась с большим почтением и даже делала иногда невероятные исключения из правил повседневной жизни. Так, с лейб-хирургом Густавом Гиршем она говорила на его родном языке — немецком, хотя в иных случаях никогда не пользовалась «языком гуннов». Царица внимательно слушала рекомендации врачей, которым непременно следовала, когда это касалось здоровья ее и детей. Побороть же медицинский скептицизм мужа у нее не хватало сил.
На отдыхе царица имела больше возможностей находиться неотлучно около супруга и устанавливать более щадящий для него распорядок дня. Муж любил бывать на охоте, и Мария Федоровна с удовольствием разделяла это давнее увлечение. Она сама стреляла и затаив дыхание могла часами сидеть «на номере», ожидая появления дичи. В Спале охотились главным образом на оленей, и стены двухэтажного царского дворца были увешаны огромными рогами. По окончании охоты устраивались трапезы в лесу, во время которых живо обсуждали впечатления происшедшего.
Мария Федоровна там всегда распоряжалась. Все, что касалось стола, ее живо интересовало, она вникала в малейшие детали организации как торжественных застолий, так и камерных завтраков и обедов в кругу своих. А дневной чай — это в буквальном смысле целиком и непременно ее рук дело. Сама заваривала его и разливала гостям. Заботливая хозяйка никого не обделяла вниманием. Царица устраивала «чайную церемонию» в английском вкусе, которая продолжалась обычно около часа.
Царь в семейной жизни почти всегда повиновался жене, но некоторые вещи вводились в оборот по его инициативе. С детьми разговаривали всегда только по-русски, и некоторое время лишь для маленькой княжны Ольги делалось исключение: выросший на руках няни-англичанки порфирородный ребенок первые годы умел изъясняться лишь по-английски. Сама императрица тоже старалась говорить на языке своей «второй родины», но акцент сохранился, и некоторые слова она так и не научилась правильно произносить. Например, вместо «воспрещается» упорно говорила «уоспрещается». Между собой царь и царица говорили нередко и по-французски. Этим же языком пользовались часто и в обществе, где французский давно являлся вторым (для многих и первым) родным языком. На официальных церемониях, на встречах при поездках по России, из уст венценосцев слышалась только русская речь.
Александр III и по прошествии десятилетий неизменно питал к своей Минни чувство искренней и большой любви. Она делалась ему все ближе и нужнее. Расставания становились мучительными. Даже когда не видел жены, работая часами у себя в кабинете, или присутствовал на различных мероприятиях, и тогда сердце согревала мысль, что вот только освободится и сразу же пойдет к ней. Если она была рядом, ему было хорошо и спокойно. Но как только супруга уезжала (к родственникам в Европу или к сыну в Абастуман), царю становилось несказанно пусто и тоскливо.
С годами у Александра III все реже проявлялось желание общаться в своем доме с чужими. Пустые разговоры, жеманные позы, льстивые и лживые слова… Сам преданный и верный, он ценил преданность и верность других, но, кроме самых близких, ни у кого не находил ни того, ни другого. Без Минни царь всегда скучал, а ее письма читал и перечитывал по многу раз. У него не было друзей (а у какого правителя они были?). В ранние годы переживал по этому поводу, но потом успокоился и стал воспринимать обделенность дружбой как должное, как неизбежную плату за свое происхождение и положение. Поэтому так любил собак и когда они умирали, то переживал искренне.
«Сегодня я воздержался кого-либо приглашать. Была закуска у меня в кабинете и я ел один. В подобных случаях страшно недостает хотя бы собаки; все же не так одиноко себя чувствуешь, и я с таким отчаянием вспоминаю моего верного, милого Камчатку, который никогда меня не оставлял и повсюду был со мною; никогда не забуду эту чудную и единственную собаку! У меня опять слезы на глазах, вспоминая про Камчатку, ведь это глупо, малодушие, но что же делать — оно все-таки так! Разве из людей у меня есть хоть один бескорыстный друг; нет и быть не может, а пес может, и Камчатка был такой», — делился своими мыслями в письме Марии Федоровне от 14 апреля 1892 года. Через две недели вернулся к этой теме: «Теперь я много бываю один, поневоле много думаешь, а кругом все невеселые вещи, радости почти никакой! Конечно, огромное утешение дети, только с ними и отдыхаешь, наслаждаешься ими и радуешься, глядя на них».
Но старшие дети уходили в свой мир, у них появлялись собственные интересы и привязанности, где места «дорогому Папа» не было. В апреле 1892 года, когда императрица в очередной раз поехала к сыну Георгию на Кавказ, царь писал ей из Гатчины: «Ники все еще в Петербурге, что он делает — не знаю, он ничего не телеграфирует, не пишет и не спрашивает у меня какие-либо известия от тебя. Я должен сознаться, что для меня лично это приятно, так как здесь он скучает, не знает что делать, а знать, что он остается здесь только по обязанности и видеть скучающую фигуру для меня невесело. С маленькими детьми гораздо лучше, и они, и я довольны, и нам отлично вместе. Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать дома — невесело родителям, да что же делать? Так оно в натуре человеческой».
Одинокая душа русского царя! Об этом никто не знал, никто не догадывался, кроме самой близкой и дорогой. Мария Федоровна, находясь в вынужденном отъезде, часто писала супругу, понимая и чувствуя, как ему грустно. Она подробно сообщала о переездах, встречах, времяпрепровождении. Успокаивала и старалась развеять тоску супруга, описывая всякие мелкие происшествия и бытовые детали. В Абастумане у Джорджи ездили в горы на пикники, и Мария Федоровна посылала затем подробный отчет мужу, сообщая, как было хорошо и они «почти весь день смеялись». Она хотела, чтобы он все, все знал и чувствовал, что и на расстоянии они вместе. Она любила Александра, как и раньше, и все, что его касалось, оставалось для нее делом первостепенной важности. Но царица видела окружающее в более радужных красках и считала, что меланхолия пройдет, так как «мир прекрасен».
И сын Ники тоже так считал. Жизнь была полна впечатлений, удивительных событий, трепетных встреч. Все самое главное у него было впереди…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.