Книга четвертая Кузбасская эпопея (Сибирь). 1921—1927
Книга четвертая
Кузбасская эпопея
(Сибирь). 1921—1927
Пограничная станция Негорелое. Снова Себальд в Советской России, Как не похож этот его приезд на прошлый, два года назад. Интервенты разбиты, война закончена. Настала пора восстановления и строительства.
— Старайся, старик, — тихо подбадривает Себальд паровоз, когда он замедляет ход на подъемах. — Скоро мы накормим тебя хорошим углем. Тебя и твоих сибирских братьев.
Себальд вспоминает: в прошлую поездку его поразило, | что паровозы по ту сторону Урала отапливаются дровами, в то время как сибирские недра таят неисчислимые запасы угля.
«Промышленность Урала должна быть обеспечена сибирским углем, — думает Себальд. — Рабочие из Америки приедут со своими машинами и инструментами, примут участие в строительстве советской промышленности».
В США есть Общество технической помощи Севетской России. Себальд думает об инженере Мартенсе, с которым он познакомился в редакции «Нового мира» в Нью-Йорке. Мартене был неофициальным представителем Советской России в США Он знает настроение американских рабочих. Если Мартене в Москве, Себальд обратится к нему.
В Москве, возможно, и Билль Хейвуд. Год назад американский суд приговорил его к двадцати годам тюремного заключения за революционную деятельность. Ему удалось уехать в Москву. И с ним надо связаться. Бывший горняк, один из, основателей и руководителей организации «Индустриальные! рабочие мира», он знает ее членов, среди них немало сочувствующих нам.
Иммиграция квалифицированных иностранных рабочих; в Россию… Тезисы написаны. Через двадцать четыре часа Москва.
Паровоз мчит через ночь. В топке пылает уголь. «И в Сибири будет уголь для паровозов», — засыпая, думает Себальд.
Май 1921-го. На улицах Москвы слышен разноязыкий говор. Сюда съехались делегаты Третьего конгресса Коминтерна и Первого конгресса Профинтерна. Сколько старых друзей! Здесь и Клара Цеткин и Роланд-Гольст. И Хейвуд в Москве. Себальд рассказывает ему о своем проекте:
— Иностранные рабочие в Сибири. Гигант индустрии на социалистической основе.
Хейвуд сразу загорается, распрямляет широкие плечи, светится его немолодое лицо.
— О чем-то подобном говорил и Кальверт. Надо немедленно встретиться с ним. Он старый член ИРМ, работал металлистом у Форда. Сейчас он здесь, на съезде Профинтерна.
Кальверт встречает проект Себальда потоком восторженных слов:
— Американская техника, наши рабочие… Мы поставим на ноги советскую индустрию. Русская революция и американская техника. Тысячи членов ИРМ пойдут с нами.
Хейвуд вторит ему:
— Наши ИРМ — это настоящие ребята. Дело пойдет. Надо сейчас же обратиться к Ленину.
— Не торопитесь, — сдерживает их Себальд. — Ознакомьтесь с моим проектом. Подумайте о том, что, по-вашему, надо изменить или дополнить. Основным я считаю то, что иностранная колония должна иметь свое автономное управление, свои подсобные предприятия. Мне она представляется как замкнутая хозяйственная единица в советской системе. Иностранные рабочие должны привезти с собой машины, инструменты, продовольствие на свои собственные средства. Может быть, придется организовать сбор денег среди сочувствующих в Америке. Но вся прибыль предприятия поступает Советскому государству. Вы читали мои тезисы. Вот проект письма к Ленину. Мы привлечем к этому и русских товарищей, в первую очередь инженера Мартенса.
Через два дня Ленину отправлено письмо на английском языке:
«12 июня 1921 г. Москва.
Дорогой товарищ Ленин!
Вместе с т. Мартенсом и членом организации ИРМ т. Кальвертом мы представляем на Ваше рассмотрение план промышленных трудовых колоний иностранных рабочих и специалистов из промышленно развитых стран, как-то: США, Германия и т. д.
Мы считаем возможным начать дело только, если Вы, со своей стороны, окажете ему полную поддержку.
Мы обращаем Ваше внимание особенно на следующие пункты:
а) Непосредственным результатом деятельности предприятия будет увеличение производства угля, причем первоначально только небольшая часть его пойдет на развитие этого района. Это увеличенное производство угля позволит Сибирской магистрали и примыкающим к ней железнодорожным линиям улучшить транспорт. Это обеспечит вывозку большего количества продовольствия для Европейской России…
в) Настоятельно необходимо, чтобы рабочая колония пользовалась свободой действий в том, что касается ее собственных дел и для стимулирования любых усилий, направленных на развитие предприятия. Правление должно фактически обладать всей полнотой власти в колонии без всяких бюрократических помех…
с) Возможное возражение, основанное на том, что Кузбасс следовало бы отдать на концессию капиталистам, нельзя считать серьезным, так как в настоящий момент шансы на добросовестную концессию на базисе немедленного вложения крупного капитала весьма малы. Кроме того, чрезвычайно важно было бы, чтобы район, имеющий такое колоссальное значение для дальнейшего развития промышленности, не попал в руки наших классовых врагов.
d) Отсутствующий капитал можно будет добыть следующим образом: в первую очередь мы выпустим воззвание к американским рабочим, желающим приехать в Кузбасс, с просьбой о содействии путем взносов их сбережений, которые мы расцениваем в среднем по 200 долл., не считая стоимости транспорта…
…Мы хотели бы обсудить вместе с Вами целесообразность этого плана, а в случае Вашего согласия безотлагательно получить полномочия на обследование Кузнецкой области с точки зрения возможности создания промышленной рабочей колонии.
С братским приветом
С.Ю. Рутгерс, Л. Мартене, Герберт, С. Кальверт».[5]
Проходит день, два, три, неделя, Ответа нет. Себальд в недоумении. Он знает, как быстро реагирует Ленин на обращения к нему, как быстро он принимает решения. Только через десять дней Себальд узнает, что Ленин в это время отдыхал под Москвой. Лишь 20 июня Ленин получил посланное ему письмо и сразу откликнулся. Утром 22 июня Владимир Ильич пишет:
«т. Мартенс!
Должен Вас упрекнуть за то, что Вы неправильно направили бумаги об американских колониях в России.
Я прочел их только 20/VI. Надо было не через Бухарина передавать, а формулировать практические предложения по-русски в 20 строках и направить в СТО, копию — мне лично с коротким письмом.
Опоздание произошло из-за неправильного направления дела.
По существу. Я — за, если американские рабочие и колонисты вообще будут привозить с собой:
1) продовольствие на два года (Вы пишете, что это бывало; значит, возможно);
2) одежду на тот же срок;
3) орудия труда.
1-ое (и 2-ое) важнее всего. 200 долларов менее важны. Если будет 1-ое, я согласен всячески поддержать.
Чтобы ускорить, изготовьте тотчас проект постановления СТО и внесите сегодня (если успеете до 3-х часов), сегодня же в СТО, в 6 час. — решим; если опоздаете, все же внесите в СТО в 6 час, создадим комиссию и решим в пятницу, 24/VI.
Проект постановления: 1) условия — три выше приведенные, 2) заведуете (Вы + 1 американский рабочий + 1 от НКтруда?), 3) мы помогаем (даем землю, лес, рудники и пр.), 4) финансовые отношения такие-то.
Ответьте, пожалуйста, с подателем.
Пред. СНК
В. Ульянов (Ленин)».[6]
В тот же день, 22 июня, СТО под председательством Ленина выносит постановление «Об американской промышленной эмиграции», которое отвечает на ряд предложений иностранных рабочих оказать производственную помощь Советской России.
Первый пункт постановления гласит:
«Признать желательным развитие отдельных промышленных предприятий путем сдачи их группам американских рабочих…».
Ряд пунктов посвящен предложению группы Рутгерса:
«…4. Предоставить т. Рутгерсу и его сотрудникам в числе 12–15 человек возможность немедленно выехать на Урал и в Кузнецкий бассейн для выяснения на месте предприятий и источников сырья, которые могут быть предоставлены американской промышленной эмиграции, и необходимых для этого условий.
5. Поручить Президиуму ВСНХ немедленно выдать т. Рутгерсу под отчет 2 миллиона рублей на расходы по поездке и исследованию…»[7]
На следующий день Рутгерсу и Кальверту официально сообщают о предстоящей поездке. 24 июня полученные мандаты удостоверяют: Рутгерс — руководитель экспедиции, Бронка Корнблит — его секретарь и переводчик, Геллер и Школьник — заместители Мартенса. В экспедиции принимают участие еще двое американских рабочих.
Рутгерс получает ряд указаний, официальные отношения к разным организациям, в которых просят оказывать максимальную помощь членам экспедиции.
Нельзя терять времени. Москва переполнена, снабжение ез скудно, железные дороги перегружены, и пассажирские поезда ходят нерегулярно. Добиться чего-нибудь нелегко. Где только не мелькала в эти дни подвижная фигура Себальда, где не звучал настойчивый голос Бронки!
В течение трех дней подготовка к поездке закончена: выделен специальный вагон, продукты на дорогу. 28 июня группа Рутгерса выезжает из Москвы, ее вагон прицеплен к транссибирскому экспрессу.
Задержки, остановки. Огромные составы, переполненные людьми, грузами, отправленные срочно, вне расписания, по особому назначению, оспаривают право первыми занять путь. А вагон с группой Рутгерса то передвигают на запасной путь, то загоняют в тупик.
И снова и снова неутомимая Бронка предъявляет их мандат, спорит, доказывает, требует:
— Товарищи, это срочно, мы должны ехать дальше. Вот просьба ко всем организациям оказывать помощь группе Рутгерса. Нам нужно в Ново-Николаевск.
Вагон прицепляют. Они едут дальше на восток.
6 июля прибыли в Ново-Николаевск, нынешний Новосибирск.
Армия Колчака разбита, но террористические банды, поддерживаемые кулаками, еще прячутся в лесах; в городе еще чувствуется дыхание войны, улицы полны красноармейцами. А Сибирский ревком уже занят налаживанием мирного строительства. Предревкома Смирнов радостно встречает членов экспедиции.
— Мы приехали более чем вовремя, — торопливо переводит Бронка. — Ревком как раз принял решение послать экспедицию в Кузнецкий бассейн, чтобы выяснить возможности в современных условиях начать восстановительные работы.
Обеим группам — московской, руководимой Рутгерсом, и сибирской, организованной Смирновым, — выделяется местный поезд. Конечная цель поездки — Кузнецк.
Продвигаются поездом, лошадьми, порой пешком.
В Гурьевске бездействующий металлургический завод, основанный еще во времена Екатерины II. Печально глядят развалины разрушенной домны. В стороне высятся толстые широкие стены цехов, сплошные, без оконных проемов. Внутри в стены ввинчены железные кольца. Прикованные к ним цепями, работали здесь каторжане.
Во многих местах вблизи Кузнецка уголь метровым слоем лежит на поверхности.
На обратном пути остановка в Кемерове.
Пожалуй, лучшего места для центра колонии не найти. Здесь шахты, железнодорожная линия, река. Здесь еще до войны началась стройка химического завода, его надо будет достроить и пустить в производство. Да, здесь, на берегу Томи, будет штаб-квартира, решает Себальд.
Себальд шагает по Кемерову, по-хозяйски вглядываясь в окружающее. Небольшие, неглубокие шахты, их бессмысленная близость друг от друга — все говорит о неразумном, о хищническом хозяйничании французско-бельгийского акционерного общества «Копикуз», имевшего здесь концессию до революции.
«Что ж, это естественно, — думает Себальд. — Концессионеры — капиталисты… Открытие каждой шахты — это газетная шумиха, новые акции на Парижской бирже, новые спекуляции, новая прибыль французской и русской буржуазии. Теперь мы заведем здесь свои порядки — социалистические».
Первого августа группа Рутгерса возвращается в Ново-Николаевск. Сибирский ревком выносит решение по его докладу и отправляет в СТО письмо, в котором приветствует решение Правительства организовать в Кузнецком бассейне индустриальную колонию американских рабочих.
Экспедиция отправляется дальше. В Омске обсуждаются вопросы транспортировки и сбыта угля. Дальше, в Томск. Переговоры с руководителями горсовета о возможности создания подсобных предприятий: колонистам потребуется одежда, обувь, предметы домашнего обихода. Надо подумать и о медицинском обслуживании и об учебе детей колонистов. Все должно быть предусмотрено, запланировано.
В Томске группа живет в своем вагоне. Город переполнен беженцами из голодающего Поволжья. За страшным неурожаем следовали эпидемии. Были случаи холеры. Беженцы занесли ее в Томск. Многие умирали от голода и болезней в это жаркое сухое лето 1921 года.
Себальд упорно работает над своим докладом правительству. Он много видел, о многом договорился. План организации колонии принимает конкретные формы.
В конце августа группа направляется в Екатеринбург (нынешний Свердловск). Здесь назначена встреча с Мартенсом.
В Екатеринбурге было много старых инженеров, которые до Октябрьской революции работали у владельца завода барона Таубе. Они все еще не теряли надежды на возвращение прежних порядков. Разговаривая с этими специалистами, Себальд сразу почувствовал их враждебность и отпор. Участие, передовых американских рабочих в хозяйственном строительстве Советской России противоречило их целям и планам.
— Только капиталистическая концессия может принести пользу. Это наше глубокое убеждение, инженер Рутгерс. Все остальное иллюзии, — доказывали они.
Но партийные и советские руководители Екатеринбурга были за Себальда и обещали ему поддержку.
Мартенс все еще не приехал, и Себальд решил, не дожидаясь его, осмотреть Надеждинский металлургический завод на Северном Урале.
Здесь запустение. Из семи доменных печей работает одна, и та на древесном угле. Цехи пусты. Заводское оборудование в беспорядке, новые машины под открытым небом. Себальд с горечью смотрит на обескровленный, полумертвый завод.
Лишь 2 сентября Мартенс приехал в Екатеринбург. В тот же день состоялось совещание. Было обсуждено множество вопросов. Мартенс согласился с проектом Себальда: богатство недр Кузнецкого бассейна должно быть использовано для промышленности Урала. Мартене еще оставался на Урале. Он обещал немедленно отправить в Москву положительный отзыв о проекте.
5 сентября группа Рутгерса вернулась в Москву. Руководитель английских профсоюзов Том Манн и многие участники Первого конгресса Профинтерна одобрили проект Себальда. В Высший Совет Народного Хозяйства направлена резолюция за многими подписями.
Через несколько дней Себальд встретился с работником СНК Горбуновым, которому были поручены переговоры с представителями американских рабочих. Переговоры начались. И вдруг, совершенно неожиданно, вместо обещанного Мартенсом положительного отзыва телеграмма: «Воздержаться решением плана Рутгерса до моего возвращения. Мартенс».
Себальд в недоумении. Что делать? Время не ждет. С Мартенсом все было согласовано, а теперь грозит задержка. 15 сентября Себальд по телефону связывается с Лениным. На следующий день он отправляет Ленину подробное письмо с ответом на все вопросы, которые задал ему Владимир Ильич, и настоятельной просьбой ускорить дело.
«Очень важно, чтобы решение было принято поскорее, так как организация должна приступить к выполнению своих функций в Сибири в начале весны, а небольшие группы должны начать подготовительные работы еще до зимы, — писал Себальд.
…Напоминаем о Вашем обещании побеседовать вскоре после получения этого письма со мной, Хейвудом и Кальвертом с тем, чтобы мы могли подробнее обосновать важность и возможность нашего плана. Ваше личное заявление в защиту плана имело бы величайшее значение для заграницы.
Было бы очень прискорбно, если бы вмешательство Совнархоза привело к ненужной волоките. Американцы требуют непосредственного подчинения Совету Труда и Обороны…
С коммунистическим приветом С. Ю. Рутгерс».
Письмо отправлено 16 сентября. 19-го Ленин встречает Рутгерса, Хейвуда и Кальверта крепким рукопожатием.
— Я хотел бы получить ответ на ряд вопросов, — говорит Ленин. — Есть ли у вас связи с солидными инженерами и техниками? Представители каких массовых организаций США будут привлечены к делу? Имеют ли американские рабочие и специалисты, на участие которых вы рассчитываете, достаточно средств, чтобы оплатить дорогу и привезти с собой оборудование и машины?
— Американская техника и русская революция — это грандиозно! — декламирует Кальверт. — Колония в Сибири — это гигантское предприятие будет иметь громадное значение для будущего советской индустрии.
Себальд нервничает. Еще несколько подобных фраз, и Ленин, возмущенный этой болтовней, не станет заниматься колонией, а без помощи Ленина колонии не бывать. Разногласия в ряде инстанций могут погубить дело.
Словно поняв тревогу Себальда, Ленин прерывает словоизвержение Кальверта и, кинув на Себальда лукавый взгляд, говорит:
— Привлечение нескольких тысяч квалифицированных и имеющих достаточный производственный опыт американских рабочих и специалистов при всяких обстоятельствах должно быть полезно для Советской России.
Себальд облегченно вздыхает. Сжато и четно он формулирует Ленину свои соображения о задачах колонии, обязательства, которые они берут на себя, перечисляет, в чем им нужна помощь Советского правительства, заверяет, что в Америке после войны есть много рабочих, обладающих достаточными средствами и желающих поехать в Советскую Россию, просит разрешения присутствовать при рассмотрении вопроса в СТО.
Беседа окончена.
Перебрасываясь короткими фразами, Себальд и его товарищи возвращаются из Кремля.
— Только бы поскорее Ленин смог заняться этим делом, — говорит Себальд.
А Ленин сразу после их ухода пишет Куйбышеву:
«19.1Х.1921 г.
т. Куйбышев!
У меня сейчас были
Рутгерс,
Кальверт
и Хейвуд,
представители группы американской рабочей колонии, желающей взять Надеждинскнй завод и ряд предприятий в Кузнецком бассейне.
Они просят, чтобы их представитель (с переводчиком) лично был в СТО в пятницу. Я думаю, это надо разрешить.
Затем обращаю Ваше внимание и прошу сообщить всем членам комиссии и подкомиссий следующее:
(1) Надеждинскнй завод, по их мнению, и экономически и технически связан с группой предприятий в Кузбассе, ибо он даст тракторы для их земледельческих хозяйств; тракторы и всякие другие сельскохозяйственные орудия для крестьян; починку машин для предприятий их группы в Кузбассе, оборудование водного транспорта, связывающего с Сибирью, и т. д.
(2) в Кузбассе они берут 12 000 десятин земли и ряд предприятий, желая создать большое и законченное экономическое целое.
(3) Просят, они всего 300 000 долларов деньгами. Иное мнение ошибка.
(4) Хотят сверх того хлеба и одежды, чтобы быстрее двинуть необходимые строительные работы тотчас, Надо-де начать этой же зимой, чтобы к весне 1922 успеть сделать.
(5) Они подчеркивают, что создадут твердую администрацию их рабочей группы; а всю группу (3000–6000 рабочих) подберут из лучших рабочих, большей частью молодых и холостых, практически изучивших соответствующее производство, живших в климатических условиях, похожих на русские (Канада или север Соединенных Штатов).
(8) Они хотят непосредственной зависимости от СТО. Нечто в роде автономного государственного треста из рабочей ассоциации.
Между прочим. Она говорят, что здесь, в «эмигрантском доме» живут 200 американских лесорабочих. Большая часть без работы. Тоскуют по работе. Отправьте-де 30 из них в Надеждинский завод и 15 в Кузбасс тотчас, дав им полное снаряжение и пищу, и они тотчас начнут постройку деревянных бараков. (А потом и все 200 поедут). Весьма просят поспешить с отправкой…
Прошу учесть все это.
Пред. СТО В. Ульянов (Ленин)».[8]
Вопрос об основании колонии должен решаться в СТО. Но ждут приезда Мартенса, и решение откладывается со дня на день. Наконец 27 сентября в Екатеринбург отправлена телеграмма:
«Передайте по телеграфу в Нижний Тагил Мартенсу, что Рутгерс настаивает на немедленном решении его дела о сдаче части Кузбасса и Надеждинского завода группе американских рабочих, мотивируя спешность необходимостью для представителя группы Кальверта выехать в Америку немедленно. Я в затруднении, ввиду Вашей просьбы отложить до Вашего приезда, ибо не хотел бы решать без Вас. Сообщите: первое, когда будете, в Москве; второе, как оцениваете по существу торопливость Рутгерса, считаете ли действительно абсолютно неотложным вынесение немедленного решения, или советуете настоять на том, чтобы Рутгерс дождался Вашего приезда. Рутгерс заявляет, что Вы с ним согласны вопреки Вашей телеграмме.
Пред. СТО Ленин».[9]
Несколько раз на заседаниях СТО обсуждается Кузбасский проект. Изменяются отдельные пункты, вносятся новые. С особым удовлетворением встречает Себальд четыре пункта, предложенные лично Лениным в проекте подписки, «которую должны дать (в случае подписания договора) Рутгерс и все его люди, до каждого рабочего включительно…
1. Мы обязуемся провести это и коллективно отвечаем за то, чтобы ехали в Россию только люди, способные и готовые сознательно вынести ряд тяжелых лишений, неизбежно связанных с восстановлением промышленности в стране, весьма отсталой и неслыханно разоренной.
2. Едущие в Россию обязуются работать с максимальным напряжением и наибольшей производительностью труда и дисциплиной, превышающими капиталистическую норму, ибо иначе опередить капитализм и даже догнать его Россия не в состоянии.
3. Обязуемся все случаи конфликтов без изъятия, какого бы рода эти конфликты ни были, передавать на окончательное решение высшей Соввласти России и добросовестно выполнять все ее решения.
4. Обязуемся не забывать крайнюю нервность голодных и измученных русских рабочих и крестьян вокруг нашего дела и всячески помогать им, чтобы создать дружные отношения, чтобы победить недоверие и зависть».[10]
Себальд уже может повторить эти пункты наизусть.
А решения все нет. И Мартенса тоже нет. Нервы Себальда напряжены до предела. Всегда сдержанный, владеющий собой, он на очередном заседании СТО разражается гневными упреками.
Ленин сразу делает все возможное, чтобы успокоить его. 30 сентября он пишет Троцкому:
«…Мы сейчас (71/2 часа вечера) постановили в СТО вызвать Мартенса не к 15.X, а немедленно (от имени СТО). Тов. Рутгерс держал в СТО речь «угрожающую» (выражаясь мягко), что-де мы ждать не хотим и не будем, вы поддаетесь саботажнику, «мы не из-за денег» работаем и т. п.
Возбуждение Рутгерса и заставило нас пойти на уступку (мы хотели подождать 15.X — день приезда Мартенса). Очень бы важно было, чтобы тов. Троцкий лично воздействовал на Рутгерса в направлении: не уезжайте! не нервничайте! дождитесь Мартенса! (Побаиваюсь, что кое-кто из окружающих Рутгерса боится и имеет основания бояться критики Мартенса.)
(Мартенс считает несолидным Кальверта. Хейвуд — только агитатор, полуанархист. Рутгерс — прекрасный товарищ, пропагандист, едва ли администратор. Такова вся руководящая тройка.)
Ленин».[11]
Об этом письме Себальд и не подозревает. Ему в голову не приходит, что Мартенс, который помнит его по Нью-Йорку как партийного работника, не знает его как администратора и инженера.
Он не знает, что на Урал уже отправлена телеграмма:
«Екатеринбург, Уралэкономсовет, Жукову
Ввиду противоречивых сведений о приезде Мартенса в Москву предлагаю вызвать его немедленно к прямому проводу и получить подтверждение его сообщения о приезде в Москву не позднее 15 октября. Ваш телеграфный ответ за подписями Мартенса и Вашей должен быть не позднее завтрашнего дня.
Предсто Ленин».[12]
В тот же день СТО поручает А. Аниксту и В. Аванесову обратиться с письмом к группе Рутгерса. Ленин просит их объяснить Ссбальду, что задержка окончательного утверждения договора вызвана исключительно необходимостью согласовать вопрос с Мартенсом, который собрал на местах разные технические езедения и сведения об отношении уральских рабочих к этому вопросу.[13]
И в тот же день после заседания СТО на Урал отправляется вторая телеграмма:
«Срочно Екатеринбург Уралпромбюро В отмену предыдущих решений и телеграфных сообщений СТО в заседании 30/IХ постановил: «Немедленно вызвать Мартенса в Москву».
Посему предписываю Мартенсу выехать немедленно и телеграфно сообщить время своего выезда.
Предсто Ленин».[14]
Мартенc приехал. Да, он действительно противник проекта Себальда.
— Наша главная цель — восстановление Урала, — убеждает он Рутгерса. — Проект Кузбасса — это дальнейшая задача. Возможно только кооперативное предприятие, в котором американские рабочие будут заинтересованы в общей прибыли, а государство — в продукции. Личная заинтересованность членов предприятия — вот конкретная основа, которая обещает технический и экономический успех. Все остальное, товарищ Рутгерс, мне кажется нереальным. Я не отрицаю значения международной солидарности, но его нельзя переоценивать.
— Наоборот, товарищ Мартенc, наоборот, — возражает Себальд. — Международная солидарность рабочего класса — это основное, решающее. Вы недооцениваете огромного пропагандистского значения предприятия. Рабочие, которые отдают свои сбережения, покупают машины, привозят инструменты, отдают свой опыт, свой труд на службу Советскому государству. Рабочие из капиталистических стран, создающие образцовое предприятие без капиталистов, без эксплуататоров, отказываются от прибыли для общего блага… Как вы не понимаете, какую притягательную силу это будет иметь для рабочих Европы и Америки!
Два уважающих друг друга человека, два инженера, два коммуниста не могут согласиться друг с другом.
Значит, Мартенc против. И председатель ВСНХ Богданов решительно против. Куйбышев, наверно, за, многие колеблются. Но Ленин — это Себальд ясно чувствует — за.
И это чувство не обманывало Себальда. Нет, Ленин не принимал безоговорочно его проект, он предлагал уменьшить сумму, которую должно предоставить Советское правительство, он хотел пополнить инициативную группу, он думал даже о том, нельзя ли уговорить американского капиталиста Хаммера финансировать группу Рутгерса, он тщательно взвешивал «за» и «против». В записке перед заседанием Политбюро, на котором должен был рассматриваться вопрос о соглашении с группой Рутгерса, Ленин писал:
«…Предлагаю сначала[15] решить в ЦК: вопрос политический. И обязано вмешаться Политбюро, ибо расход золота…
Вопрос трудный:
за: если, американцы выполнят обещанное, польза будет гигантская. Тогда не жаль 600 000 рублей золотом.
против: выполнят ли? Xейвуд — полуанархист. Больше сентиментален, чем деловит. Рутгерс — как бы не впал в левизну. Кальверт — архиговорлив. Гарантий деловых у нас нет никаких. Увлекающиеся люди, в атмосфере безработицы, наберут группу «искателей приключения», кои кончат склокой. А мы тогда теряем часть данных нами 600 000 рублей золотом…
Риск немалый.
За: Смирнов И. Н. и Максимов (уральский) — местные люди, и они за.
Против: Мартенс должен хорошо знать американцев, и он против.
Ленин».[16]
В своих «Воспоминаниях о Владимире Ильиче» А. Аникст пишет: «Владимир Ильич чрезвычайно серьезно ценил это начинание. Помимо политического международного значения, — ибо организация «Кузбасса» широко пропагандировала симпатию к Советской России, вербуя участников этого общества для поездки в Россию, — это должно было иметь производственное значение в буквальном смысле этого слова, а также чисто показательное значение».
А дело тянется и тянется от одного заседания СТО к другому. Уже изменены отдельные пункты, уже согласованы другие, Себальд гибок и настойчив. Он принимает одно, решительно отстаивает другое. Конца обсуждению не видно.
«Значит, и сегодня не будет принято решение или оно будет отрицательным, — думает Себальд. — Но я не соглашусь на кооперативное предприятие, подчиненное тысячам ведомств, зависимое от ВСНХ и местных организаций. Предприятие требует свободы…»
Дискуссия продолжается. Себальд все больше нервничает. Кто-то передает ему сложенный листок бумаги. Себальд разворачивает, читает:
«Дорогой т. Рутгерс! Не волнуйтесь, дело обстоит хорошо, я Вам гарантирую не только некоторую свободу, но и полную свободу. Ленин».[17]
Соглашение еще не подписано, но 19 октября Ленин уже пишет записку В.М. Михайлову и, прилагая к ней проект решения ЦК РКП(б)по вопросу о соглашении с группой Рутгерса, просит «пустить его поскорее вкруговую для членов Политбюро. Очень спешно».[18]
В этом проекте ЦК поручает СТО:
«1) считать соглашение с группой заключенным;
2) предложить т. Богданову немедленно изготовить и дать на подпись предСТО телеграммы с наиболее срочными распоряжениями о начале заготовки дров, леса и т. п;…
4) выдать т. Рутгерсу в субботу, 22.Х., 5000 $ [долларов]».[19]
21 октября в Сибпромбюро и Сибревком отправляется телеграмма:
«Соглашение с Рутгерсом достигнуто. Согласно договору мы обязуемся заготовить к весне 50 000 бревен для работ в Кузбассе. Примите необходимые меры для безусловного исполнения. Доносите о принятых мерах телеграфно.
Пред. Совнаркома Ленин».[20]
Еще несколько дней, и 25 октября 1921 года договор с организационной группой американских рабочих об эксплуатации ряда предприятий Кузбасса и Урала заключен.
«Совет Труда и Обороны, с одной стороны, и организационная группа американских рабочих в лице тт. Хейвуда, Рутгерса, Байера, Кальверта и Баркера, с другой стороны, заключили между собой следующий договор…»
Быстро распределяются обязанности. Хейвуд остается в Москве представителем АИК Кузбасс, Кальверт и Баркер уезжают в Нью-Йорк организовать бюро по вербовке рабочих и специалистов для колонии. Байер вместе с имеющимися в русской эмигрантской колонии американскими сезонными рабочими отправляется в Кемерово, чтобы немедленно начать строительство жилья для будущих колонистов. Себальд едет в Голландию. Отсюда он будет координировать деятельность всех членов организационной группы, руководить подготовкой к переезду колонистов и вербовать членов колонии в странах Западной Европы.
Все дела закончены. Через несколько часов отъезд. Кажется, продумано все, но Себальд неспокоен. Если бы можно было, он поехал бы в Америку сам, но въезд туда ему запрещен. Едет Кальверт.
…Кальверт. Лоб Себальда прорезает глубокая морщина. Нет, это не недоверие. Кальверт искренне увлечен идеей Кузбасса, он хочет работать. Но Себальд слишком хорошо знает его способность преувеличивать, увлекаться собственными домыслами, его недостаточное умение разбираться в людях.
Себальд вспоминает старого нью-йоркского друга, товарища по лиге Юлиуса Хеймана. «Умница, безупречно честный, трезвый и деловой — вот кого надо будет просить следить за работой бюро. Пусть он не будет его членом, но его глаз необходим. Он сумеет вовремя предупредить меня, если возникнут трудности, вовремя даст Кальверту дельный совет». Лицо Себальда проясняется.
— Бронка, пожалуйста, запиши и срочно передай. «Председателю СТО товарищу Ленину.
Прошу расширить мои полномочия и разрешить мне самостоятельно назначать и отводить членов организационного комитета до окончательного утверждения их СТО. Рутгерс».
Через два часа Куйбышеву передают записку:
«24. Х. 1921 г.
тов. Куйбышев!
Прошу Вас обсудить это с Богдановым.
Если не согласны, позвоните мне.
Я за, ибо это не есть общее полномочие, а лишь право опротестовывать личный состав «Орг. комитета»…
Ленин».
Р. S. Очень спешно, ибо Рутгерс уезжает в 5 часов».[21]
За полчаса до отъезда раздается телефонный звонок:
— Алло, товарищ Рутгерс! Говорит Куйбышев. Мы согласны с вашим предложением. Ваши полномочия утверждены. Всего хорошего, счастливого пути.
— Спасибо, товарищ Куйбышев. До свидания.
Берлин. Себальд налаживает крупные закупки для Кузбасса и, оставив Бронку в качестве своего заместителя для дальнейшей работы, уезжает в Голландию, где находится Барта с детьми.
— Что ж, Барта, скоро, значит, опять в дорогу, — говорит Себальд, когда кончилась веселая суматоха встречи. — Пожалуй, следует заранее начинать готовиться к отъезду. Едем надолго. Надо взять с собой продовольствие, одежду, обувь, многое другое. Яну придется остаться в Голландии — ему предстоят экзамены на аттестат зрелости и в институт, а Вим и Гертруда поедут с нами. Я думаю, что через несколько месяцев я закончу свою работу здесь и можно будет ехать.
— Везет же Виму! — с завистью говорят юные филателисты, жадными глазами провожая почтальона, разгружающего свою сумку у двери Себальда. Письма приходили отовсюду: из России, Германии, Бельгии. С Англией Себальд поддерживал связь через Тома Манна. Но больше всего писем было из Америки, от Юлиуса Хеймана и Кальверта. Эти письма были неутешительны.
Несколько человек из утвержденных в Москве кандидатов Американского бюро Кузбасса отпали: двоих не удалось разыскать, один американский коммунист, на которого рассчитывали, по горло занят, другой — против кузбасского плана. Есть опасение, что американская секция оргкомитета Кузбасса может попасть в руки руководителей ИРМ, которые все враждебней: относятся к Профинтерну и Коминтерну. Рабочее ядро бюро Кузбасса создать не удается. Об этом сообщал личный представитель Рутгерса Юлиус Хейман.
Вслед за его письмом пришло паническое послание Кальверта: «Руководители ИРМ начали кампанию травли против Кузбасского плана. Они требуют. возвращения Хейвуда и Байера, называя их изменниками. В бюро, кроме меня, остались лишь Баркер и Госгров. Прошу утвердить членами бюро мою жену и финского товарища Мулари», — заканчивал Кальверт.
В ответ немедленно послана телеграмма:
«Госпожа Кальверт отклонена. Мулари утвержден. Включите в. бюро еще двух коммунистов и двух технических работников. Никаких споров с руководителями ИРМ. Активнейшая пропаганда во всех доступных газетах, также буржуазных.
Рутгерс».
Себальд не ошибся, настаивая на широкой пропаганде. Идея автономной индустриальной колонии в Кузбассе сочувственно встречена американской прессой. Журнал «Нэйшн» публикует содержание договора между председателем СТО Лениным и представителями американских рабочих. Четыре пункта, внесенных Лениным, приведены дословно. В буржуазном еженедельнике «Воскресный мир» о Кузбассе рассказывает статья Шарля Вуда. В Нью-Йорке и других городах страны проводятся собрания, посвященные организации АИК Кузбасс. Тем более непонятно, что «Дейли уоркер» отрицательно относится к этому плану. «Я надеялся, что они помогут нам пропагандой, но они отказались», — пишет Хейман.
Все равно идея автономной колонии в Кузбассе уже завоевала авторитет, уже имеет своих почитателей.
Постепенно дела налаживаются. Бюро пополнено утвержденными Себальдом товарищами. Опубликован проспект АИК Кузбасса. По мнению Себальда, он слишком оптимистичен, но в основном правилен.
Решено выпускать ежемесячник «Кузбасский бюллетень».
Первый номер «Кузбасского бюллетеня», вышедшего в Нью-Йорке 22 мая 1922 года с передовой Себальда Рутгерса.
Для его первого номера Себальд пишет большую статью о будущей колонии. Он подчеркивает, что Кузбасс не уголок для мечтателей, не способ разрешить проблему безработицы в США. Тем более там не место искателям приключений или ищущим прибыли дельцам. Кузбассу нужны квалифицированные, желающие работать, самоотверженные люди, умеющие смотреть в глаза трудностям и преодолевать их.
Первый номер «Кузбасского бюллетеня» выходит в Нью-Йорке 20 мая 1922 года. С интересом встречают читатели статьи о жизни в Стране Советов. Число желающих ехать в Россию растет. «Кузбасский бюллетень» призывает к сбору денег, одежды, инструментов, медикаментов, книг для колонистов, печатает списки пожертвованного.
Себальд сообщает в Москву, что первые 150 колонистов выезжают из Нью-Йорка. Вскоре трогаются в путь будущие «аиковцы» из европейских стран. Следом выезжают и Рутгерсы, в Берлине к ним присоединяется Бронка.
В один и тот же день в конце мая 1922 года из Петрограда в Голландию были отправлены два письма.
«Дорогой Ян! Я поздравляю тебя с днем рождения и желаю много, много счастья. Мы в Петрограде. И другие из Голландии уже приехали. У нас были Нелл и Коос Фис. Много здесь и американцев. Я ела щи и попробовала маленький кусок черного хлеба. Много черного хлеба я не могу есть, у меня от него болит живот. Я ложусь спать, когда еще светло. Это белые ночи, говорит мама. Мы живем в гостинице «Астория». Здесь ужасно пахнет. Это хлор, говорит папа. Вим не дает мне писать. Целую тебя крепко. Трюс».
Второе письмо получила в Амстердаме мать Нелл Фис, жены голландского техника.
«…Пароход шел к Петрограду мимо Кронштадта. Мы все были на палубе. Трудно передать, с каким глубоким чувством мы смотрели на крепость и приближающийся город. Мы все думали о тех тяжелых боях, которые еще недавно велись здесь. Никогда не забыть, как хорош был Петроград в это светлое утро.
Около девяти часов мы вошли в гавань. У причала стоял оркестр, много молодежи, рабочие в рабочих костюмах, женщины, солдаты, матросы. Мы сначала не могли понять, почему здесь так много народу. Потом нам сказали, что это встречают нас, пассажиров «Варшавы», что петроградцы пришли приветствовать иностранных рабочих, приехавших в Россию.
Когда мы ступили на землю, раздался «Интернационал». Ты знаешь, мама, так торжественно он не звучал никогда.
А потом был митинг. Ораторы говорили, какое большое значение имеет приезд иностранных рабочих для Советской России, какое политическое значение это будет иметь для тех стран, откуда мы прибыли. Мы все чувствовали, что нас принимает первое рабочее государство в мире. И в конце митинга снова раздался «Интернационал». Мы пели его все вместе: американцы, французы, венгры, немцы, голландцы. У меня слезы стояли в глазах.
А потом прошла колонна жителей Петрограда. Они не кричали, не пели, шли молча, и по лицам этих людей можно было угадать, сколько им пришлось перешить. Мы пошли к трамваям, которые ждали нас, чтобы отвезти в город. Мы знали, что была интервенция и гражданская война, знали про неурожай и голод. Но сейчас мы своими главами увидели эти вагоны с пустыми или забитыми досками глазницами окон, увидели дома со следами войны и нужды, увидели мужчин, женщин, детей в одежде защитного цвета. И лишь сейчас мы хоть немного поняли, какое значение имеет то, что мы здесь. Эти впечатления у нас останутся навсегда.
Нас привезли в Смольный. В этом роскошном здании прежде был институт благородных девиц. Во время революции здесь был Петроградский комитет. Мы спим в больших залах. Мы обедаем в огромном зале вместе с русскими солдатами. Обед — это щи и черный хлеб. Завтра мы, вероятно, поедем дальше, для нас заказан специальный поезд. Часть едет в Екатеринбург и оттуда на Надеждинский завод, остальные в Кемерово… Ты не волнуйся за меня. Я рада, что я здесь».
Когда Себальд после полугодового отсутствия вернулся в Россию, в стране начала осуществляться новая экономическая политика. Все силы и средства были брошены на то, чтобы восстановить промышленность, облегчить жизнь обнищавших во время войны крестьян и рабочих. Но Ленин говорил, что в настоящее время невозможно ни содержать все предприятия, ни восстановить крупную промышленность целиком, что надо выделить то, что лучше оборудовано, что обещает большую производительность, большую отдачу. В первую очередь стране нужен был уголь. Договор с группой Рутгерса был поэтому крайне своевремен.
«…Несомненно, что Надеждинский завод на Урале, с одной стороны, и Кемеровские копи, с другой, являются предприятиями высокой государственной важности и поддержка их чрезвычайно необходима.
…Условия текущего хозяйственного года с особой наглядностью показывают нам, что своими собственными средствами мы не можем посягать в ближайшее время на развертывание таких крупных хозяйственных единиц, почему и весь договор с экономической точки зрения является для нас крайне целесообразным», — писал председатель Госплана Кржижановский заместителю управляющего СТО В.А. Смольянинову.
Но объем работ, предусмотренных договором с группой Рутгерса, был очень велик и требовал больших капитальных вложений, невозможных при существовавшем финансовом положении, Кржижановский предлагал:
«…Немедленно прекратить набор новых рабочих в Америке, вызвать членов правления — американцев для переговоров здесь, на месте, и переделать весь договор, задавшись гораздо более скромными целями; разработать деловую программу будет, конечно, нелегко, но все же эта задача разрешима, в особенности по отношению к Сибири, где больше всего нуждаемся в надлежащим образом подготовленных рабочих и техническом персонале».
Между тем СТО назначил своим представителем в правлении АИК Кузбасс вернувшегося из Америки русского В.С. Шатова. После Октября он отказался от своих анархистских заблуждений и отдался делу революции. Себальд, приехав из Петрограда в Москву, поспешил встретиться с ним.
Из разговора с Шатовым становится ясным, что прежниг договор нужно переделать и присутствие Себальда для этого необходимо.
А из Кемерова поступают тревожные сообщения о спорах, серьезных конфликтах между американскими сезонными рабочими и местными руководителями Кузбасстреста. Необходимо немедленное вмешательство. В начале июня Хейвуд выезжает в Кемерово Себальд остается в Москве, чтобы закончит работу над изменением договора.
7 июня Шатов представляет доклад СТО:
«Положение Кузбасса (группа Рутгерса) следующее: американские рабочие начали прибывать в Россию отдельными партиями…
Все прибывающие рабочие снабжены продовольствием на год, инструментом и одеждой. Кроме того, первая партия привезла с собой трактор, семена и проч., а очередная партия привезет с собою, помимо горного инструмента для Кемеровских копей, еще 3 трактора…
После отъезда первой партии рабочих мы приступили к реализации полученных в свое время смет на постройку жилья в Сибири и обработку 3000 дес[ятин] земли…
Тем временем Концессионный комитет ВСНХ разработал проект дополнительного соглашения с колонией, и теперь остается только согласовать его с Рутгерсом. В общем и целом тов. Рутгерс, оставаясь на почве основного договора, согласен внести в него определенные коррективы и уточнения…
Учитывая все трудности перенятия предприятий Кемеровского района в условиях нашей новой экономической политики, тт. Рутгерс и Хейвуд склоняются к мысли о необходимости оставления этих предприятий в руках нынешней администрации с тем, однако, чтобы переход их в ведение колонии осуществился не позже начала следующего операционного года, т. е. к 1 октября с.г. До этого срока американские рабочие будут частично заняты постройкой жилья и подготовительной работой на ферме, а остальные должны будут начать работать под началом нынешней администрации, пополненной представителем колонистов…»
Через несколько недель предварительный проект нового договора закончен. На Волхонке, в московской штаб-квартире, как ее называет новый управляющий делами АИК Кузбасс Борис Фут, облегченно вздыхают: «Теперь как будто все!»
На следующий день Себальд уехал в Петроград, за Бартой и детьми.
Месяц, который Себальд провел в Москве, Барта не потеряла даром. Перебравшись из «Астории» в детский дом в Царском Селе, она старательно учила воспитательниц детдома английскому и немецкому и сама с увлечением занималась русским. Вим и Гертруда не отставали от нее. Теперь, разговаривая с отцом, они с гордостью вставляли в голландскую речь русские слова и фразы.
— Ну, ну, — посмеивался Себальд. — Если такая энергия и темпы будут у всех колонистов, успех обеспечен.
Снова к транссибирскому экспрессу прицеплен специальный вагон. Председатель правления АИК Кузбасс с семьей и секретарем Бронкой едет к месту своей работы. Медленно тянутся дни. Долгие остановки на вокзалах. Печально и робко смотрит Гертруда на снующих вдоль поезда маленьких оборванцев, на их нарочито нахальные лица и грустные глаза. В ее русский лексикон входит новое слово — «беспризорник».
Поезд идет и идет. Наконец-то Екатеринбург. Здесь Себальд решает сделать остановку, чтобы посетить Надеждинский завод. Год назад он видел его полумертвым. Сейчас вместо одной домны работают три. Ожили прокатный цех и литейная, теплым запахом смолистой стружки встречает столярная мастерская. Несколько жилых домов ждут новых поселенцев.
Полгода назад прислали сюда группу иностранных рабочих, уже находившихся в России. Около двух месяцев назад приехали первые рабочие Автономной индустриальной колонии — «аиковцы». Сейчас здесь около 70 колонистов, а как изменился завод!
Оказалось, что завод был не так разрушен, как думали сначала. Половина оборудования, валявшегося под открытым небом, не была безнадежно испорчена. Его чистили, приводили в порядок, ремонтировали. Лишь десятая часть была совершенно погублена. Но рабочие могли бы сделать гораздо больше, если бы инженеры не мешали им на каждом шагу.
Колонисты быстро нашли общий язык с местными рабочими. Особенно сдружились с ними два француза, Гайер и Форже. Они учили своих новых товарищей прогрессивным методам труда, рационализации работ.
Мало-помалу русские и иностранные рабочие вместе преодолевали скрытое хитрое противодействие администрации, целиком состоящей из прежних специалистов. Эти люди до сих пор оставались верны своему прежнему шефу, бывшему владельцу завода барону Таубе. С бессильной яростью смотрели они, как постепенно оживает завод под руками «этих полуголодных пролетариев и примчавшихся к ним на помощь иностранных рабочих».
Себальд сумел дать энергичный отпор приверженцам Таубе — у него были не только полномочия, но и солидные инженерные знания. Попытки специалистов доказать невозможность той или иной работы разбивались о них.
— А если будут новые вопросы, которые мы сейчас не можем обсудить, вы решите их с нашими специалистами, которые скоро приедут, — невозмутимо добавлял Себальд.
Саботажники поняли, что их независимому положению наступает конец. Единственное, что им оставалось, — доложить о грозящей опасности своему бывшему хозяину. Через несколько дней после приезда Себальда два ведущих инженера отправились в Екатеринбург к Таубе.
— Что нам делать? Это неслыханно. Современная наука и техника идут на службу к коммунистам.
Угощая своих приближенных крепким чаем, Таубе спокойно объяснял им, какая тактика теперь нужна, чтобы обломать крылья проклятому голландцу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.