Вместо эпилога. Mañana

Вместо эпилога. Ma?ana

О более удачном начале нового года мы и не мечтали, и когда покатились январские недели, были рады оставить треволнения того первого, непростого декабря позади. Хорошее с большим запасом перекрыло плохое, и хотя старый дом устроил нам ряд в высшей степени неприятных сюрпризов, мы считали, что все-таки довольно неплохо справились с проблемами, встававшими на нашем пути. Мы сдали вступительные экзамены и теперь верили, что наконец-то можем называть «Кас-Майорал» своим настоящим домом.

Даже припозднившаяся перевозка вещей из Великобритании в конце концов свершилась, пусть и не совсем так, как ожидалось. Мебельный фургон в своем эпическом путешествии пересек два моря и половину Европы, но на последнем участке пути выяснилось, что он слишком длинный, чтобы преодолеть маленький мост в деревню. И поэтому нам пришлось собрать все доступные в окрестностях мини-средства транспортировки, начиная от своего собственного мотоблока и заканчивая ослиной повозкой Пепа. Дополнив этот парк соседскими тачками и ручными тележками, мы перетаскивали прибывшие вещи, предмет за предметом, от моста к дому, и эта последняя миля показалась нам неимоверно длинной. Вдобавок к концу того дня среди местного населения не осталось никого, кто бы не сумел составить мнения относительно качества и количества предметов обихода нашей семьи.

Несмотря на явно оказавшиеся преждевременными опасения родителей, Чарли нырнул в новую школьную жизнь, как утка в воду. Привлекательность «униформы» в виде футболки, джинсов и кроссовок перевесила все социальные или академические проблемы, которые мы предвидели на этапе адаптации. И вскоре наш младший сын заговорил с тем тягучим акцентом, который каким-то загадочным образом приобретается детьми всех национальностей, когда они собираются вместе в международных школах. Даже его неугасимая любовь к футболу вскоре сменилась страстью – кто бы мог подумать – к баскетболу, хотя раньше Чарли считал его игрой «только для девчонок». Лично мне такая перемена во взглядах была в высшей степени на руку: повесить кольцо на задней стене дома все-таки гораздо проще, чем пытаться соорудить футбольное поле в апельсиновой роще. А когда Чарли познакомился с другими детьми из деревни, удовольствие, которое в таком климате и среди таких природных условий мальчишки получают от пребывания на открытом воздухе, привело к тому, что его возлюбленный телевизор вскоре тоже оказался позабыт.

– Все равно по этому ящику не показывают ничего приличного, – таков был окончательный вердикт Чарли.

Сэнди, благодаря содействию местного Марадоны, был-таки принят в маленькую футбольную команду «Ла реал», и в результате ежевечерних тренировок обзавелся множеством новых друзей и стал бегло говорить по-испански – хотя не весь его словарный запас можно считать приемлемым в приличном обществе. Первое увлечение Сэнди маленьким трактором «Барбьери» так никогда и не переросло в настоящий роман. Когда с удлинением светового дня повысилась температура, выросло и раздражение Сэнди от того, что приходится постоянно таскаться по полям за мелкорослой железной лошадью, одновременно увиливая от раскидистых цепких веток. Не раз и не два я замечал, как старший сын уныло смотрит на низенький пыхтящий мотоблок, а потом переводит тоскливый взгляд на самолет, набирающий высоту на пути из аэропорта Пальмы – возможно, в Шотландию, где в полях нет фруктовых деревьев и где достаточно места для того, чтобы работать на настоящих тракторах.

Мы с Элли постепенно привыкли к новому распорядку дня, включавшему сбор апельсинов и лимонов, переноску одноногих треугольных лестниц от дерева к дереву в ласковом сиянии зимнего солнца и наполнение ящика за ящиком до тех пор, пока мы не выполним дневной заказ Херонимо. Мы учились фруктовому бизнесу poco a poco, но хотя Херонимо всегда щедро платил нам самую высокую оптовую цену, довольно быстро поняли, что садоводство в таком масштабе никогда не станет прибыльным занятием: ведь мы получали за килограмм примерно столько же, сколько в Британии стоит один апельсин. С другой стороны, выяснилось, что на Майорке и не нужно много денег, чтобы сводить концы с концами и жить в свое удовольствие.

Немало подсказок относительно того, как можно сэкономить деньги, мы получили от Джорди. Он действительно оказался экспертом практически во всех сферах местной жизни, которые нас интересовали. Оказывается, у него была своя маленькая finca под названием «Кол-д’Андричол» – пара узких bancales земли на склонах. Ну а поскольку Джорди располагал весьма ограниченными средствами и мало что имел за душой – разве что старый мотоцикл, нескольких коз и ветхий мотоблок, – эффективные методы ведения фермерского хозяйства были для него не просто важны, но жизненно важны. Он охотно делился с нами своим опытом, причем делал это абсолютно бескорыстно. Джорди было вполне достаточно того, что в рыночные дни, когда мы с ним встречались перед баром «Нуэво» в Андраче, чтобы выпить на солнышке пива, он мог предаваться своему любимому хобби – ругаться на английском языке.

А что же с котами и собаками Ферреров? Мы свято блюли свое обещание: то есть с понедельника по четверг регулярно наполняли едой батарею мисок перед casita соседей. Правда, мы отказались от приготовления тошнотворного варева из куриных обрезков, приносимых Франсиской, и, за неимением в числе друзей мясника-филантропа, который был бы готов обеспечивать нас бесплатными отходами, вместо этого стали покупать специальные собачьи сосиски в дополнение к молотому рису сеньоры Феррер и той еде, которую могли уделить братьям нашим меньшим с собственного стола. Эта диета благотворно сказывалась на животных, однако я по сей день гадаю, не были ли те головы и лапы, принесенные Франсиской в один из первых наших дней на острове, элементарной хитростью, уловкой, направленной на то, чтобы дикой вонью вынудить новых соседей закупать провизию для ее питомцев за свой счет. Так или иначе, но заставить бедных кошек и собак страдать от голода из-за вероломства их хозяйки мы не могли.

Наши заботы о благополучии животных были вознаграждены Робином и Мэриан, которые в конце концов снизошли до того, чтобы почтить нас время от времени своим обществом, и порой даже садились к нам на колени, когда мы с Элли делали перерывы в сборе фруктов, – особенно если полагали, что им перепадет что-нибудь вкусненькое. Но эти визиты вежливости резко прекращались, как только в пятницу вечером прибывали Томас и Франсиска. Робин и Мэриан приветствовали их заливистым лаем и потом на протяжении всего уик-энда демонстративно не глядели в нашу сторону, даже если мы проходили в нескольких дюймах от них.

Что же касается кошек, то они жили сами по себе и полностью игнорировали новых обитателей фермы, если не считать раздраженного мяуканья и шипения, встречающего нас, когда мы приходили их кормить. Этим зверям явно не нравилось наше присутствие здесь, и, в отличие от собак, которые с понедельника по пятницу удостаивали нас разрешения погладить их по голове и пощекотать за ушком (вероятно, то была своего рода страховка на случай, если однажды их настоящие хозяева не вернутся), безродные кошаки на подобные уступки принципиально не шли. Они нас на дух не переносили, и, невзирая на огромное количество «кис-кис-кис, котик» и прочих миротворческих мер, изменить ситуацию до сих пор не удалось. Что ж, пусть пока будет так. Наш день еще придет.

Отношения с Феррерами сами собой свелись к вежливым кивкам мимоходом, краткому обмену мнениями по поводу тракторов и деревьев с Томасом через забор и нескольким охам и ахам по поводу погоды с Франсиской, когда она приходила к нам с пакетами дробленого риса – а точнее, чтобы снова сунуть свой любопытный нос в дом, как выразилась Элли.

Las calmas de enero – период тихой, почти летней погоды, которая неизменно случается на острове в январе, возвестил окончание зимы (хотя у меня до сих пор язык не поворачивается называть этим ужасным словом самое благодатное и приятное из времен года на Майорке). Буквально за несколько дней окрестности замела поземка цветущего миндаля. Изящные белые и нежно-розовые цветочки украсили ветки еще до появления листьев и напомнили нам о самом первом дне на «Кас-Майорал», когда редкий в этих местах снег облепил ветви и сучья тех же самых корявых деревьев и накрыл долину волшебной белой мантией.

Нам уже казалось, что это было невообразимо давно, и мы начали понимать, что течение времени здесь, посреди неторопливого покоя майорканской сельской жизни, лучше мерить не стрелками часов или страницами календаря, а медленно меняющимся ликом природы.

Я поделился этим наблюдением с Элли одним теплым весенним вечером, когда мы сидели на двух шатких стульях на террасе у старого колодца, попивая вино и глядя на звезды через лиственный навес вьющейся виноградной лозы. Из-за деревьев со стороны torrente, убаюкивая напоенный цитрусовыми ароматами воздух перед наступлением средиземноморской ночи, плыли звуки сонного хора стрекочущих кузнечиков и ленивого кваканья влюбленной лягушки.

– А знаешь, что я думаю? – проговорила Элли. – По-моему, ты уже научился тому, как быть tranquilo. И я очень рада. Это… это замечательно.

Я откинулся на спинку старого стула, вкушая теплое спокойствие дремлющей долины и дивясь немому величию темных гор, вырисовывающихся на фоне глубокой бархатной синевы неба.

Уже недалек тот день, когда приятель старого Жауме, maestro садов Пепе, явится к нам, чтобы применить свою столь нужную нам магию к нашим деревьям. И хотя нам, безусловно, предстояло приобрести еще множество новых умений и навыков, прежде чем маленькая ферма возродит свою былую славу, мы были готовы принять вызов. Жауме говорил, что весной все будет выглядеть лучше, и теперь с каждым днем я все охотнее соглашался с его мнением. Кто знает, может, завтра я пойду и куплю свинью, хотя бы для того только, чтобы порадовать старую Марию Бауса. А заодно и нескольких кур… Я подумаю об этом… ma?ana.

И только я это решил, как из своего укрытия где-то в глубине залитой лунным светом апельсиновой рощи подал голос соловей, и его серебряная песнь полилась водопадами трелей и беспечных крещендо, добавляя бесценный заключительный мазок к этой чарующей сцене.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.