Главное — упорные тренировки
Главное — упорные тренировки
Мне четыре года.
Я уже давным-давно живу в Москве с тетей. Хожу в детский сад. Читаю книжки. Думаю о взрослой жизни.
Дело в том, что у всех взрослых один вопрос к ребенку:
— Ну, и кем же ты будешь, когда вырастешь?
В моем случае начинается чуть-чуть иначе. Из-за кудрей. Кудри редкость. И я их не люблю. Их расчесывать трудно после того, как голову вымоют. И кудри — это некрасиво, неаккуратно, не как у всех. Так мне не раз Лидия Ивановна говорит. Воспитательница. Другие не ругаются. А эта — очень строгая. Любит, чтобы все было правильно. А у меня неправильно. Вот она и страдает со мной…
Когда чужие видят меня на улице, они сразу, будто сговорившись, начинают свою песню:
— Ой, какое чудо! Ой, какая кудрявенькая!
Издеваются надо мной, ясное дело.
Тетя очень пугается, когда начинаются эти восклицания по поводу кудрей. Она тихо, как бы про себя, но мне-то слышно, говорит:
— Соль вам в глаза…
Я у нее спрашиваю:
— Танюсенька, зачем им соль в глаза?
Она туманно отвечает:
— Очень много злых глаз…
Ну, понятно… Людям не нравятся мои кудри. Я их злю. А Танюсенька переживает за меня. Ей жалко, что я такая уродилась на белый свет… Она меня любит и бережет.
Зря она боится! Совершенно напрасно!
Потому что я-то знаю, кем буду, когда вырасту. Это моя тайна. Никому не говорю, даже ей.
На глупые вопросы взрослых отвечаю каждый раз по-разному. Первое, что попадется. Например, милиционером (вон он прошел в сапогах, с палкой полосатой — будет командовать движением машин). Еще можно сказать, что газировку буду продавать, как та толстая румяная тетя в белом фартуке… Еще — воспитательницей…
Это все пустое. Полная чушь. Чтобы отстали и можно было бы думать о своем. Думать и тренироваться.
Потому что я буду не милиционером или воспитательницей, Боже упаси!
Я буду героем войны!
Их очень много вокруг, героев. Вот идет человек с палочкой и в черных круглых очках. Ему все дорогу дают. Потому что он слепой! Он на фронте потерял зрение. Он — герой!
Есть люди без одной руки. Тогда пустой рукав пиджака засунут в карман. Это тоже герои. Они на фронте потеряли свои руки. Но живут, не плачут. Работают. Ни на что не жалуются. Они — герои.
И те инвалиды, которых в Москве мало, но, пока жила с мамой и папой, видела каждый день. Те, которые совсем без ног. На маленьких тележках. Они двигаются, отталкиваясь от земли руками… Бедненькие. Это все тоже война… Война повсюду…
Она была давно. Кончилась, когда меня на свете не было. Но она — вот… Рядом. И все время говорят о новой войне. Что и как будет, когда она начнется.
Не если начнется… Тут было бы предположение… А когда! Значит — точно начнется, вопрос лишь во времени.
Мои тетечки к войнам привыкли. Войны им очень не нравятся, но от них не зависит… Так они мне говорят… Ну, они уже старенькие… А я полна сил, молода… Начнется война — буду их защищать. А кому еще?
Картина такая. Кудри состригаю напрочь. Наконец-то! Делаюсь настоящий солдат-герой. Никто не будет своими злыми глазами на меня смотреть и сюсюкать: «Ой ты какая кудряшечка!»
И Лидия Ивановна одобрит и наконец-то полюбит меня. Поймет, что я тоже за дисциплину и за порядок.
В общем, пойду на фронт. Каждый день стану совершать подвиги, бросаться в самое пекло, защищать собой товарищей по оружию. А каждый вечер, после боя, будем петь песни. У костра. Я больше всего люблю «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!».
Танюсенька говорила, что во время войны эта песня была как наш гимн. И по радио в шесть утра сначала звучала эта песня. И люди шли работать для победы.
Мы, солдаты следующей войны, тоже будем петь эту песню. И утром, и вечером…
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война!
Я всегда очень волнуюсь из-за слов… Слова стихов меня тревожат. Я не боюсь чужой ругани. Вообще ничего не боюсь. Но плачу из-за сильных слов… А ведь нельзя!
Герои не плачут…
А потом я совершу самый гордый подвиг. И стану, как эти настоящие герои войны. Как тот, что без глаз, например. Он так уверенно шел со своей палочкой.
Тетечка сказала:
— Научился жить без глаз. Человек ко всему привыкает. Жизнь…
И я решаю, что зря трачу время на прогулки просто так. Время — самое ценное, что есть у человека! Так говорит мне Танюсенька. Его, время, надо расходовать с толком. Не тратить зря. Учиться надо чему-то, что потом пригодится.
Она права!
Я начинаю учиться ходить с закрытыми глазами. Мне это пригодится, когда я, герой войны, вернусь к мирной жизни.
Сначала все легко.
Несколько прогулок мы идем за руку с тетечкой. Я с закрытыми глазами. Она ничего не замечает. Здоровается с кем-то. Идет, разговаривает. Я иду и горжусь. Стараюсь сделать страдальческое, скорбное лицо. Чтобы прохожие понимали и сочувствовали. Идет девочка-герой. Может, она уже с войны… Кто знает… Всякое в жизни бывает.
Я тренируюсь и дома. Хожу, ощупываю предметы. Тетечка спрашивает:
— Ты, Галенька, в жмурки сама с собой играешь?
Я ее не разубеждаю. Узнает потом, какие жмурки…
Через несколько дней мне становится скучно ходить за руку с закрытыми глазами. Ничего тут такого особенного нет. Иду и не вижу ничего. Все пропускаю. Надо усложнять. Я упертая. Если что решила, буду добиваться… Это я о себе слышала. И это правда. Значит, что?
Значит, надо идти с закрытыми глазами, одной, по кромке тротуара.
У меня получается. Но очень недолго. Танюсенька пугается:
— Что ты! Что ты! Там же машины! Собьют!
Она не понимает, что имеет дело с практически сложившимся героем войны. Какие машины могут быть герою помехой?
Еще несколько прогулок. Попытки пройти по бордюру. Тренировки в детском саду, в скверике. Воспитательнице плевать, когда я шмякаюсь, споткнувшись о корни деревьев. Главное, чтоб все были на глазах. А я все хожу и хожу…
Наступают выходные.
Самое время попробовать, чему научилась за неделю. Мы опять идем гулять по Садовой Кудринской. Тетя останавливается поговорить со знакомой. Я тихонечко высвобождаю руку. Сейчас посмотрим… (Сказал слепой глухому — это моя реплика уже из нашего с вами времени))))
Я гордо иду по бордюру. Глаза закрыты. Лицо героически-скорбное.
— Ай! Ты опять!!!
Я даже не успеваю открыть глаза! Оступаюсь, подворачиваю ногу, падаю.
— Я же тебя просила, деточка моя, не отходить… Видишь, что случилось!
Случилось чудо! Случился подвиг!
Я теперь — раненый герой! Я не могу встать на ногу — больно.
Ура!!!
Тетя несет меня в Филатовскую больницу: она тут, напротив места нашей прогулки.
Старенький врач с седой бородкой осматривает мою ногу. Нога опухла. Я счастлива. Все всерьез.
— Ну, герой! — хвалит меня доктор.
Да! Я добилась! Я — уже — герой!!! Внутренне я ликую. Но дедушке-врачу всем своим обликом показываю страдание. А то вдруг скажет — ничего страшного… А мне надо… Мне надо…
— До свадьбы заживет, — произносит доктор. — А сейчас — тугую повязку. И минимальные нагрузки на ножку.
Тугую повязку! Вот оно — счастье! Вот теперь — все! Теперь все увидят — я совершила подвиг. Уже! Я герой!
Свершилось!
Мы идем домой. Тетя пыталась меня нести на руках, но я сказала, что вполне могу сама. Нога побаливает, но только чуточку. Я хромаю.
Мне хорошо!!!
Я знаю — если долго тренироваться, любая мечта исполнится!
Терпение и труд все перетрут. Так мне Танюся повторяет.
И так оно и есть.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.