«Летний сезон»

«Летний сезон»

«Летний сезон» — картина, поставленная по мотивам пьесы «Пора кукушки» Артура Лоренца. Мне позвонили и сказали, что снимать ее будет Дэвид Лин. Не соглашусь ли я… Можно не продолжать.

Естественно, мне приятно будет сыграть в любом фильме режиссера Дэвида Лина.

Итак, я дала свое согласие. Съемки намечали провести в Венеции. И Констанс Колье, моя подружка, и Филлис Уилбурн, ее секретарша, собирались поехать вместе со мной. Спенсеру предстояли съемки во французских Альпах в фильме «Гора», так что все складывалось как нельзя удачно. Он был занят — я была занята.

Мы приехали в Венецию и сразу — в «Гранд-отель». Там нужно было купить костюмы. На том же острове, где располагалась студия — Мурано, — я нашла дом. При нем имелись теннисный корт и бассейн. Я подумала: «Боже, как здорово!» Мы поселились там. Но нас ждало полное разочарование. Бедные Констанс и Филлис были напрочь лишены всех тех удобств, без которых они не могли обходиться в Венеции. Постели все без исключения хранили следы бывших постояльцев. Лестница была крутой, узкой, вместо перил — слабо натянутые веревки. Поскольку Констанс была близорукой и ходила несколько неуверенно, это пугало ее. Пройти по лестнице быстро было невозможно.

Констанс и Филлис знали буквально всех там, где появлялись, и вообще привыкли к открытому образу жизни. Когда же я привезла их на этот странный остров, они оказались отрезанными — образно говоря — от всякой жизни вообще. Нужно было быть абсолютно непрактичным человеком, чтобы поселиться в таком отдалении от Венеции. Не знаю, как я могла так опростоволоситься. Как бы там ни было, спустя двадцать четыре часа я быстро нашла пристанище, столь же замечательное, сколь гнусным было наше первое.

Квартира находилась на Большом канале, почти против Гритти. Она была роскошно меблирована, на двух уровнях, три спальни, три ванные комнаты. Комнаты находились на третьем и четвертом этажах, кроме того, имелся красивый садик на берегу реки и замечательный обслуживающий персонал: повар, дворецкий, служанка. В нашем распоряжении была своя собственная гондола.

Дэвид жил в Гритти — работал над сценарием. Он выбросил из него все, за исключением основной линии — судьбы безумно одинокой секретарши, которая встречает наконец Россано Брацци, а потом отпускает его в Соединенные Штаты. Это была история некой секретарши, которая проводит свой отпуск в Венеции. Пьеса Артура Лоренца под пером Дэвида Лина и его друга, сценариста Бейтса, превратилась в киносценарий. Я не помню, кто получил авторский гонорар, но Дэвид постоянно вмешивался в содержание и отбрасывал все, что не интересовало ЕГО, так что этот фильм скорее можно назвать «Дэвид в Венеции». История человека, не очень-то разбирающегося в знаменитых на весь мир достопримечательностях, но всей душой воспринимающего красоту и атмосферу этого замечательного города, в котором он проводит три недели своего отпуска, и история его любви, а потом отъезд на поезде.

История эта была рассказана с подкупающей простотой — на улицах, на площади Сан-Марко. Мы снимали в узких — всего в два-три метра шириной — улочках. Время, когда в них заглядывало солнце, исчислялось минутами. Роль была эмоционально насыщенной, и, скажу честно, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы сыграть так, как того хотел Дэвид. Но эта работа доставила мне истинное наслаждение. Бесподобной была и выбранная им музыка.

Работать с Дэвидом было одно удовольствие. Это был очень основательный, простой и искренний человек. Он рассказал историю — кусочек понятной нам жизни. Во всех ее нюансах. Он запечатлел то, что видел внутренним зрением его ум. Это совершенно необыкновенный дар. Мне казалось, что Дэвид прямо-таки пропитан Венецией. Она была — его. У него дар истинного фотографа, а его мыслям была присуща описательность: снятые им кадры рассказывают историю. Дэвид обладал способностью к сверхсосредоточенности. Это производило на меня очень глубокое впечатление, к тому же он принадлежал к когорте тех наиболее интересных режиссеров, с которыми я когда-либо работала. Прежде чем начать работать в паре с Ноэлем Коуардом в качестве сорежиссера на картине «Кавалькада», он много лет проработал монтажером. Он выжимал из каждого актера некое определенное искомое, чтобы сложить все это найденное, получить то, что он изначально видел своим внутренним зрением. Поэтому фильмы Дэвида Лина отличаются невероятной цельностью. Он рисует их, а они — его.

Разве я не везучая, что мне удалось сняться у него?

Для Дэвида не существовало определенных трудностей. Ноэль Уиллман работал у него в «Докторе Живаго». Предстояло отснять кадр с кавалерийскими офицерами числом примерно в три сотни, которые проезжают верхами по полю. Дэвид глядел на поле, просто молча и сосредоточенно наблюдая.

Наконец обернулся к ассистенту: «Скучно… Мне кажется, надо, чтобы это было поле красных маков. Мы засадим все поле красными маками. Отошлите кавалерию домой. Позвоните тому парню на углу, что за гостиницей…» Операция заняла у них три дня. Появилось маковое поле. Это было невероятно зрелищно.

Поистине сумасшедшим был поиск красных бокалов для картины «Летний сезон». Наконец ему раздобыли хрустальные кубки шести чуть отличных друг от друга тонов, благодаря чему он добился-таки того, что задумал.

Но когда ставилась последняя точка, этот человек испытывал истинно глубокое удовлетворение, ибо он сделал для дела все, что мог. Совершенство — вот то, к чему всегда стремился Дэвид.