Что позволено Юпитеру, то не положено быку
Что позволено Юпитеру, то не положено быку
Здание яковлевского конструкторского бюро было поистине украшением Ленинградского проспекта столицы. Строгий фасад – светлого кирпича стена с большими окнами – был окружен невысоким решетчатым забором, за которым протянулись, строго по линеечке, шеренги белых березок и боярышника. Александр Яковлевич Березняк, главный конструктор ракетного ОКБ «Радуга», с удовлетворением окинул взором все это великолепие и еще раз вспомнил о том, что вокруг имени Яковлева в авиапроме роились разные слухи, но в одном все были едины – с чувством вкуса, с чувством пропорций, с выбором цвета у Яковлева все в порядке, он был непревзойденным дизайнером, как сказали бы сейчас.
Судьба Березняка сложилась так, что он, находясь вроде бы и недалеко от Москвы – 140 километров до Дубны, какое там расстояние! – жил в некотором отстранении от московских слухов и не очень стремился к их обсуждениям. У него было свое конструкторское бюро, роль которого становилась все более значимой, потому что это бюро делало крылатые ракеты, и конструкторы самолетов – с некоторым трудом! – приходили к осознанию того факта, что все их прекрасные самолеты со скоростью, «потолком», локаторными антеннами и прочим все более превращались в летающие платформы, оснащенные невероятной мощности ракетами, обладающими скоростью в 5–6 раз превышающей скорость звука, оборудованными бортовыми ЭВМ, ракетами неуловимыми и неловимыми. Все чаще перед экипажами этих прекрасных самолетов ставилась задача дойти до порога видимости вражеского локатора, обнаружить цель, пустить в ее сторону «умную» ракету и срочно поворачивать назад – ракета сама найдет цель и выполнит задачу. Для летчиков был даже сформирован принцип: «пустил – и забыл». Теперь перед конструкторами боевых машин после главного вопроса «какой двигатель будет стоять на моем самолете» стоял едва ли не столь же важный: «чем будет вооружен мой самолет»?
Яковлев не зря пригласил к себе дубненского ракетчика. Его «изделия» уже обрели славу не только у нас с стране, но и за рубежом.
Березняк Александр Яковлевич (1912–1974) – авиаконструктор. Участник создания БИ – первого отечественного самолета с жидкостным ракетным двигателем (1942). В 1951 г. на заводе № 1 (п. Иваньково, впоследствии г. Дубна) организуется филиал ОКБ-155 для создание крылатых ракет. Начальником этого филиала и заместителем главного конструктора назначается А.Я. Березняк. Позже он становится главным конструктором МКБ «Радуга». Под его руководством разработан ряд образцов ракетной техники. Лауреат Ленинской и Государственной премий СССР.
Накануне поездки в Москву Березняк обзвонил всех друзей с просьбой найти ему недавно вышедшую в Политиздате книгу А.С. Яковлева «Цель жизни», сразу ставшую необычайно популярной не только в среде авиастроителей – в ней, разумеется, особенно. Свой экземпляр восхищенный книгой Березняк кому-то отдал, а ехать в гости к автору книги и не получить автографа было как-то, по его понятиям, неправильно, и только перед самым выездом в Москву старый друг Елецкий принес, пожертвовал, как он говорил.
…Подтянутый вахтер, проверив документы, козырнул и сказал: «Велено сопроводить» и повел Березняка по широченной лестнице на второй этаж до дверей кабинета.
Александр Сергеевич был само радушие. Он провел гостя по светлым залам, в которых – строго по линеечке – стояли кульманы конструкторов, за ними в белых халатах сосредоточенно трудились люди, показал лаборатории, провел в маленький музей и наконец ввел в какой-то роскошный зал, и Березняк несколько растерялся, не понимая, что это такое. У дальней стены потрескивал поленьями камин, облицованный зеленым малахитом, у камина стояли глубокие кожаные кресла, освещенные зеленым же светом диковинного торшера.
Над небольшим, но очень стильным (как и все в комнате) письменным столом висел большой фотографический снимок, на котором был изображен Сталин в окружении молодых авиаторов. Одному из счастливо улыбающихся ребят Сталин положил руку на плечо. То был молодой конструктор Александр Яковлев.
– Это мои апартаменты, – с видимым удовольствием сказал Яковлев, наблюдая за реакцией гостя.
– В каком смысле? – все еще не пришел в себя гость.
– В самом прямом. Это моя жилая зона в ОКБ. Квартира, то есть. Там, где мы находимся, рабочий кабинет, вон та дверь – в столовую. Вот – в спальню. Разумеется, кухня, ванная. Но это все детали, – отмахнулся, как от чего-то несущественного хозяин. – Располагайтесь, Александр Яковлевич.
Утонув в мягком уюте огромного кресла, Березняк, тем не менее, почувствовал себя не очень уютно: вести деловые разговоры о ракетах, о сверхзвуке, о локаторах, поглядывая на плящущие языки пламени, как-то было не вполне удобно, но Яковлев, похоже, пока не собирался переходить к делу. Налив чего-то янтарного из пузатой бутылки заграничного вида в крошечные лафитнички, Яковлев сказал, грея напиток в ладонях:
– У вас в руках, я вижу, моя книжечка. Удалось почитать?
– Да, конечно. И с огромным удовольствием прочитал. Очень мне понравилось. Подпишите, пожалуйста, ее мне, Александр Сергеевич, – Березняк поднялся с кресла с намерением в него уже больше не садиться, уж больно глубоким и мягким оно было.
– Меня Хрущев, помнится, покритиковал за эту книгу, – сказал Яковлев, отвинчивая колпачок красивой ручки. – Самолеты надо строить, сказал он, а вы книжечки пишете. Я думаю, ему глава про Сталина не понравилась. А я написал все то, что было… Вот, пожалуйста, ваш экземпляр. С автографом. Ну, а теперь давайте о деле поговорим.
Яковлев сел за стол, и Березняк с удовольствием сел напротив хозяина. На стул.
Александр Сергеевич надел очки и раскрыл заранее приготовленную папку:
– Я много слышал про вас, Александр Яковлевич, а вот работать нам вместе над каким-то проектом не приходилось.
– Как не приходилось, приходилось, – засмеялся Березняк.
– Это когда же? – Яковлев снял очки и весь обратился в слух.
– В сорок первом году.
Густые брови Яковлева поползли вверх:
– Не понял!
– Вы, будучи замнаркома, остановили испытания нашего БИ-1, когда мы привезли его на аэродром в ЛИИ.
– Что-то припоминаю, – сказал Яковлев, и по глазам его было видно, что как раз он ничего и не припоминает.
– Мы тогда кипятились от негодования, что замнаркома, не разобравшись в сути дела, остановил испытания, но теперь я хочу сказать вам спасибо за это. Вы приказали продуть наш самолет в цаговской трубе и только после этого решать вопрос о возможности допуска его к полетам. Что было совершенно правильно – сырой самолет был. Помнится, тогда молодой еще аэродинамик Бюшгенс его просчитал, на многое нам раскрыл глаза. Так что опыт сотрудничества у нас есть.
– Вот теперь все вспомнил, – рассмеялся Яковлев. – Ну, что ж, нам еще легче будет работать, если у нас столь давнее взаимопонимание. Придвигайтесь сюда и давайте ближе к делу…
Яковлев расстелил чертежи и рисунки, выполненные хорошей рукой (как потом выяснилось, рукой самого Яковлева), и начал объяснять идею боевого применения будущей машины. Говорил он очень ясно, кратко, вполне профессионально:
– Как вы знаете, самолет Як-27 – это предшественник новой машины), уже летает. Но у нас в КБ идет интенсивная работа, направленная на то, чтобы сделать новый шаг. Вот наброски по новой машине… Вот узлы крепления ракеты, вот сюда должно вписаться выше изделие. Давайте сюда что у вас есть.
Березняк, конечно же, не с пустыми руками приехал к мэтру, проработки «изделия», которое в будущем станет ракетой Х-28, в его бюро велись уже давно, и Яковлев оценил готовность своего собеседника.
Еще с полчаса они выясняли, сопоставляли, спорили, соглашались или не соглашались с доводами друг друга, и Яковлев поймал себя на мысли, что ему чаще приходится соглашаться с мнением своего оппонента, поскольку, похоже, люди Березняка дальше продвинулись в своих изысканиях – значит, дальше споров будет меньше.
После того как чертежи были свернуты, на столе появилась папка в толстом кожаном переплете.
– Вот какое дело, дорогой Александр Яковлевич. Я рад, что практически по всем вопросам мы нашли общий язык, но меня тревожит бюрократическая волокита, которая неизбежна при рассмотрении нашего проекта. По опыту работы в прошлые годы я сделал для себя такой вывод, что эту волокиту можно обойти. Бывали случаи, когда я писал письмо или самому товарищу Сталину, или Маленкову, который курировал тогда авиационную промышленность, или Главкому ВВС с разъяснением сути проблемы, и если эта суть устраивала руководителей страны, вопрос решался очень быстро. Полагаю, что и нашем случае, когда преимущества и готовность нашего проекта очевидны, имеет смысл обратиться в Совмин с письмом. Если вы не против, я зачитаю проект письма.
И Яковлев хорошо поставленным голосом прочитал короткое, но очень емкое письмо, в котором в нескольких фразах была выражена та самая суть того, о чем только что говорил Яковлев.
Березняк восхитился услышанным и выразил готовность подписаться под этим текстом. Что и сделал.
Лучше бы он этого не делал, но в тот миг это казалось таким логичным и естественным.
А в пузатой бутылочке заграничного вида был такой замечательный коньяк («Арманьяк», поправил Яковлев), что думалось только о хорошем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.