За то время, что они провели в Ташкенте, Фаина Раневская и Анна Ахматова стали очень близкими подругами.

За то время, что они провели в Ташкенте, Фаина Раневская и Анна Ахматова стали очень близкими подругами.

Ахматова делилась с Раневской такими воспоминаниями, о которых не рассказывала больше никому. О том, как жила, кого любила, о чем сожалела. «Проклинаю себя за то, что не записывала за ней все, что от нее слышала, что узнала!» – сокрушалась потом Раневская в своем дневнике.

Они встречались почти каждый день, гуляли по городу. Но спокойно побеседовать им не давали – Раневскую узнавали на улицах, и за ней бежали мальчишки с криками «Муля, не нервируй меня!». В дневнике она вспоминала, как злилась и ненавидела эту роль: «Я сказала об этом Анне Андреевне. «Сжала руки под темной вуалью» – это тоже мои Мули», – ответила она. Я закричала: «Не кощунствуйте!»

Ахматова полностью доверяла Раневской и отдала ей на хранение толстую папку с бумагами. «Я была менее „культурной“, чем молодежь сейчас, и не догадалась заглянуть в нее, – вспоминала Раневская. – Потом, когда у Ахматовой арестовали сына второй раз, она сожгла эту папку. Это были, как теперь принято называть, „сожженные стихи“. Видимо, надо было заглянуть и переписать все, но я была, по теперешним понятиям, „необразованной“».