Фаина Раневская и Пастернак
Фаина Раневская и Пастернак
Наверное, не стоит здесь останавливаться на том, кто такой Пастернак. Поэт. Этим все сказано.
Фаина Раневская любила поэзию так, как, наверное, никакая другая актриса. Однажды ее пригласили на какое-то мероприятие, не очень обязательное.
Она отказалась идти, ответила так:
– Что вы!.. У меня сегодня свидание с мужчиной, обворожительным и прелестным.
– Кто же это, Фаина Георгиевна? – стали допытываться у нее.
– Хорошо, я вам признаюсь. Это – Александр Сергеевич.
У собеседника недоуменно вскинулись брови. Ни одного общего знакомого с таким именем-отчеством у него и Раневской не было.
– Да с Пушкиным, голубчик. – Фаина Георгиевна грустно улыбнулась.
Да, она в действительности могла весь вечер посвятить творчеству одного поэта. Читать и перечитывать, листать страницы книг.
Она ценила в мужчинах их искренность, творчество, умение. Она не могла понять, почему все вокруг не восхищаются поэзией в такой же мере.
Как-то случилось вот что. После смерти Маяковского все права на издание его произведений стали принадлежать одной женщине. Раневская знала, что творится вокруг этого неимущественного наследия, какие цели преследуются не на словах, а на деле. Но Фаине Георгиевне, как она признавалась, было важным, чтобы вышел том собраний сочинений поэта.
Тот томик вышел. Через несколько лет Раневская зайдет в библиотеку, будет прохаживаться вдоль полок с книгами, увидит этот томик, достанет его. Она подойдет с ним к библиотекарше. Та, к своему немалому удивлению, увидит слезы, катящиеся по щекам актрисы.
Фаина Раневская не стала объяснять библиотекарше, что она плакала о людях. Тех самых, которые за несколько лет так и не взяли в руки эту книгу. Томик стихов Маяковского был как новенький. Он никому ни разу не выдавался.
Пастернак был для Раневской большим и неказистым ребенком, совершенно не приспособленным к жизни. Его стихи будут для нее пленительными, вся поэзия – ослепительной. Именно так она отзывалась о Пастернаке спустя многие годы. Фаина Георгиевна не прятала своих чувств и слов даже в те времена, когда его шельмовали.
Часто во время дружеских встреч люди читали стихи. Каждый свое. Пастернак любил, когда ему читала сама Раневская. Он радовался, хохотал так заливисто, откровенно и заразительно, что все вокруг тоже начинали смеяться.
Однажды Фаина Раневская сказала ему:
– Знаете, дорогой Борис, Анна Андреевна (Ахматова. – Авт.) говорила, что мне одиннадцать лет и никогда не будет двенадцать. А вот вам, я абсолютна уверена, сейчас – четыре года, и вряд ли вы повзрослеете.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.