Глава VIII. Рафаэль и Лев X

Глава VIII. Рафаэль и Лев X

Смерть Юлия II. – Лев X. – Празднование «золотого века». – Рафаэль и Лев X. – Дом Рафаэля. – Письмо к дяде. – Богатство Рафаэля. – Форнарина. – Легенда о ней. – Доброта Рафаэля. – Сонеты его. – Портреты Форнарины. – Собор Св. Петра. – Бреве Льва X. – «Галатея». – Лоджии. – Новое бреве. – Рим и его прошлое.. – Возрождение. – Посвящение Рафаэлю. – Портрет Льва X.

Юлий II скончался, исполнив свою миссию, укрепив папский престол благоразумием, твердою политикой и покровительством искусству.

Последнее еще более расцвело при преемнике его Джулиано Медичи, принявшем имя Льва и перенесшем в Рим вместе с безумною роскошью Флорентийского дома страстную любовь к искусствам. Пример папы уже не сдерживал стремления продажных кардиналов к роскоши. Город зажил снова широко и весело. Возвращение к временам античного Рима способствовало развитию свободных отношений в мире чувственности и наслаждений. Падение было близко, но настоящее заманчиво и прекрасно, по крайней мере для тех, кто пользовался всеми преимуществами положения.

В 1515 году Лев X посетил Флоренцию, и, следуя за ним, мы увидим, до чего дошли фантазия и роскошь тогдашней итальянской буржуазии и какая широкая перспектива открывалась в то же время перед искусством.

Город созвал всех художников, чтобы принять гостя возможно великолепнее.

«На площади перед домом Синьории построен восьмиугольный храм и поставлена статуя гиганта. Затем в другом месте соорудили две триумфальные арки с множеством различных, превосходно расположенных фигур. Но всего более обращал на себя внимание фасад Санта-Мария дель Фьоре, возведенный из дерева, на котором Андреа дель Сарто написал светотенью несколько прелестных историй в лицах. Апартаменты для папы были тоже убраны бесчисленным множеством орнаментов. В процессию празднования „золотого века“ входило шесть колесниц, на которых восседали Нума Помпилий, Юлий Цезарь, Август и Траян. Все колесницы, кроме убранства золотом и дорогими коврами, были расписаны лучшими живописцами. Вслед за шестью колесницами ехала еще одна, олицетворявшая триумф „золотого века“, расписанная Понтормо и украшенная рельефными – работы Баччо – фигурами четырех главных добродетелей. Посреди колесницы лежал труп в ржавом железном облачении. Из недр этого трупа выходило нагое дитя, все вызолоченное, – символ возрождения золотого века и конца железного, чем мир, разумеется, обязан вступлению на первосвященнический престол Льва X».

Порядок вещей в Италии предвещал опасность для папского престола, но Лев X не хотел этого знать и заглушал предостережения шумными торжествами, веселыми остротами, забавными комедиями, наполненными самым тонким ядом чувственности; этими произведениями, авторами которых бывали мужи церкви – кардиналы, думал он закрыть глаза себе и другим. Он верил, что музыкой и весельем можно поддержать жизнь, и усердно заботился об этом.

Кардиналы охотно ему помогали и вели такую жизнь, что Рафаэль, говорят, сказал двум посетителям его мастерской в ответ на замечание о слишком красном цвете лица у святых на картине: «Они краснеют, видя вас – римских кардиналов». И все-таки за этим временем сохраняется название «золотого века», по крайней мере в искусстве, и Рафаэль должен быть признан лучшим его украшением.

Если и можно в чем упрекнуть Льва X по отношению к Рафаэлю, то разве только в том, что, поощряя гений Рафаэля и давая ему полный простор, он слишком утомлял его своими ненасытными требованиями. Впрочем, плодовитость последнего настолько изумительна, что давала право требовать от него необычайных усилий.

Он успевал, несмотря на работы в Ватикане и активное участие в разных празднествах и представлениях, для которых писал декорации, исполнять еще заказы знатных лиц и церквей, изготовлять рисунки для других художников и помогать своим ученикам, бравшим заказы на свою ответственность. Наконец, от него же все старались получить планы для строящихся дворцов – как частные лица, так и городские владельцы. Его любезность и деликатность были так велики, что он редко отказывал кому-нибудь в просьбе.

Благодаря щедрости папы положение Рафаэля в это время стало настолько обеспеченным, что он мог выстроить себе дом, причем избрал для этого место вблизи Ватикана, против церкви Св. Петра. С помощью Браманте, которому Рафаэль был обязан своими обширными сведениями в архитектуре, он выстроил этот дом отчасти в антично-римском стиле, отчасти же украсил его согласно собственной фантазии.

Здесь окружали его постоянно ученики и посетители, стремившиеся в его мастерскую.

Недоставало лишь официальной хозяйки дома, но Рафаэль упорно отказывался от очень лестных брачных предложений.

Кардинал Биббиена, один из главных покровителей и почитателей Рафаэля при дворе, хотел выдать за него свою родственницу. Рафаэль не мог решиться на прямой отказ и даже считался некоторое время женихом, но дальше этого не пошел.

В письме к дяде Симоне Чиарла, который очень хотел женить своего гениального племянника и предлагал ему невесту, он пишет, что его связывает слово, данное Биббиене, но, «если это не состоится», он к услугам дяди… Рафаэль хитрил со стариком, которого так любил, что не хотел огорчить решительным отказом.

«Я не перестаю носить в сердце ваш образ, – пишет он ему в том же письме, – а когда я слышу ваше имя, мне кажется, как будто говорят о моем отце». В своем нежелании жениться он утешает старика еще тем, что указывает на свое блестящее положение в Риме, чего он не достиг бы, если бы женился раньше. «Я был в этом отношении мудрее вас, – говорит он шутя, – и постоянно радуюсь и благодарю Бога, что этого не сделал». Рафаэль при этом для большего эффекта пишет дяде о своем богатстве: «У меня есть состояние в три тысячи дукатов и доход в 50 скуди. Три тысячи золотых дукатов мне назначил папа ежегодно и пожизненно за наблюдение за постройкой собора Св. Петра. За работы живописью мне платят столько, сколько я требую. За фрески для одной комнаты, заказанные опять-таки Львом, я имею получить 1200 дукатов. Итак, милый дядя, – продолжает он золотить пилюлю, – вы можете мною гордиться – вы, и все мои родные, и родина».

Дядя, кроме того, желал бы видеть его на родине устроившегося «своим домком». Но Рафаэль находит, что ему и здесь, в Риме, недурно. Почему Рафаэль хитрил и с важным кардиналом, и с любимым дядей?

Секрет в том, что Рафаэль всю жизнь любил одну Форнарину, если имя это не миф, или ту, которую так назвали после. Легенда говорит, что она была булочницей или дочерью торговца содой, обитавшего близ церкви св. Цецилии на Тибре. Доныне указывают сложенный из обожженной глины домик со старинными прекрасными окнами на улице св. Доротеи, 20. Здесь родилась она, по преданию. При домике был некогда сад, окруженный низкой стеною. Юная красавица часто гуляла и работала в этом саду, и молодые люди, особенно художники – все страстные поклонники и искатели красоты, нередко, проходя мимо, становились на цыпочки, чтобы заглянуть в ее сад.

И Рафаэль, до которого от приятелей дошла молва о ее красоте, пришел взглянуть на нее, причем застал ее как раз в ту минуту, когда она у ключа забавлялась, купая ноги в холодной воде. Он страстно полюбил ее и не находил покоя, пока не назвал своею. Страсть его не только не угасала, но, напротив, он любил ее тем сильнее, чем больше узнавал. Существует картинка, приписываемая Себастьяну дель Пьомбо, на которой изображены Рафаэль и его возлюбленная.

Новейшие ученые со спокойствием хирурга «вскрывают» эту легенду, уверяя нас, что всё здесь вымысел и имя Форнарины появляется будто бы только в прошлом столетии. Но гений Рафаэля был столь полон чудной фантазии, что не грех осветить его имя тем легендарным сиянием, каким он окружал своих святых.

Являлась ли Форнарина хозяйкой в его доме или нет, несомненно то, что там бывал гость, благословение которого почиет на главе гения и открывает еще один источник его нетленной славы – его человечность, милую доброту его сердца, бившегося при виде одной лишь красоты.

В Риме умер около 1527 года переводчик Гиппократа на латинский язык Рабио Кальво. Он был необыкновенно учен и почти святой жизни, поэтому умер в бедности. Секретарь папы, говоря о нем в одном из своих писем и удивляясь восьмидесятилетнему старцу, прибавляет: «Его кормит и угождает ему, как сын, богатый художник, очень любимый папой, именем Рафаэль из Урбино; это молодой человек необыкновенной доброты и изумительно талантливый».

Прежде чем говорить о различных проявлениях гения Рафаэля, упомянем о наименьшем из них, имеющем, однако, интерес по отношению к его личной жизни: на картонах его первых работ в Риме найдены написанные им сонеты, указывающие на то, что он тогда уже любил Форнарину, которой оставался вечно верен.

Два портрета, писанные Рафаэлем, изображают, как думают, Форнарину. На одном молодая девушка, еще полуодетая, настоящее дитя природы, только что вышла из воды. Платок, повязанный на голове, придает особую прелесть ее лицу, которое само по себе не отличается ни правильностью линий, ни большим оживлением. На портрете тщательно написано имя Рафаэля.

На другом портрете Форнарина изображена в образе прекрасной римлянки, подобные которой иногда встречаются еще и теперь. На ее прекрасных формах лежит печать царственного величия. Огонь горит в ее глазах, и грациозная улыбка оживляет линии рта. Если оба портрета изображают, как думают, одно и то же лицо, то, значит, любовь Рафаэля облагородила девушку, развила в ней новые чувства и стремления, открыла целый мир и наполнила сердце ее царственной гордостью.

Ласкаемый папой, любимый Форнариной, окруженный вниманием обожавших его учеников и всеобщим поклонением, Рафаэль продолжал неутомимо работать.

Каждое утро папа призывал его и Браманте для обсуждения работ по постройке собора Св. Петра. Рафаэль относился с восторгом к идее грандиозной постройки и чувствовал себя счастливым, когда папа назначил его после смерти Браманте главным руководителем этого колоссального предприятия, оставшегося величавым памятником «золотого века».

Поручая Рафаэлю эту постройку – заветную мечту своего отца, – папа писал в бреве «Рафаэлю Урбинскому»: «Всем известно, что ты достиг совершенства в искусстве живописи, но Браманте считал тебя также всегда великим архитектором, и так как ты доказал справедливость его мнения моделью этого храма, то, согласно последнему желанию покойного Браманте, я назначаю тебя строителем собора, желая, чтобы он воздвигнут был возможно скорее и великолепнее…»

Лев X не ошибся в своем выборе.

«Разнообразие талантов этого молодого художника необычайно». Так писал о нем знакомый уже нам папский секретарь, свидетельствовавший о доброте Рафаэля. «Кажется, он первый, превосходнейший в живописи, как в теории ее, так и в выполнении. При этом он огромный талант в архитектуре, изобретающий и осуществляющий такие планы, которые считались невозможными, по мнению великих мастеров. Один Витрувий, быть может, составляет исключение; но Рафаэль, отрицая или защищая его некоторые принципы, так благороден и беспристрастен, что нельзя видеть в нем и тени зависти или желания превосходства».

При дворе Льва X в это время собраны были лучшие умы Италии. Здесь находились старые друзья Рафаэля, Бембо и Кастильоне. Здесь же познакомился он с Ариосто, великим поэтом, который еще больше вдохновил его творчество.

Гениальные картины следовали одна за другой. Простое перечисление всех произведений Рафаэля потребовало бы размеров почти всего нашего очерка – так изумительна была плодовитость этого полубога, умершего всего 37 лет от роду. Из лучших фресок его при Льве X упомянем «Галатею», исполненную в начале 1514 года.

Фреска эта – изображение поэтической фантазии, рассказа о Галатее и циклопах. Прекрасная Галатея плывет в раковине по морским волнам. Она стоит во весь рост и управляет дельфинами, между тем как Амур указывает путь. За ней огромная свита: тритоны трубят в звучные рога, морские кентавры несут прекрасных нимф на своих спинах и маленькие амуры, летая вокруг, возбуждают в них горячую любовь. Тем образнее живой контраст между этой чувственной любовью и святой страстью, которую изобразил Рафаэль в лице прекрасной Галатеи, обращающей глаза к небу: только от неба ждет она указания своего пути.

В ней соединил Рафаэль божество, сошедшее на землю, и человека, возвысившегося до красоты божества. Этот идеал божественной, чудной и ясной, как кристалл, красоты он взлелеял в своем воображении, так как, по его собственным словам, он не мог найти даже в Риме ту красоту, о которой говорила ему мысль о божестве.

В целом ряде прекрасных фресок в Ватикане изобразил Рафаэль исторические события и торжество церкви.

Знаменитые Лоджии Рафаэля украшают коридор или зал, ведущий в комнаты папы. Эти Лоджии составляют 13 арок со сводами в виде куполов. Здесь Рафаэль изобразил библейские сцены в длинном ряде фресок.

Фрески эти получили общее название «Библии Рафаэля».

Вслед за назначением на должность руководителя строительством собора Рафаэль получил от Льва X новое бреве. Для постройки храма требовалась, конечно, огромная масса материала, который доставлялся отовсюду. Развалины и катакомбы Рима содержали в себе достаточно материала, но он добывался без системы, а главное, в ущерб памяти великого города, без внимания к его святой, античной старине. Папа поручал Рафаэлю наблюдение за этими работами и за сохранением памятников, надписей и т. п.

Ничего приятнее этого не могло быть для Рафаэля, которого глубоко возмущало постепенное уничтожение древнего Рима. Он энергично взялся за работу, посещая ежедневно катакомбы, не страшась ни труда, ни опасности для здоровья. Обширный доклад его папе по этому поводу в виде письма показывает, как серьезно относился он к порученному ему делу. Раскопки и постройка собора стали его любимыми занятиями.

В письме к дяде художник-строитель писал: «Какой город на свете достойнее Рима? Какое предприятие может быть величественнее этого собора, который должен быть единственным в мире храмом?» «Теперь он занят великим делом, которое будет изумлять будущий мир», – пишет о нем все тот же папский секретарь и объясняет, что речь идет уже не о здании или картине, но что Рафаэль задумал восстановить древний Рим в его исконной форме, величии и порядке. Уничтожив несколько холмов, образовавшихся из щебня, раскопав фундаменты зданий и восстановив многое пред изумленными очами Льва X, он заставляет народ верить, что Господь послал его для спасения древнего Рима. При этом опять похвалы скромности Рафаэля, который не только не заносчив, но охотно обсуждает со всяким свои планы и принимает возражения, готовый всегда чему-нибудь поучиться у другого.

Мечта о возрождении древнего Рима выражалась горячо и в поэзии, и в многочисленных сонетах восторженных людей. Папский секретарь не только в переписке говорил о Рафаэле, но свое удивление им выразил в экспромте, который передавался по всему Риму:

Столько героев долгое время созидали Рим

И сколько врагов разрушали его в течение многих веков!

Теперь Рафаэль ищет Рим в Риме и находит его;

Искать – было задачей великого человека, но найти мог только Бог.

Понимая вполне значение Льва X в своем собственном развитии, успехах и счастье, благородный Рафаэль сумел достойно увековечить этого папу, написав его портрет так, что превзошел самого себя. С редким искусством передал он даже мельчайшие черты его характера.

Возле папы двое из его любимых родственников. Сам он держит в руке увеличительное стекло, как бы желая внимательно рассмотреть новый рисунок.

О сходстве портрета и поразительной живости всего изображенного говорит то, что, по рассказам, канцлер Льва X Балтазар Турини, обманутый иллюзией, опустился перед портретом на колени, подавая папе перо и чернила для подписи одной буллы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.