Эрих Мария Ремарк из Парижа (после 07.12.1937)

Эрих Мария Ремарк из Парижа (после 07.12.1937)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, отель «Беверли Уилшир»

[Штамп на бумаге: «Отель „Пренс де Галль“»] MDC 515–516

Любимая, вчерашний день я провел вместе с Руди[5] и Тами[6]. Они были милы, в отличном настроении, и в третий раз рассказали мне историю о том, как ты прямо с яхты дала им телеграмму, и еще о том, что собираются подыскать для тебя пояс, и это после того, что ты всего несколько дней назад дала им понять, что в следующий раз сделаешь это сама. Они были ужасно горды тем, что без них, значит, никак не обойтись. Руди страшно занят и счастлив — теперь никто не сможет уверять его в том, что, вообще говоря, все обстоит не так уж плохо. Оба они и впрямь не столь сильно расстроены, как обычно.

Ты я — вот оно и написалось! — я-то собирался написать «ты и я» — но так уж оно вырвалось из головы, и я нахожу, что «ты я» куда лучше! Итак: ты я, у нас с тобой есть прекрасное качество: сбивать людей с толку, хотя нам меньше всего этого хотелось бы; мы сбиваем их с толку, и все тут — может быть, потому, что мы спокойнее их, или потому, что нам нет дела до того, что для них важно, не знаю. Они считают нас невероятно сложными, при том что мы сами себя считаем простыми донельзя. Но как бы мы не поступали, мы сбиваем их с толку. Самих себя мы с толку никак не сбиваем. Наоборот, нам столько известно друг о друге, что мы могли бы играть в покер с открытыми картами. Вот почему надо приложить неимоверные усилия, чтобы мы действительно поссорились. Да и то в конце концов выйдет полссоры, так что под конец, скорее всего, — увы! — мы просто не сможем сдержать ухмылки.

Малышка, головка моя обезьянья, сегодня я опять мылся твоим миндальным мылом из арденнского пакета — оно для меня как награда, и я обращаюсь с ним очень экономно, чтобы его хватило до моего отъезда; сейчас малость похоже на то, будто ты меня отскоблила. Да, отскоблила; и этот Симмот опять был тут как туг, и опять никак не мог припомнить всех имен и фамилий ни во время массажа, ни потом, орудуя шваброй при скоблении, — ну, теперь-то я ни в коем разе не импотент.

Удивлению Руди и Тами не было предела — я удовольствовался одной лишь баденской водой. Она самая лучшая — та вода, что с гуся, стоила бы дороже, если бы встречалась не так часто.

Не близится ли потихоньку время в очередной раз убедиться, что есть мед в постели? Я верен тебе всецело, это ужасно, но дается мне, кстати, без малейшего труда.