Интервью с репортером светской хроники Михаэлем Грэтером (далее МГ)

Интервью с репортером светской хроники Михаэлем Грэтером (далее МГ)

Интервью берет Марвин Энтхольт (далее МЭ).

МЭ: Когда персидский королевский дом стал интересовать немецкую прессу?

МГ: В 50-х и 60-х годах, тогда это была самая излюбленная тема светской хроники. Да и история была совершенно сказочная: король берет к себе в Иран молодую кельнскую девушку. Лучшей истории желать было невозможно. А Сорейя была грациозна, красива, обладала безупречным вкусом. Целые издательские династии жили десятилетиями благодаря ее истории. Сорейя давала им, так сказать, право на существование.

МЭ: Интерес к Сорейе не пропал даже после ее развода с шахом?

МГ: Нет, напротив, чем бы она ни занималась, будь то покупки на Елисейских Полях или посещение театров и ресторанов, всегда рассказ о ней продавался лучше, чем что-либо другое. Ее называли «печальной принцессой», но она была полна страсти и жажды жизни. Я вспоминаю, как шаловливо она танцевала в парижском ресторане. Трон – это, конечно, необычно и экзотично, но такую страстную женщину он очень стеснял.

МЭ: После развода ее еще называли «принцессой одиночества», это тоже не соотвествует истине?

МГ: Нет, безусловно нет. Конечно, сразу после развода ей было тяжело. Но потом она была счастливее, чем прежде. Она стала зрелым человеком, и благодаря разводу она же покинула золотую клетку. Так что такие ярлыки были чистым расчетом редакторов, они же знали, что привлекает читателей: печаль, разочарование в любви, отчаяние – это так хорошо продается. Газеты, печатавшие такие статьи, только увеличивали свои тиражи.

МЭ: Почему именно в Германии в 50-х годах интерес к Сорейе был так велик?

МГ: Ну да, это было через пять лет после войны, страна еще была в развалинах. Потребность в легких темах, в сплетнях о знаменитостях была велика как никогда. Людям хотелось наверстать упущенное с вой ной, и Сорейя пришлась точно ко времени. Этот экзотичный король и маленькая немка – это же так похоже на сказку про Золушку. Ну, а уж выглядела она всегда ослепительно.

МЭ: А как сама Сорейя относилась к своей славе в Германии?

МГ: Где бы она ни появлялась, ее окружала огромная толпа фотографов. Она с самого начала держалась очень профессионально: никогда не высказывала недовольства, всегда была дружелюбна. И у нее была классность. Кроме того, она с самого начала излучала известную неприступность, и это не было наигранным.

МЭ: Ее несчастьем была бездетность. И эту тему публика готова была обсуждать десятилетиями.

МГ: …и, конечно, тот факт, что Фара Диба сразу заняла ее место и родила детей.

МЭ: Разве тема Фары Диба так же способствовала росту тиражей, как тема Сорейи?

МГ: Да, потому что Фара была победительницей. С появлением новой шахини пресса могла по-прежнему поддерживать интерес к иранскому королевскому дому. Сорейю больно ранило то, что у Фары так быстро родились дети. Она не любила говорить на эту тему.

МЭ: Сорейя пробовала сделать карьеру киноактрисы, почему ей не сопутствовал успех?

МГ: Она выглядела на киноэкране очень хорошо, но я сомневаюсь, что она была артистически одаренной. Она могла изображать только саму себя, но не других. Для этого она была слишком Леди.

МЭ: Можно ли утверждать, что она была одинока?

МГ: Она жила одна, но одинокой она не была. У нее были друзья и в Мюнхене, и в Париже, с которыми она проводила время, например, посещала рестораны.

МЭ: Вы знали обеих женщин: и Сорейю, и Фару. Как бы Вы могли их охарактеризовать?

МГ: Я бы охарактеризовал Фару как типичную властную и деловую женщину. Она могла бы быть успешным менеджером. Когда ни одна страна не хотела принять шаха и его семью после их бегства из Ирана, то именно Фара договорилась с правительством Египта, и семья нашла приют в этой стране. Но Фара не обладала той фантастической аурой, что была у Сорейи. Сорейя была безупречна, казалось, от нее исходит свет, как от богини.

МЭ: Можно ли считать этих женщин соперницами?

МГ: Да, конечно, две женщины были замужем за одним и тем же мужчиной, да и не каким-нибудь, а таким недостижимым, как персидский шах.

МЭ: Сорейя очень любила шаха?

МГ: Она тогда была очень молоденькой девушкой. Все это богатство, этот дворец – без сомнения, она была поначалу влюблена. Но и дальше она, безусловно, поддерживала контакт с Тегераном.

МЭ: Ее светская жизнь после Тегерана казалась бесцельной.