Валентин Дикуль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Валентин Дикуль

Нет ничего невозможного – вот девиз моей жизни.

Наверняка все слышали о Валентине Дикуле хотя бы из телерекламы. Но… мало ли сейчас расплодилось медицинских центров, обещающих вылечить от чего угодно за пять минут. Вот и он что-то там обещает, да только можно ли ему верить?

По крайней мере мне не раз приходилось слышать такие слова.

Но стоит посмотреть на список его званий и наград, как уже начинаешь задумываться… За достижения в науке Валентину Дикулю было присуждено звание академика. Он награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями и грамотами Правительства СССР и России, медалью имени Юрия Гагарина за вклад в развитие космической медицины. Он доктор биологических наук, академик Международной академии информатизации, член Параолимпийского комитета России. Он удостоен премии имени М.В. Ломоносова за выдающийся вклад в развитие науки и образования, награжден Премией Людвига Нобеля за выдающуюся деятельность во благо своей страны и народа. Он руководит двенадцатью клиниками по всему миру и вторым после летчика Маресьева получил медаль «Победивший судьбу».

Так кто же он такой – Валентин Дикуль?

Все зависит только от нас самих. Мы должны управлять своей жизнью сами. Вот мои простые советы: двигайтесь хоть немного, занимайтесь физкультурой, берегите нервы, встречайте новый день с улыбкой и любовью.

Валентин Дикуль родился в литовском городе Каунасе 3 апреля 1948 года. От бабушки он впоследствии узнал, что появился на свет недоношенным и весил чуть больше килограмма. Такие дети редко выживают, однако будущему знаменитому доктору удалось остаться в живых – благодаря любви и заботе родителей его все-таки выходили. Сам он, рассказывая об этом, говорит просто и коротко: «Повезло».

И как показало будущее, повезло не только ему. Трудно представить, сколько людей осталось бы инвалидами, если бы тогда, в далеком 1948 году, не удалось спасти маленького недоношенного мальчика…

Уверен сейчас в одном: вот дай мне вторую жизнь, чтобы заново ее прожить, с самого детства, я бы немногое в ней изменил. И, может быть, травму свою оставил. Это когда из-под купола цирка упал на арену и сломал позвоночник.

Такое мое желание трудно и, наверное, даже невозможно понять.

Так вот: чтобы кем-то стать, надо через что-то пройти.

И я, если честно, боюсь остаться без своего сегодняшнего цирка, боюсь, что в другой и более счастливой моей судьбе не буду в состоянии помочь страждущим и обреченным на неподвижность. Впрочем, это так, фантазии.

И все равно, родись я заново, единственное, чего пожелал бы, так это долгих и счастливых лет моим родителям.

Мне иногда кажется, что, доведись испытать в детстве уют и заботу родного дома, я был бы немножко лучше. Просто лучше. И просто счастливее.

Если вы спросите, что я ненавижу в этом мире, отвечу так: войну, одиночество, сиротство, болезнь, ложь и трусость.

Отец Валентина, Иван Григорьевич Дыкуль, был украинец, родом из Иванкова Киевской области. И фамилия его так и звучала – Дыкуль, через «ы». Так же она была написана и в метрике у Валентина. Но он скоро остался сиротой, жил то у бабушки, то в детских домах, вот за это время его фамилия и изменилась. В литовском языке нет звука «ы», зато в Литве традиционно переделывают фамилии на литовский лад. Поэтому в детстве Валентин звался Валентинасом Дикулисом, а когда получал паспорт, произошла обратная русификация, и он стал Дикулем.

Раннее детство у него было обычное, такое же, как у других детей послевоенного времени, – где-то счастливое, где-то тяжелое, где-то даже не совсем детство, ведь жизнь тогда заставляла рано взрослеть. Но не хуже и не лучше, чем у его друзей, а большего ребенку и не надо. Отец его был военным, «большим, сильным, добрым и веселым человеком», и Валентин его конечно обожал. Мать в его воспоминаниях осталась как худенькая красивая женщина, легкая, порывистая и безумно влюбленная в мужа…

Но детство очень быстро закончилось. Отец Валентина погиб в селе Старовичи под Киевом от бандитской пули, а через какое-то время умерла мать, так и не сумевшая найти в себе силы, чтобы пережить гибель любимого мужа. Перед смертью она повторяла имя сына, как заклинание, а ему в ту ночь приснилось, что она стоит рядом с его кроватью и протягивает к нему руки…

После смерти матери он остался на попечении бабушки. И кстати, еще один странный момент в его биографии – когда спустя много лет Управление КГБ Украины по Киеву и Киевской области все-таки согласилось показать Валентину Дикулю документы, из которых он наконец узнал, где, когда и при каких обстоятельствах погиб его отец, он с изумлением увидел, что по этим документам его самого тоже нет в живых. Там было сказано, что вскоре после смерти матери его убило молнией.

На самом же деле мальчика, которого вот так официально «похоронили», забрала к себе бабушка, и до семи лет он жил у нее. И жилось ему не особо хорошо. Нет, бабушка его любила, но сами времена были нелегкие, а семья у нее была слишком большая. Она просто не могла всех одеть и прокормить. И тогда было принято неприятное, но единственно возможное на тот момент решение… Поскольку Валентин был сиротой, государство готово было о нем позаботиться. То есть, принять его в детский дом.

Так в семь лет он стал воспитанником вильнюсского детского дома. И надо сказать, прижился он там достаточно быстро. Кого-нибудь другого государственная забота могла бы озлобить или сломать, но для мальчика с сильным характером такая жесткая и даже жестокая система стала лишь хорошей школой жизни. Вспоминая детдом, Валентин Дикуль отделяет себя от остальных воспитанников лишь в одном – он с девяти лет мечтал работать в цирке. В остальном же он, когда рассказывает о детдоме, говорит не «я», а «мы».

Нас было много – русских, литовцев, украинцев, поляков, евреев. И по большому счету до нас было мало кому дела. Душевных воспитателей можно было пересчитать по пальцам одной руки. Зато в нас с младых ногтей растили классовое сознание, лепили маленьких пролетариев. Несмотря ни на что. Ибо винтиками мы были мало кому нужными, но крепкими винтиками, закаленными бедой.

В наших детских душах горел огонь самостоятельности и свободы и пылала жажда мести. Каждого из нас коснулся нож войны, который резал по живому. Мы мечтали о суворовском училище, чтобы затем стать офицерами, и если опять начнется война…

Валентин подавал документы в суворовское училище, как и большинство других воспитанников детского дома, но, видимо, его документы не прошли конкурс. Впрочем, он не расстроился, потому что к тому времени уже не хотел никуда, кроме цирка. И даже суворовское училище его уже не прельщало.

Его пылкая свободолюбивая натура требовала чего-то особенного – яркого, трудного, но интересного, куда можно было бы приложить все силы, как физические, так и душевные. Не растрачивать же их только в мальчишеских драках. А дрался он, кстати, часто, потому что вечно рвался кого-нибудь защищать или отстаивать справедливость. Так что с возрастом ему пришлось учиться держать себя в руках и не бросаться сразу в драку, когда кто-то не прав, а сначала воздействовать словами и убеждением. Помогали ему в этом самодисциплина и просто здравый смысл – работа в цирке превратила худого детдомовского мальчишку в настоящего богатыря, от одного щелчка которого из обычного человека мог и дух вылететь.

Но на цирке надо остановиться подробно, ведь вся жизнь Валентина Дикуля, начиная с десяти лет, неразрывно связана с ним.

Была у него в его детдомовском детстве такая «дурная привычка» – постоянно убегать. Не навсегда, не ради того, чтобы скрыться, уехать подальше и никогда не возвращаться, а просто, чтобы глотнуть свободы. Воспитатели это скоро поняли, поэтому относились к его побегам достаточно спокойно и без особых эмоций сообщали в милицию об очередной пропаже «коренастого, ниже среднего роста, светловолосого Валентинаса Дикулиса, по прозвищу Алик». Правда, это не значит, что его не наказывали – наказывали еще как и с полной строгостью: могли выпороть, лишить ужина или запереть в карцере. Что, впрочем, не мешало ему вскоре снова сбегать.

И вот, когда ему было около десяти лет, во время его очередного побега в Вильнюс приехал цирк-шапито.

Сначала Валентину просто было интересно, ну какому мальчишке не захотелось бы заглянуть в закулисье цирка. Он постоянно крутился на площадке, где ставили брезентовый шатер, сначала его гоняли, а потом привыкли и даже стали посылать за какими-нибудь мелочами, как мальчишек, работающих в цирке. Так что к тому времени как развесили афиши, он для артистов был уже в какой-то степени своим, и его почти не прогоняли из-за кулис.

А он по-настоящему «заболел» цирком. Его теперь было, как говорится, «хлебом не корми», дай только чем-нибудь помочь. Он рвался всем помогать: чистить клетки, мыть полы, убирать манеж после представлений. В детдом уходил только ночевать, тем более, что в цирке ему конечно не давали умереть с голода. Но когда он перестал приходить и на ночь, конечно же, разразился скандал. Воспитатели вызвали милицию, сообщили, где искать ослушника (все хорошо знали, где он пропадает), и в тот же день его под конвоем доставили в детдом.

Наутро он снова сбежал. Его опять вернули. Он еще раз сбежал. В итоге первой от этой игры устала милиция и заявила руководству детдома, чтобы те разбирались сами. У милиционеров было не так много свободного времени, чтобы тратить его на мальчишку, который ничего криминального не совершал и даже не думал куда-то пропадать. Тогда в детдоме попытались запугать не в меру свободолюбивого воспитанника. В ответ он им прямо сообщил, что убежит в любом случае, что бы они с ним ни делали, пусть хоть всего исполосуют.

Цирк привязывает к себе не нитями и канатами, а нервами – живыми и обнаженными.

И в конце концов победа все-таки осталась за ним. Перед такой решительностью воспитателям пришлось отступить. Что с ним поделаешь, если ни уговоры, ни угрозы, ни наказания на него не действуют? Нельзя же навечно запереть ребенка в карцере или приковать к детдому цепью. На него махнули рукой и временно оставили в покое, рассудив, что цирк рано или поздно уедет, и тогда все снова войдет в норму. Плохо они знали Валентина Дикуля…

Правда, сам он о ближайшем будущем пока не задумывался. Жил настоящим, проводил все время в цирке, ну, а в отдаленной перспективе видел себя знаменитым артистом. Но пустым мечтателем он никогда не был, поэтому знал, что для воплощения этих грез надо много-много работать.

Он хотел стать акробатом и поэтому начал постепенно осваивать соответствующие навыки. Каждый день приходил на манеж, наблюдал, как цирковые артисты обучают детей своему мастерству, запоминал, а потом пытался повторить. Те к нему относились снисходительно и даже доброжелательно, поэтому временами и сами подсказывали, как и что лучше делать. И он постепенно осваивал простейшие гимнастические премудрости – кувыркался, жонглировал, учился балансировать и страховать партнеров.

Но уже тогда у него проявилось одно из тех качеств, которые помогли ему в будущем стать руководителем центра реабилитации инвалидов. Нет, пока не прозорливость, ответственность или умение относиться к чужой беде, как к своей личной. Для этого еще надо было многое пережить и сразиться со всем миром и с собственным телом. Но огромное желание поделиться со всеми своими знаниями и умениями уже тогда, в десятилетнем возрасте, сделало из него организатора, который может, невзирая ни на что, собрать вокруг себя людей, увлечь их и сделать своими единомышленниками. Он обожал цирк – ну, так он сделал так, что и в детдоме практически не осталось равнодушных к предмету его обожания.

Детство. Каким оно было? Не помню ничего, что не связано с мыслью о цирке. Может, это однобокость или убогость какая, но не помню, да и не хочу вспоминать.

Его буквально распирало от желания увлечь цирком весь мир, и он реализовал его, организовав в детдоме что-то вроде циркового кружка, где учил других ребят тем премудростям, которые сам недавно освоил на манеже. Понятно, что занимались они лишь самой примитивной акробатикой, но главное же – интерес, кураж. А еще такой кружок развивал в них чувство партнерства и умение работать в команде. Мальчишки строили пирамидки – забирались друг другу на плечи и выпрямлялись во весь рост, а для этого требуется не только хорошее чувство равновесия и физическая сила, еще важнее в таком упражнении слаженность, ведь нижнему надо постоянно страховать и контролировать верхнего, иначе пирамидка тут же развалится и верхний может упасть и получить травму.

Впрочем, сам Валентин в детскую пору увлечения цирком не покалечился только чудом. Акробатика всегда опасна, если ею заниматься самостоятельно и уж тем более без присмотра и страховки. А в характере Дикуля было поступать именно так. Он был слишком горд, чтобы показывать на людях свое неумение, зато обожал блистать и ошеломлять. Поэтому свои многочасовые тренировки он тщательно прятал от посторонних глаз, а потом легко и изящно демонстрировал готовый трюк под восторженное аханье публики. Причем, с возрастом эта привычка не прошла, и, став профессионалом, он продолжал поступать точно так же. Но взрослый артист, настоящий мастер своего дела, так и должен делать – зрителю совершенно незачем знать, через сколько ошибок и неудач пришлось пройти, готовя тот или иной номер. Он хочет видеть чудо, волшебный и прекрасный трюк, а не тяжкий труд. А вот для ребенка, да и вообще для любого непрофессионала подобная привычка может закончиться трагедией.

Так и Валентин Дикуль еще в детстве едва не погиб из-за своей неосторожности и гордыни. Правда, произошло это не во время репетиции трюка, а когда они с друзьями играли в прятки. Он забрался на бревна, а те оказались сложены слишком шатко и развалились. Его сильно придавило, а позвать на помощь ему было стыдно – это ведь недостойно мужчины и будущего артиста. Так и пролежал несколько часов, пока его не пришли искать спохватившиеся воспитатели. Впрочем, для него это оказалось даже полезно – за время, проведенное под бревнами, жизнь он стал ценить выше ложной гордости, поэтому, когда его стали разыскивать, уже не постеснялся позвать на помощь. Правда, когда его вытащили, он все равно улыбался и изображал, что ничуть не напуган. Но какой же подросток без бравады.

Когда летний сезон завершился и цирк уехал из Вильнюса, для Валентина это стало настоящей трагедией. Можно сказать, жизнь закончилась – по крайней мере, ему так показалось. Но он был слишком жизнелюбивым и деятельным, чтобы загрустить и впасть в депрессию. О нет, скорее наоборот. Поразмыслив, он решил, что цирк наверняка остановился в каком-нибудь соседнем городе, и начал методично объезжать окрестности. Привычно убегал из детдома, садился на поезд и ехал в очередной соседний город. Правда, безрезультатно. Ну, а его каждый раз отлавливала милиция и возвращала в родной детдом, где, впрочем, уже перестали о нем особо беспокоиться.

Так продолжалось до весны, когда в Вильнюс приехал новый цирк, и Валентин Дикуль отправился туда, вновь завоевывать симпатии артистов и учиться у них новым трюкам. А потом на следующий год повторилось то же самое… Хотя, конечно, с некоторыми изменениями – с каждым годом ему становилось все проще налаживать контакты с артистами. Цирковой мир достаточно небольшой, там все друг друга знают. Так что и о настырном мальчике из Вильнюса некоторые уже слышали, и конечно, он сам мог теперь при знакомстве сослаться на своих друзей из предыдущих цирков. Никто бы тогда не смог сказать, будет ли он артистом, но в цирковом мире он постепенно становился своим.

Обучали его теперь тоже охотнее, все-таки не абы кто, а человек, по-настоящему увлеченный цирком. И не только показывали упражнения, но и объясняли, что артисту необходимы прежде всего акробатика, сила и гимнастика. Нужно быть гибким и сильным, чтобы управлять каждой мышцей своего тела, только тогда можно стать настоящим цирковым артистом. И Валентин охотно учился, причем всему подряд – акробатике, жонглированию фокусам. Вообще-то он мечтал стать эквилибристом, но цирк был настолько большой его любовью, что он готов был заниматься чем угодно, лишь бы работать там.

Я убегал на пустынный берег реки и там проявлял характер, отрабатывая до черных кругов перед глазами самые простенькие трюки. Потом в манеже показывал их взрослым. Иногда то, что получалось на берегу, в пух и прах рассыпалось на их глазах. Цирковые тогда говорили: «Ничего страшного. Великим артистом стать еще успеешь, а пока иди поработай». Помню, в те минуты я ненавидел себя и боялся расплакаться в присутствии своих учителей. Случись такое, ох как трудно мне было бы вернуться в цирк. Ибо мужчинам запрещено лить слезы. Об этом я никогда не забывал.

Когда Валентин Дикуль учился в пятом классе, вильнюсский детдом расформировали, и он снова поселился у бабушки. Но ненадолго. Снова накинулась бедность, да и жить всемером в однокомнатной квартире было слишком тяжело. Бабушка все тянула, но Валентин был не по годам взрослым и решительным, да и подготовка к цирку закалила его характер. Поэтому в один прекрасный день он сам сказал ей: «Ну что, наверное, пора». И они поехали в Каунас – ближайший город, где был детский дом.

Потом то же самое повторялось еще несколько раз – он то уходил из детдома, то снова туда возвращался, и так до самого окончания школы. Правда, вступать во взрослую жизнь детдомовцем он не захотел, и по его просьбе бабушка, уже привыкшая полагаться на его решения, забрала его домой.

Ну, а пока он жил в Каунасе, его жизнь была похожа на вильнюсскую. Точно также летом к его огромной радости в город приехал цирк-шапито, и он опять отправился туда учиться и завоевывать. Ну, а зимой, в ожидании очередного лета, занимался спортом. Довольно скоро он уже мог подтянуться на перекладине, когда на его ногах висел кто-нибудь из сверстников. Хотя, конечно, до богатыря ему еще было расти и расти.

А он мечтал быть богатырем. Не так, как артистом цирка, конечно, но все-таки… Это была такая полудетская мечта, похожая на игру – не для чего-то, а просто так, потому что хочется. Однажды он даже пытался разыграть товарищей: подпереть дверь снаружи огромным камнем, словно приходил какой-нибудь Илья Муромец и подкатил его к двери. Но, разумеется, Валентин прекрасно понимал, что до Муромца ему далеко, поэтому в богатыря пока собирался только поиграть, а на самом деле подкатить камень при помощи системы рычагов. Однако он все-таки переоценил свои силы. Валун оказался таким тяжелым, что все заранее подготовленные доски сломались, а он сдвинулся лишь на пару сантиметров.

Но вот еще одно свойство характера Дикуля – неудача его не подкосила и не заставила отказаться от мысли о богатырской силе. Наоборот, теперь ему хотелось стать богатырем еще больше, чтобы рано или поздно все-таки одержать победу!

Может быть, дело было еще в том, что он не видел своей жизни без борьбы, без преодоления трудностей. В детстве он любил драться, и непременно один против двоих или троих, чтобы было как можно сложнее. Но зато насколько слаще миг триумфа, когда удается одержать победу над превосходящим противником. Став взрослым, он нашел себя в постоянной борьбе с обстоятельствами, с законами физики, с собственным телом. Слова «невозможно» для него не существует, скорее, оно его только распаляет, заставляет напрячь все силы, вступить в борьбу и – очень часто – победить. Человек, раз за разом совершающий невозможное, – вот, пожалуй, самое точное определение, которое можно дать Валентину Дикулю.

Я очень не люблю слово «поздно», от него разит безысходностью.

Умом-то понимаю, что, конечно, «лучше поздно, чем никогда», но если бы хоть раз в жизни зациклился на «никогда», то остался бы калекой на всю жизнь.

Я также против неоправданной, идущей от эмоций спешки в любом деле. Поспешай, не торопясь – в простой мудрости опыт многих поколений.

Когда Валентин Дикуль учился в шестом классе, его мечта вдруг неожиданно стала осуществимой. По крайней мере ему так показалось. Дело в том, что каунасский цирк-шапито перед отъездом объявил конкурс для желающих стать цирковыми артистами. Естественно, и до того увлеченный цирком Валентин после такого известия и вовсе сон потерял.

Он готовился к показу и днем и ночью, отрабатывал трюки, штудировал книгу о фокусах, мастерил реквизит. И вот наконец явился в цирк в качестве конкурсанта. Там на него, конечно, посмотрели скептически – дети им были не нужны. Но поскольку он в цирке и так постоянно крутился, некоторые члены комиссии его знали, так что отказывать с ходу не стали, вежливо осведомились, в каком классе он учится, и разрешили приступить к показу.

Валентин продемонстрировал все, чему научился за эти годы увлечения цирком. Но… не нужен им был мальчишка-шестиклассник. Однако заявить ему такое напрямик никто не решился, члены комиссии хорошо видели, с какой надеждой он на них смотрит, и им неловко было эту надежду разрушать. Поэтому директор сказал: «Молодец, мы тебя принимаем. Но пока тебе необходимо учиться в школе. Хорошо учиться и заодно окрепнуть физически. А мы пришлем тебе вызов. Жди, скоро пришлем».

Конечно, ни к чему хорошему это не привело, тем более с таким человеком, как Валентин Дикуль. Получив прямой отказ, кто-то расстроится и бросит свою затею, кто-то наоборот упрется и начнет тренироваться еще старательнее, чтобы в следующий раз победить. Но подобные обещания, которые никто не собирается выполнять, могут привести к трагическим последствиям.

Валентин ждал вызова почти полгода. Всем знакомым рассказал, что принят в цирк, и вот-вот уедет. Тренировался, готовился, засыпал и просыпался с мыслью: не пришло ли письмо от директора цирка? Но время шло, а вызова не было…

Мысль, что его просто обманули, не могла прийти ему в голову. Как можно? Цирковые не станут лгать и уж тем более не станут смеяться над чужими мечтами. Наверное, письмо потерялось. И Валентин отправился в Москву.

Это был его последний побег из детского дома, но на этот раз он сбежал не в соседний город, а добрался до самой столицы. Как ему это удалось – без денег, без документов и даже без опыта бродяжничества? Но воля горами движет. Валентин ехал зайцем в поездах, питался чем придется, а когда попадался транспортной милиции, умудрялся вновь сбежать и отправиться дальше. Из Каунаса до Москвы он добирался две недели.

В цирковом училище, которое он умудрился отыскать довольно быстро, его внимательно выслушали и, видимо, поняли, в чем дело. Они не стали говорить ему прямо, что мол тебя, мальчик, просто нагло обманули, а мягко объяснили, что для поступления он слишком молод. Но он уже обо всем догадался сам…

Через несколько дней милиция вернула Валентина, впервые в жизни павшего духом, в Каунас. Он был непривычно тих и пассивен. До самого отъезда из Москвы он надеялся, что случится чудо, и его все-таки примут в цирковое училище. Но чудеса не происходят просто так, их надо творить собственными руками, а этому ему еще предстояло научиться. Пока же он переживал первый в своей жизни серьезный обман и пытался склеить разбитые мечты. Воспитатели на него нарадоваться не могли – шебутной мальчишка вдруг стал идеальным, по их мнению, воспитанником: тихим, молчаливым и послушным. Что на самом деле творилось у него в душе, им было неинтересно.

На какое-то время жизнь потеряла всякий смысл. Воспитатели не узнавали меня и тихо радовались происшедшим переменам. Хорошо, что хоть в покое оставили.

Но детство – оно как ивовая ветка: гнуть – гни, а сломать трудно. Скоро я вернулся к прежним мечтам о цирке и с еще большим рвением занялся спортивно-цирковым самосовершенствованием. Хотя осталась на сердце маленькая зарубочка: впервые в жизни я не смог забыть обмана. Обмана, граничащего с жестокостью и издевательством над святым для меня.

Я сразу повзрослел. Впрочем, нет худа без добра: удар, нанесенный моей психике, оказался далеко не единственным психологическим ударом, которые пришлось вынести в дальнейшем. Но зато он, самый первый, положил начало выработке иммунитета…

Незадолго до окончания школы Валентин попросил бабушку забрать его из детдома и поселился у нее. Но денежный вопрос стоял, как и прежде, остро, да и он к тому времени уже считал себя слишком взрослым, чтобы жить на чьем-то иждивении. Так что в возрасте четырнадцати лет Валентин Дикуль начал зарабатывать деньги самостоятельно.

Дело в том, что у него оказалось потрясающее техническое чутье. Он мог отремонтировать практически любой мотоцикл, вернуть к жизни даже полнейший лом, за который не брались профессиональные мастера. Причем сам-то он был именно любителем, поскольку нигде и никогда этому не обучался. Но что-что, а талант к технике востребован всегда, и клиентов не слишком волнует наличие у мастера диплома, лишь бы ремонт был хорошо сделан. Поэтому довольно скоро Валентин наладил контакт с одной мастерской, которая отправляла невыгодных клиентов с очень сложными случаями к нему. А чтобы те не пугались при виде четырнадцатилетнего подростка и не уходили, он не возражал, когда его принимали за сына «мастера Дикулиса», и объяснял, кто на самом деле тут мастер, лишь когда возвращал отремонтированный мотоцикл клиенту.

Впрочем, сам Дикуль об этом вспоминает без особого интереса, потому что для него это был лишь способ зарабатывания денег на жизнь, а по-настоящему его в то время интересовали только две вещи – подготовка к цирку и учеба в школе, ведь без приличного аттестата о цирковом училище можно было забыть.

Его золотой цирковой мечтой была воздушная гимнастика, но поскольку самое главное для него было стать артистом, он готов был заниматься чем угодно, лишь бы на манеже. Поэтому, когда ему подворачивалась возможность научиться чему-то новому, что могло пригодиться в цирке, он ею никогда не брезговал. Именно поэтому он после детдома увлекся атлетической гимнастикой, а если говорить проще – культуризмом. Благо, это было несложно, потому что в Литве в то время была повальная мода на строительство собственного тела и клубы, где можно было позаниматься с гантелями и штангой, открывались повсюду.

В то время Валентин Дикуль тяжелоатлетом становиться не собирался и занялся бодибилдингом в основном для того, чтобы приобрести «товарный вид». Мало быть сильным и ловким, надо еще и выглядеть соответственно, чтобы понравиться зрителям. Но уже тогда, еще только начав строить свое тело, он уже задумался о том, что бодибилдинг нужен не только для красоты, особенно если подойти к нему с умом. Работа над телом – это самопознание и самоконтроль, а не только придание себе нужных форм. А цирковому артисту, совершающему опасные трюки, жизненно необходимо знать, на что способна каждая его мышца, и какую нагрузку она вынесет.

Пройдет всего несколько лет, и это смутное понимание превратится в уверенность, а потом и в целую систему, которая спасет сначала самого Валентина Дикуля, а потом и тысячи других людей…

Каждый человек – творец своего счастья. Это та самая правда, которая не поддается ревизии. И каждый сделает столько в своей жизни ошибок, сколько предназначено ему судьбой. Но я против «сверхлимитных» ошибок, получающихся от элементарного невежества или, что еще хуже, слабости духа.

До того времени, когда Валентину Дикулю понадобится вся сила духа, что у него есть, оставалось совсем немного. А пока он был счастлив – мечта начала сбываться, ведь его приняли в цирковой кружок одного из каунасских клубов. Конечно, это было не совсем то, чего хотелось, но он воспринимал этот кружок как первый шаг к тому, чтобы стать профессиональным артистом. Там собрались такие же фанаты цирка, с которыми ему было легко и приятно общаться, там его учили, готовили, и, наконец, там ему дали возможность выйти на сцену.

Теперь он штудировал книгу «Цирк на клубной сцене» и серьезно готовил гимнастический номер, с которым вскоре и вышел к публике на одном из местных концертов. Первый успех, первые аплодисменты – разве такое забудешь. Сбылась мечта, и казалось, что до профессионального цирка на манеже теперь недалеко. Но у судьбы на Валентина Дикуля были совсем другие планы…

В 1962 году, когда Валентину Дикулю не исполнилось и пятнадцати лет, он получил травму, несовместимую с жизнью.

Это был обычный концерт в каунасском Дворце спорта, посвященный какому-то празднику. Валентин показывал свой гимнастический номер на тринадцатиметровой высоте, работал спокойно и уверенно, полностью себя контролировал, но… Случилось то, что нельзя было предусмотреть – лопнул штамберт, стальная перекладина, к которой крепится страховка и аппаратура. Юный гимнаст рухнул вниз вместе со всем оборудованием, не успев даже сгруппироваться, хотя на такой высоте это все равно вряд ли бы ему помогло. Последнее, что он запомнил, это металлический щелчок, а потом – темнота.

Артисты среагировали быстро и четко, вызвали «Скорую», и она немедленно доставила Валентина в больницу. Но что можно сделать, когда у человека сломан позвоночник? Неделю он пролежал без сознания в реанимации городской клинической больницы, а когда пришел в себя, еще долго не мог поверить в реальность происходящего. Да и как можно в четырнадцать лет поверить, что навсегда стал калекой?

Врачи поставили диагноз: компрессионный перелом позвоночника в поясничном отделе и черепно-мозговая травма плюс около десяти локальных переломов. В результате всего этого – полная неподвижность тела ниже пояса и утрата чувствительности. Вылечить такое невозможно, так что прогноз был безжалостный – всю оставшуюся жизнь Валентину придется провести в инвалидной коляске.

Не уверен, что превозмог бы неподвижность, будь мне лет тридцать. Скорее всего, не сумел бы психологически перешагнуть через закостеневшее в сознании, что возможно, а что невозможно.

Но лет мне, непоседе, было ровно вполовину меньше, по характеру я оставался детдомовцем, а нам судьба никогда и ничего не преподносила на блюдечке с голубой каемочкой – мол, бери, глотай. Нет, сначала возделай, пот пролей и лишь после получи свое.

Сам Валентин Дикуль окончательно осознал, что это не сон и он на самом деле теперь инвалид, только месяца через три. И все равно в глубине души остались неверие, задушенный протест. Нет, с ним такое не может быть! Врачи наверняка ошибаются! И пусть ноги ничего не чувствуют, пусть передвигать их теперь можно только руками, как неодушевленные предметы, пусть их можно хоть иглой колоть – боли нет… Но это же его ноги, и они нужны ему, а значит должны снова начать двигаться!

Врачи рекомендовали ему покой и неподвижность, но он им не верил, как не верил и их прогнозам, поэтому начал поступать так, как сам считал нужным. Стал поднимать все, до чего мог дотянуться, отжимался, качал мышцы рук, груди и спины. Его ругали, пытались уговорить прекратить эти «глупости», но он и слушать не желал. Попросил друзей из цирковой секции принести ему гантели и резиновый жгут, чтобы заниматься по всем правилам, и потом пугал медсестер лязганьем железа и хлопками резины. На уговоры успокоиться и смирно лежать, как все, только хмуро отмалчивался. Теоретической базы у него, конечно, никакой не было, поэтому сказать ему было нечего, но и от своей внутренней веры в то, что если много заниматься, вернуть себе спортивную форму, то и ноги со временем тоже начнут работать, он не желал отказываться.

Врачи, поняв, что он не хочет смириться с неизбежным, стали более жестоки, искренне веря, что это для его же пользы – какой смысл обольщать себя напрасными надеждами. Поэтому они стали говорить прямо: «Мальчик, нельзя быть таким беспокойным… Ты не волнуйся, все, что в наших силах, мы сделаем. Будешь передвигаться в коляске, научишься обслуживать себя, найдешь работу по душе. Все образуется. Только веди себя приличнее». Но и это не помогало. Теперь уже заработало врожденное дикулевское упрямство. Не будет он лежать пассивно, не смирится, и все тут! И он продолжал упорно заниматься.

Хотя справедливости ради надо сказать, что были у него и срывы. Не желая становиться обузой для окружающих, он сделал две попытки покончить с собой. Один раз связал полотенца, привязал к кровати, затянул на шее и свалился на пол. Второй раз отравился препаратами люминала. Оба раза его спасли врачи. Ну, а потом занятия стали приносить кое-какие плоды – пусть ноги и не двигались, но в остальном его состояние улучшалось куда быстрее, чем у других больных, и некоторые даже стали интересоваться его упражнениями и пытаться их повторять.

Он занимался по пять-шесть часов в день, укрепляя мышечный корсет спины, подсознательно догадываясь, что это полезно в любом случае – хотя бы чтобы защитить и поддержать сломанный позвоночник. Уставал настолько, что вечером засыпал мгновенно, несмотря на боли в спине. И читал все, что мог найти про строение человеческого тела, переломы, травмы, анатомию мышц и биомеханику. Книги ему в основном приносили родственники других больных, которые, конечно, не верили в его выздоровление, но хорошо понимали его трагедию и стремились поддержать.

Так постепенно нарабатывалась теоретическая база, которая впоследствии очень помогла Дикулю и в собственной реабилитации, и в создании его знаменитой системы. Но пока он читал хаотично, не выбирая, потому что сам не знал еще, что надо искать, и руководствовался только чутьем. Это же чутье подсказывало ему, что ногами нужно двигать. Да, они не подчиняются ему, но это не значит, что можно позволить им лежать без движения. Поэтому он стал привязывать к ним веревочки и дергать, передвигая с места на место. Потом придумал всякие приспособления – грузы и противовесы – чтобы поднимать ноги и опускать их. А потом даже установил над кроватью систему блочных устройств на подшипниках. При помощи друзей, конечно.

Толку не было. Нижнюю часть тела он по-прежнему не ощущал. Но и сдаваться не собирался. Он продолжал считать, что ногам нужно движение, но теперь уже понимал, что этого мало. Еще им нужен какой-то импульс от здоровой половины тела. Вот только как его создать? На это ответа пока не было.

В больнице он провел восемь месяцев, и вот наконец его выписали. Домой он вернулся на инвалидной коляске, официально числясь инвалидом первой группы без какой-либо надежды на выздоровление. Ему не было и шестнадцати лет.

Он просидел дома около месяца, замкнувшись в собственном страдальческом мирке и не желая показываться на улице. Упражнения не помогли, он стал инвалидом, обузой для бабушки. Зачем теперь жить? К тому же он ненавидел жалость, и его корежило от одной только мысли, что люди будут смотреть на него, такого молодого, в инвалидной коляске и жалеть его. Какое унижение!

Однако долго сидеть без дела он не мог, а от намерения покончить с собой к тому времени давно отказался как от признака малодушия и слабости. К тому же, несмотря на произошедшую с ним трагедию, его любовь к цирку не только не исчезла, а даже вспыхнула еще сильнее. С цирком были связаны самые счастливые минуты в его жизни, и он не представлял своей жизни без него. Поэтому в один прекрасный день он твердо решил перестать себя жалеть и поехал через весь город, не обращая внимания на сочувственные взгляды, к директору Дворца культуры профсоюзов. И сказал ему: «Помогите мне найти себя. Не могу жить без цирка. Я организую вам самодеятельный цирковой кружок, я знаю, как это делается. Мне не нужно никаких денег. Реквизит сделаем сами и сошьем костюмы. Только дайте возможность заниматься. Не гоните».

Растерянный директор спросил, кто он, и в чем вообще дело. Валентин рассказал – и о своей безумной любви к цирку, и о своей короткой карьере эквилибриста, и о травме. Директор все выслушал, не перебивая, и твердо пообещал что-нибудь придумать.

На следующий день Валентину Дикулю сообщили, что во Дворце культуры профсоюзов открывают цирковой кружок, а его назначают руководителем и даже с положенным по штатному расписанию окладом.

Если вспоминать, то рождался-то я не единожды.

Сначала, понятно, как и все.

Затем – когда в Каунасе меня приняли в цирковую секцию.

Когда вернули к жизни, после того как упал с тринадцатиметровой высоты.

Когда мне, инвалиду-колясочнику, разрешили создать цирковой кружок.

Когда впервые почувствовал собственные ноги, хотя это и противоречило научно обоснованным предсказаниям до боли родной медицины.

Когда, заново рожденный цирковым манежем, сотворил свой первый трюк.

Затем…

Когда меня спрашивают: счастлив ли? – всегда отвечаю: да, я очень счастливый человек. Ибо столько раз рожден, что не имею права не быть счастливым.

Это было фактически чудом. Кажется, Валентин Дикуль не был так счастлив даже тогда, когда очнулся после травмы и понял, что живой.

Он стал набирать учеников: сам написал плакаты и вместе с друзьями оклеил ими весь Каунас, потом провел вступительный экзамен и отобрал пятьдесят человек (больше просто не поместилось бы в предоставленном им зале). И наконец начал обучение…

Пожалуй, он был счастлив. На самом деле. Шестнадцатилетний юноша, недавно ставший пожизненным инвалидом, сумел пережить это, переступить через боль и обрести новый смысл в жизни. Он в своем кресле летел на работу как на крыльях. Судьба отняла у него все то, что есть у его ровесников? Ну и что, зато она не смогла отобрать у него любимое дело!

Он работал, творил, заражал учеников своей энергией и страстью. И они платили ему искренней любовью, откликаясь на его невероятную жажду жизни. Никогда он не чувствовал себя среди них каким-то неполноценным. Даже когда он забывался и в своем рвении показать им какой-то трюк вываливался из кресла, никто из них не позволял себе даже улыбки. Они тут же бросались к нему и помогали сесть обратно. А он не обижался на сострадание, потому что уже понял, что это не то же самое, что жалость.

Но то, что он научился быть счастливым в инвалидном кресле, не означало, что он смирился со своим положением. Вечерами, после работы, он продолжал свои изнурительные тренировки. И теперь уже не наобум, а целенаправленно стараясь развивать определенные группы мышц. Именно тогда стали появляться методики и приспособления, которые потом стали основой уникальной системы Дикуля.

Однако особого прогресса не было. Точнее, не было прогресса с ногами – они продолжали оставаться неподвижными. А в остальном Валентин Дикуль еще как продвигался вперед. В скором времени он научился передвигаться на костылях, используя их как ручные ходули. Причем безжизненные ноги не просто волочил по полу, а старался имитировать ходьбу, выбрасывая вперед то одно бедро, то другое. В конце концов силы у него заканчивались и он попросту падал на гимнастические маты (на голом полу он опасался заниматься, потому что при падении мог получить новые травмы) и засыпал. Когда его в таком состоянии первый раз нашла уборщица, она запаниковала и вызвала «Скорую» и милицию.

Со стороны может показаться, что ничего в этом такого особенного, подумаешь, поднялся на костыли, ноги-то так и не пошли. На самом же деле это настолько невероятно сложно, что попробуй любой здоровый и даже физически крепкий человек такое повторить, он тут же либо упал бы, либо вынужден был опереться на ноги. Чтобы так ходить, надо обладать железными мышцами плечевого пояса и идеальной координацией движений. И конечно, Валентин Дикуль добился такого не в один день, это был результат многомесячных тренировок.

Все силы уходили на то, чтобы встать на ноги. Каждый день экспериментировал над собой. И сейчас, когда путь этот выстрадан мною «от и до», когда создана научно обоснованная система восстановления, я вижу, сколько в свое время переделал лишнего. Но иначе и не могло быть. Ведь тогда никого не было рядом – ни врача, ни шамана – кто мог бы дать единственно верные рекомендации: делай то-то и то-то и получишь такой-то эффект.

Возможность передвигаться на костылях Валентина Дикуля буквально окрылила. Все врачи в один голос говорили, что такое невозможно, а он сумел. И теперь он знал точно, что врачи могут ошибаться, а значит, и насчет его ног тоже могут быть неправы. Впрочем, и доктора уже не все были настолько стопроцентно уверены в своей правоте. В то время Дикуль познакомился с одним известным врачом, которого очень впечатлили его успехи. И хотя открыто тот ничего не говорил, но зато неожиданно несколько раз заводил речь о том, что огромная радость может убить человека так же, как сильное горе. И что в такой момент ни в коем случае нельзя быть одному. Пожалуй, он стал первым человеком, который поверил в то, что этот юноша с железной волей и такими же мускулами сумеет сделать невозможное.

Чудо свершилось на шестой год после травмы.

Тем летом Валентин Дикуль вывез свой цирковой кружок на школьные каникулы в город Ниду. Там они разбили палаточный городок, сделали маленькую арену и целыми днями репетировали. Но внезапно у Дикуля резко подскочила температура, тело отказалось слушаться, и он почувствовал острое жжение в позвоночнике. Он не мог ни есть, ни пить, ни тем более держаться на костылях, даже в коляску и то не мог сесть. Страшная боль ломала суставы, разрывала судорогами мышцы. Он раз за разом терял сознание, а приходя в себя, не узнавал окружающих. Хорошо, что при нем были ученики – он в жару метался по кровати, и им приходилось силой удерживать его, чтобы не дать упасть на пол. Вызвали врачей, но те не решились забрать его в больницу, боялись, что он не выдержит транспортировки. К тому же они попросту не понимали, что с ним происходит, симптомы болезни были ни на что не похожи.

На третий день Валентин Дикуль пришел в сознание, чувствуя себя, правда, слабее котенка. Даже говорить не мог. Но уже через сутки заставил себя взяться за костыли, попробовал встать, и – о, чудо! – почувствовал работу мышц бедра и коленей!

Случилось невероятное. Нет, даже невозможное! Вопреки всем прогнозам по его спинному мозгу потекла жизнь. Он мог двигать ногами, мог чувствовать ими боль… и ни одно даже самое приятное ощущение за всю жизнь не доставляло ему такого счастья, как эта боль.

А уже через две недели (хотя обычно срок реабилитации в таких случаях занимает несколько месяцев) он отбросил костыли и стал передвигаться на своих ногах, опираясь на две легкие палочки.

И вновь начались изнуряющие тренировки. Валентин Дикуль устанавливал себе маленькие цели, достигая которые, продвигался вперед. Сегодня сделать на три отжимания больше, чем вчера, завтра – на два больше, чем сегодня. Он представлял себе путь как лестницу, ведущую вверх. И каждая достигнутая цель была очередной ступенькой этой лестницы. Куда она вела? К цирку, конечно!

Скажи он кому-нибудь такое, над ним бы посмеялись, а может поплакали бы над его судьбой или вовсе покрутили бы пальцем у виска. Какой еще цирк, когда он из инвалидного кресла только-только встал! Пусть радуется, что вообще ходит!

Кто-нибудь другой, наверное, так и поступил бы. Но не Дикуль. Да, он был счастлив, что вновь может ходить, но не собирался на этом останавливаться. И уж тем более не собирался слушать скептиков – теперь, когда он доказал, что невозможное возможно.

Когда сделал первый шаг на костылях, еще не чувствуя ног, то сказал себе: я буду выступать.

Когда, забыв про костыли, учился ходить с помощью палочек, то думал уже о том, что именно буду делать на арене.

Но чем именно он теперь будет заниматься в цирке? Здравый смысл подсказывал ему, что воздушным гимнастом его никто больше не возьмет. Хоть летать научись – не возьмут и точка. Значит, надо придумать что-нибудь другое. И тут он вспомнил свои детские мечты стать богатырем. К этому времени он уже так накачал мышцы рук, плеч и спины, что эта идея вовсе не казалась такой уж безнадежной. Тем более, что цирковому силачу вовсе не нужно быть самым сильным человеком на планете, достаточно фактурной атлетической фигуры и умения артистично работать с тяжестями. Решено – он будет силачом!

И он взялся штудировать книги «Силачи в цирке» и «Рекорды прошлого». Правда, благие рассуждения насчет фигуры и артистизма быстро пошли прахом. Он слишком привык быть максималистом и перфекционистом, поэтому теперь мечтал… конечно же, стать самым сильным человеком на планете. И это в то время, когда он все еще ходил, опираясь на палочку.

Но цель поставлена, значит, ее надо достичь. Семь месяцев Дикуль ходил с тростью, руководил кружком, а под шумок готовил силовой номер. Верхняя половина тела у него была уже вполне богатырской, теперь предстояло сделать такими и ноги. И он вновь занялся разработкой собственного комплекса атлетической гимнастики с учетом состояния своего здоровья.

Утверждаю, что каждый человек может сделать абсолютно все, что в его человеческих силах.

Повторяю – абсолютно все.

Только поверьте в себя.

И обязательно доведите до конца начатое, как бы трудно и тяжело вам ни было.

И вы победите. Обязательно победите.

Но всегда помните: цель, к которой стремитесь, должна быть справедливой и нужной людям. Вот о чем прошу вас никогда не забывать.

Конечно, для того, чтобы достичь поставленной цели, Валентину Дикулю потребовались не дни, не недели и даже не месяцы. На цирковую арену он вышел только в 1970 году – через восемь лет после травмы. Зрители рукоплескали богатырю, жонглирующему пушечными ядрами весом по сорок пять килограммов, подбрасывающему их вверх и принимающему на предплечье. Но, конечно, они и не подозревали, что видят не просто силача, а наблюдают триумф воли над обстоятельствами, официальной медициной и даже природой. Никому из видевших Дикуля на арене и в голову не пришло бы, что перед ними недавний инвалид-колясочник.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.