Култук — Богом помеченное место

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Култук — Богом помеченное место

На вопросы: «Что это будет за книга?» «Типа вы рассказывать будете о том, где вы родились, что ли?» или «Это что, будет автобиография?» Отвечу: да. Ну, во всяком случае, о том, где я родился. Приведу пример, я был в Польше не так давно, там делал мастер-класс. После шоу поляки мне рассказывали:

— Мы смотрели твое выступление, и у нас был один вопрос: «Кто он: немец, американец, итальянец, может быть француз, Норвегия, Голландия? Прости, но на русского ты не похож. Потом мы поняли, что ты наш, ты — славянин».

И так в любой стране. Выступаю в Германии, там говорят: «Он наш, немец». Выступаю в Милане, они говорят: «Да не, он точно наш, потому что такой темперамент, такая харизма и энергетика могут быть только у миланских ребят. Явно Италия». Французы говорят: «Не, ну он такой утонченный, он наш». Поэтому рассказать о том, где я родился, точно надо.

Родился я на Байкале. Рядом с Иркутском есть такой поселок Култук. Очень много я ездил по Сибири и Дальнему Востоку на гастролях с Аллой Борисовной, моей музой. Много всяких городов видел, и казалось бы, все те же рельсы, все те же дома, все те же строения, но есть что-то такое, что действительно отличает Култук. Как Богом помеченное место, оно другое.

Мое рождение было каким-то очень символичным. До меня родился Саша, мой брат. Мама вышла замуж за очень красивого парня, его звали Анатолий. В него влюблялись все, но он за мамой ухаживал. Она была девушка из правильной семьи. Во время войны со своей сестрой Дусей воспитывалась в детском доме, а потом их забрала тетя. И вот она выросла, вышла замуж за папу, и родился у них мой брат Саша.

Когда мама узнала, что беременна, они с папой были очень рады, просто безумно счастливы.

Мама рожала меня с трудом. У папы даже спросили, кого он хочет сохранить: жену или ребенка. Дурацкий вопрос. Но отвечать надо было, и, конечно, он просил, чтобы сохранили и жену, и ребенка.

Короче, меня, как могли, спасали. По-моему, про маму вообще забыли и уже не дергались. Как она выжила, никто не знает. Но как-то смогла. После родов мама долго не могла ни что-либо делать, ни вообще ходить. Очень тяжело было. В общем, выжила — это одно название.

Родился мальчик в рубашке, как ей сказали. И почему-то у меня было много вьющихся волос и светлые глаза. Мама говорит, что ей в палату принесли невероятно красивую куклу, а не ребенка.

* * *

Дальше было детство. Детство как детство. Я помню не много, и как у всех нормальных людей, воспоминания эти очень разные. Но почему-то особенно четко отложились в моей голове первые шаги. До сих пор вижу, как мама мне в первый раз сказала: «Ну все, сколько я могу тебя на руках носить?! Теперь ты должен идти сам». Она меня разбудила. Рано, в ясли. Зима. Холодно. А уже снег, для нее-то это ничего, а мне казалось, что он по колено. Кроме того, тяжелая одежда, я не мог и шага сделать. Как же мне было тяжело делать эти первые шаги!

Это, оказывается, были первые шаги уже в такую серьезную жизнь, я так ревел. Ревел даже не оттого, что хотел на руки, а от обиды. Я тогда понимал, что у меня началась какая-то другая жизнь. Потому что мама сказала: «Все, теперь ты будешь ходить сам, привыкай!» И я пошел. Орал, но пошел. Тогда мне еще даже и трех лет не было. «Звезда в шоке!»

* * *

Помню один случай. Когда я его маме рассказал, выяснилось, что мне даже не было четырех лет. Меня папа одел днем и вывел на прогулку. Были заморозки. На Байкале заморозки — это что-то невероятное. Во дворе лужа была ледяная, начало зимы. Папа меня поставил и попросил не ходить в эту лужу. Я, естественно, пошел в нее и валенками прилип ко льду. Четко помню, как я там стою, кричу, но меня не слышат. А что?! Родители смотрят из окна, а я там стою, не балуюсь. Поэтому я долго так ревел и орал, а никто не слышал. Когда папа меня забирал, я помню, он меня поднял, а валенки остались на льду. Он их оторвал, но подошва осталась в ледяной луже. Потом они с мамой очень смеялись над тем, что я, оказывается, стоял все это время и орал.

* * *

В совсем раннем возрасте случилось у меня первое видение. Я видел, как умер папа. Он лежал в гробу в черном костюме, в белой рубашке. И когда в мои шесть лет он умер, на похоронах я все думал: «Ну надо же, я все это уже видел». Все так же было, как тогда, когда был маленьким. Объяснение этому нашел только когда стал взрослым. В детстве не мог понять, как могло случиться, что я это уже видел. Меня дядя Саша — папин брат — держал на руках, все плакали, а я думал, отчего это они плачут. Тогда не осознавал, что он умер. Осознал это в детском саду. У меня была истерика, что у меня нет папы. Всех детей забирают папы, а меня нет. Потом у меня еще случались на протяжении всей жизни видения разные. О них расскажу, наверное, позже. Но то, что я это увидел, это было однозначно. При этом мне было очень мало лет. Может быть, года три-четыре.

* * *

Как-то раз мама заболела. Мы с папой поехали к ней в больницу на мотоцикле. На улице была жара, а он надел на меня пальто, потому что, когда на мотоцикле едешь, очень дует. Мама на него сильно ругалась, почему он меня так безобразно одел, так безвкусно. Она сама меня очень хорошо одевала. Самое яркое одеяние было на утреннике: на мне были черные шортики, лаковые черные туфельки, белые гольфики, белая рубашка и белая бабочка. Я был самый модный в детском саду. Самый такой фэшн-ребенок, как мне казалось. Наверное, так оно и было.

* * *

Мы с братом воспитывались так: то я с мамой с папой, а брат в деревне у бабушки, то наоборот. Мы редко пересекались, редко жили вместе и редко были душа в душу. У нас не было какой-то такой любви. У меня есть друзья близнецы. Я наблюдал, какие у них теплые отношения друг к другу, как они друг другу помогают, любят. Как-то даже спросил у них:

— Вы ругаетесь?

— А зачем нам ругаться?

Я завидую, потому что у меня этого не было. Мы, наоборот, ругались. Позже брат хотел со мной наладить отношения, но я был против. В общем, не получалось у нас.

Однажды, когда моя очередь была жить в деревне, туда приехал цирк. Повесили объявление: «В 19.00 в деревню приезжает цирк». В деревне цирк — это что-то нереальное. Это значит, что в восемь утра, как только подоили корову, бежать занимать места в клубе, потому что после обеда мест уже не будет, хотя представление и вечером. В этот день чувствовалось что-то неладное. Бабушка нервничала, корову даже подоила пораньше. Собрали еду с собой и отправились в клуб. Пришли, а места уже все заняты. Но бабушка-то ушлая: она взяла с собой стульчики, на которых коров доят. И мы чуть ли не у самой сцены сели, самые первые. Пролезли с этими стульчиками и сидим. Помню, ноги болели от сидения долгого, еле-еле дождались мы семи вечера. У нас с собой яйца, хлеб, колбаса, еда всякая. Открывается занавес. Стоит клоун и стол. Цилиндр на клоуне, он его снимает, переворачивает и кладет на стол. Еще на столе корзина яиц стояла. Большая корзина и много яиц. У меня сердце кольнуло, а бабушка и говорит:

— Ой, девки, нам, по-моему, будет п…ц! — Девки — это от пятидесяти и до ста. У кого два зуба, у кого три. У моей один вообще. — Ой девки, ой темнеченки, ой чувствую, на х…я я надела новый сарафан, — а у нее сарафан — халат байковый, очень яркий. — Ой, какого х…а я надела новый фартук и платок?! — Она в новый платок нарядилась, еще со мной советовалась, какой надеть. Я сказал, чтоб поярче надевала, праздничный. В общем, она нарядилась, а тут клоун яйца в цилиндр бьет. И кто знает, для чего он их туда бьет?!

Девки все напряглись, он уже всю корзину разбил в этот цилиндр, да потом еще какой-то фигней принялся эти яйца взбивать. А бабушка моя все приговаривала:

— Ой темнеченки, девки! На х…я я вообще села здеся рядом. Лучше бы мы сели сзади! Для чего ж я здесь села?! — Но представление началось, и назад дороги нет. Сиди да терпи.

Меж тем клоун все это размешал, поперчил, посолил, берет цилиндр и замахивается им на зрителей. Все вокруг заорали, попадали на пол, я голову пригнул. Моя бабушка кричит:

— Ах, ты козел старый! Ну, я те, сука, устрою! Сейчас как встану, и тебе п…ц будет!

А с ней вся деревня только эти фразы и орала. Потом тишина. Я долго не решался поднять голову. Потом поднял, смотрю: ни клоуна, ни яиц, ни цилиндра. Звезда в шоке! Вот и весь цирк. С тех пор в цирк я не хожу.