ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ ОПЫТ

ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ ОПЫТ

О первых двух годах офицерской службы Суворова известно мало. Получив, как и другие новоиспеченные обер-офицеры, длительный отпуск, он побывал в Москве, чтобы помочь отцу в хозяйственных делах. Вернувшись в полк, поручик, возможно, мечтал о настоящей строевой службе, но начальству было виднее: в январе 1756 года его назначили обер-провиант-мейстером (интендантом) «ранга капитанского» и направили в Новгород. 28 октября того же года он был переведен в Петербург с предписанием состоять при Военной коллегии в звании генерал-аудитор-лейтенанта. Новая должность (по военно-судной части) соответствовала чину секунд-майора (VIII класс по Табели о рангах). Скорее всего, за этими назначениями стоял отец, который уже несколько лет являлся членом Военной коллегии в чине генерал-майора.

Хозяйственная и военно-судная деятельность расширила кругозор молодого офицера, но удовлетворить его не могла, тем более что наступила пора военная. Возмутитель европейского спокойствия король Пруссии Фридрих II, заручившись поддержкой и финансовой помощью Англии, предупредил действия сильной антипрусской коалиции, внезапно напал на Саксонию, заставил капитулировать ее армию и открыл военные действия против главных противников — Австрии, Франции и России.

Пока король-полководец с переменным успехом сражался против австрийцев и французов, русская армия медленно двинулась в Пруссию. Ее возглавил бывший начальник Суворова по Семеновскому полку генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин. Первое же столкновение с пруссаками оказалось успешным. 19 августа 1757 года при Гросс-Егерсдорфе корпус прусского фельдмаршала Левальда был разбит. В этом сражении русские войска сумели выдержать натиск пруссаков, проявив замечательную стойкость. Исход сражения решила введенная в дело бригада молодого генерал-майора графа Петра Румянцева.

Произведенный еще в декабре 1756 года в премьер-майоры, Суворов добился назначения в действующую армию, но в кампании 1757 года ему участвовать не довелось. Толковому, исполнительному штаб-офицеру поручили формирование в Лифляндии и Курляндии третьих батальонов для вступивших в Пруссию пехотных полков. Когда, успешно выполнив поручение, Суворов привел в Мемель 17 вновь сформированных батальонов, его назначили комендантом этого близкого к театру военных действий, но всё же тылового города. Кампанию 1758 года он также пропустил.

Война шла своим чередом. Пруссаки успешно сражались против австрийцев и французов, выставив против русских незначительные силы. Армию восточного соседа король-полководец не считал серьезным противником, презрительно именуя ее «русской ордой». К тому же в верхах России зрели большие перемены. Тяжелая болезнь Елизаветы Петровны вызвала цепь дипломатических и придворных интриг, в которых участвовали высшие чиновники империи и представители союзных держав. Волей случая оказавшийся наследником российского престола слабый и безвольный голштинский принц Карл Петер Ульрих (Петр Федорович) не любил Россию и русских, открыто демонстрируя симпатии к главному противнику империи — прусскому королю. Не любил он и свою умную и сильную духом супругу Екатерину Алексеевну, добиваясь развода и высылки ее из страны, что позволило бы ему жениться на своей любовнице, принадлежавшей к влиятельному клану Воронцовых.

Тяжелобольная императрица поверила обвинениям, возведенным на Апраксина, — 28 сентября 1757 года победитель пруссаков при Гросс-Егерсдорфе был смещен и умер под следствием. 14 февраля 1758 года последовал арест канцлера Бестужева-Рюмина, который в ожидании предстоящих перемен сделал ставку на жену наследника престола, великую княгиню Екатерину. Елизавета Петровна сознавала полное ничтожество своего племянника, но выхода из сложившегося положения не видела. Она всё же заменила Бестужеву казнь довольно мягкой ссылкой и продолжила политику бывшего канцлера.

С самого начала войны планы операций, совместных действий с союзниками-австрийцами разрабатывала предложенная Бестужевым Конференция при высочайшем дворе — военный совет при императрице. Главнокомандующий армией был обязан выполнять полученные из Петербурга директивы. Сместив Апраксина, Конференция остановила свой выбор на генерал-аншефе Виллиме Виллимовиче Ферморе. Русская армия снова двинулась вперед и заняла столицу Восточной Пруссии Кенигсберг.

Король Фридрих не ожидал подобных успехов и решил быстро разделаться с российской армией. В генеральном сражении при Цорндорфе 14 августа 1758 года королю-полководцу удалось выбить русских с позиций и снять осаду с крепости Кюстрин, но его потери составили 11 тысяч человек — на тысячу больше, чем потери противника. Кровопролитная «ничья» в битве с самим Фридрихом дорого обошлась Фермору. Он был заменен генерал-аншефом графом Петром Семеновичем Салтыковым, но остался в действующей армии. Нового главнокомандующего с русской фамилией войска приняли хорошо. Вскоре Салтыков, имевший лишь небольшой боевой опыт в русско-шведской войне 1741 — 1743 годов, доказал, что ему не зря доверили армию. 12 июля 1759 года он успешно отразил наступление прусского корпуса генерала фон Веделя, занял Франкфурт и угрожал Берлину.

Подполковник Суворов (он получил новый чин 9 октября 1758 года) добился перевода в действующую армию. 14 июля 1759 года, находясь в отряде князя М.Н. Волконского, он впервые «видел войну» — участвовал в кавалерийской стычке при Кроссене в Силезии. А через 17 дней, исправляя должность дивизионного дежурного при штабе Фермора, Суворов стал участником генерального сражения.

Энергичным и смелым маневром Фридрих вышел в тыл русской армии (41 тысяча человек), занявшей позицию на высотах при Кунерсдорфе. Король настолько был уверен в исходе сражения, что даже задержал курьера с донесением герцога Фердинанда Брауншвейгского о победе над французами при Миндене 10 июля: «Оставайтесь здесь, чтобы отвезти герцогу такое же известие». 1 августа он лично руководил атакой левого фланга Салтыкова, приказавшего своей армии обратить тыл в передовую линию. Атака развивалась успешно. Но поразительная стойкость русских войск позволила Салтыкову контратаковать в центре и обратить противника в бегство. По окончании сражения у Фридриха не было армии — потери составляли 6052 убитых, 11 139 раненых, 1429 пропавших без вести, 2055 «переметчиков», многие разбежались. Победителям достались вся артиллерия (172 орудия) и армейский обоз (большое количество боеприпасов, амуниции, 10 255 ружей и 1260 палашей). Среди трофеев оказалась треуголка самого короля, едва не попавшего в плен (ныне она хранится в Государственном Эрмитаже).

В сражении участвовали союзники-австрийцы (18 500 человек), но решающий вклад в победу внесли русские: их потери составляли более тринадцати тысяч человек убитыми и ранеными, тогда как австрийцы потеряли менее полутора тысяч.

Катастрофа пруссаков при Кунерсдорфе могла поставить точку в войне. Но Австрия отказалась от активных действий. Салтыков вступил в споры с командованием союзника, писал жалобы в Петербург. Время было упущено. Согласно преданию после битвы подполковник Суворов заявил Фермору: «На месте главнокомандующего я бы пошел на Берлин». Он навсегда запомнил кунерсдорфский урок.

В последний день 1759 года Суворов получил неожиданное назначение. Его затребовал к себе в помощники генерал-кригс-комиссар (главный интендант армии) князь Я.И. Шаховской. Новая, весьма ответственная должность свидетельствует, что в армии уже оценили деловую хватку умного, знающего службу штаб-офицера. Но Суворов решил иначе и обратился за помощью к отцу.

К этому времени Василий Иванович имел чин генерал-поручика и продолжал состоять членом Военной коллегии. В феврале 1760 года он подал императрице челобитную, в которой говорилось: «А ныне оный сын мой ко мне пишет, что он, по своим молодым летам, желание и ревность имеет еще далее в воинских операциях практиковаться и службу свою по-прежнему продолжать при полку».

Просьба была уважена — 25 февраля последовал рескрипт «о исключении подполковника Александра Суворова от правления обер-кригскомиссарской должности и определении по-прежнему в полк при заграничной Армии».

Суворов вернулся в штаб Фермора. Кампания 1760 года свелась к отдельным стычкам с противником и ознаменовалась успешным, но запоздалым набегом на Берлин, совершенным отрядом генерал-поручика графа 3. Г. Чернышева. Фридрих воспользовался разногласиями в стане союзников и сумел частично восстановить силы, но его положение было критическим. Пруссаки перешли к обороне.

На вопрос, участвовал ли Суворов в занятии Берлина, у историков нет единого ответа. А.Ф. Петрушевский отвечает на него положительно. В послужном же списке полководца об этом не говорится ни слова. Однако с набегом на Берлин связано одно из первых дошедших до нас воспоминаний о Суворове. В своих мемуарах пастор Иоганн Готфрид Зейме со ссылкой на участника Семилетней войны капитана Бланкенбурга рассказал о том, как «казаки при нападении на Берлин похитили из столицы молодого прекрасного мальчика, вероятно, считая его за сына какого-нибудь знатного человека» и рассчитывая получить за него хороший выкуп: «Мальчик плакал и не мог ни понять диких людей, ни быть понят ими. Суворов нашел его у казаков, стал дружески говорить с ним, взял его к себе и содержал так хорошо, как можно было содержать во время похода. Мальчик мог сказать имя своей матери и улицу, на которой она жила. В продолжение остального похода Суворов уговаривал его быть терпеливым; когда же стали на квартиры, тотчас написал из Кенигсберга к вдове в Берлин письмо почти в таких выражениях: "Любезнейшая маменька! Ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если Вы захотите его оставить у меня, то ему ни в чем не будет недостатка. Я буду заботиться о нем, и он будет как мой собственный сын. Если же Вы захотите взять его обратно, то можете получить его здесь или написать мне, куда его Вам выслать. Я совершенно не виноват, что лихие казаки взяли его с собою"».

Фрау поспешила забрать сына. «Капитан Бланкенбург, — продолжает Зейме, — уверял меня, что он сам читал это письмо и что оно было написано совершенно в добродушном и несколько шутливом тоне будущего Суворова. Это был теперешний фельдмаршал, так как, сколько мне известно, в русской армии нет никакого другого Суворова. И такого человека клевета провозглашает варваром».

(Воспоминания Зейме вышли в свет вскоре после блестящей Польской кампании Суворова (1794), закончившего ее решительным ударом. Европейская пресса и особенно газеты Франции, еще не пришедшей в себя после кровавого якобинского террора, обвинили полководца и вообще русских в крайней жестокости. Мемуарист, лично познакомившийся с Суворовым в Варшаве, счел своим долгом опровергнуть клевету.)

Служба под началом Фермора, опытного боевого генерала, много значила для Суворова. Годы спустя победитель поляков и турок, генерал-поручик и кавалер почтительно называл Виллима Виллимовича своим «вторым отцом».

Для его родного отца 1760 год ознаменовался новым продвижением по служебной лестнице. 20 апреля он был назначен главным полевым интендантом заграничной армии. Василий Иванович прекрасно справился с этими обязанностями, обеспечив армию всем необходимым. От имени императрицы Конференция шесть раз благодарила его за службу. 25 июня он был награжден орденом Святого Александра Невского, 16 августа пожалован в сенаторы, а в самом конце года назначен губернатором оккупированной Пруссии и командующим войсками, расположенными на Висле, — главным резервом действующей армии. 5 января 1761 года в Кенигсберге Василий Иванович вступил в новую должность, приняв дела от барона Николая Андреевича Корфа. Отметим, что Корф был родственником императрицы: его жена, графиня Екатерина Карловна Скавронская, приходилась Елизавете Петровне двоюродной сестрой. Барону поручались такие секретнейшие задания, как привоз из Голштинии племянника государыни и перевоз свергнутого брауншвейгского семейства в Холмогоры. И все же члены Конференции решили сменить Корфа на Суворова. Пруссия с Кенигсбергом должна была отойти к России. Жители, в их числе профессор Кёнигсбергского университета Иммануил Кант, уже начинали хлопотать о русском подданстве. В преддверии окончания войны на посту губернатора Пруссии нужен был опытный и твердый администратор.

Замечательный мемуарист XVIII века Андрей Тимофеевич Болотов молодым офицером служил в Кенигсберге. Он воспользовался возможностью пополнить свои знания и стал посещать лекции в местном университете. Болотов вспоминает:

«Дела правления Королевством Прусским шли хотя по-прежнему, но несомненно с лучшим порядком. Губернатор наш (В.И. Суворов. — В. Л.) был гораздо степеннее и разумнее Корфа и во всех делах несравненно более знающ. Он входил во всякое дело с основанием и не давал никому водить себя за нос… и действительно не только сократил он многочисленные расходы, но почти целым миллионом увеличил доходы с сего маленького государства и всем тем приобрел особливое благоволение от Императрицы.

Впрочем, жил он удаленным от всякой пышности и великолепия и, в особливости сначала и покуда не приехали к нему его дочери, весьма тихо и умеренно. Не было у него ни балов, ни маскарадов, как при Корфе, а хотя в торжественные праздники и давал он столы, но сии были далеко не такие большие, как при Корфе…

Кроме сих двух дочерей, имел он у себя еще и сына, служившего тогда в армии еще подполковником и самого того, который прославил себя потом так много в свете и в недавние пред сим времена потряс всею Европою и дослужился до самой высшей степени чести и славы. О сем удивительном человеке носилась уже и тогда молва, что он был странного и особливого характера и по многим отношениям сущий чудак. Почему, как случилось ему тогда на короткое время приезжать к отцу своему к нам в Кенигсберг — при котором случае удалось мне только его и видеть в жизнь мою, — то и смотрел я на него с особливым любопытством как на редкого и особливого человека; но мог ли я тогда думать, что сей человек впоследствии времени будет так велик и станет играть в свете толь великую роль и приобретет от всего отечества своего любовь и нелицемерное почтение?»

К пребыванию Александра Суворова в январе 1761 года в Кенигсберге восходит миф о принадлежности его к масонству. Миф этот усиленно навязывается в последнее время массовому российскому читателю, радиослушателю и телезрителю. Обратимся к фактам. А.Ф. Петрушевский еще более века назад заметил: «Есть также известие, что Суворов посещал прусские масонские ложи. Может статься, так как он был человек любознательный; но сомнительно, чтобы сам он был когда-либо масоном».

В 1934 году в Париже вышла небольшая книжечка Татьяны Алексеевны Бакуниной «Русские вольные каменщики». После двух изданий «Словаря русских масонов» (1940, 1967) за его автором закрепилась репутация видного специалиста по истории русского масонства. Однако ее первая книжечка не является научным трудом — это самая обыкновенная пропагандистская брошюра. Не будем забывать, что сама Бакунина и ее муж писатель М.А. Осоргин были видными деятелями русского масонства в эмиграции. Желание масонов зачислить в свои ряды национального героя России понятно — непонятно легковерие современных историков и журналистов.

В предисловии утверждается, что всё изложенное в брошюре основано на исторических фактах и преследует «простую задачу — показать, что в русском Братстве вольных каменщиков состояли виднейшие и знаменитейшие русские люди»: «В дни, когда толки о масонстве приобрели неожиданную политическую окраску… резким, голословным осуждениям не следует ли противопоставить невольного вопроса: как же могли принадлежать к такому "дурному обществу" люди, деятельность которых создала то великое, что мы называем русской культурой? … Уча детей преклоняться перед именем Пушкина и чтить достоинства Суворова, нелишне знать, что их имена значатся в списках русских вольных каменщиков».

«Народный герой, человек непревзойденной славы, генералиссимус Александр Васильевич Суворов — вот кто должен открыть собой ряд знаменитых русских деятелей-масонов» — такими словами начинает Т.А. Бакунина свой рассказ и сразу же опровергает А.Ф. Петрушевского, не называя его по имени и забывая отметить, что автор, сомневающийся в принадлежности Суворова к братству «вольных каменщиков», является его лучшим биографом. Она предъявляет, как ей кажется, неотразимые доказательства, «сравнительно недавно обнаруженные в архиве Великой национальной ложи "Три глобуса" в Берлине»: 16 (27) января 1761 года кёнигсбергскую масонскую ложу «К трем коронам» посетил «обер-лейтенант Александр фон Суворов» и сообщил о своей принадлежности к петербургской ложе «Три звезды», в которой получил степень мастера. С необъяснимым пиететом прусские масоны приняли «брата-каменщика» и сразу возвели его в градус шотландского мастера. Хотя «братья» продолжали числить «обер-лейтенанта» в своих списках, Александр фон Суворов больше никогда в ложе не появлялся.

Автор не обращает внимания на явную ошибку — в документах сказано, что ложу «К трем коронам» посетил «обер-лейтенант», то есть поручик, тогда как прибывший в Кенигсберг Александр Суворов имел чин подполковника. Здесь можно было бы поставить точку и заявить, что у прусских масонов побывал какой-то другой Суворов. Но мы простим Т.А. Бакуниной ее оплошность, потому что уверены, что в ложе побывал будущий генералиссимус, а при передаче сведений произошла ошибка: оберст-лейтенант (подполковник) превратился в обер-лейтенанта. Гораздо существеннее факты, на которые Бакунина не обратила внимания: самые авторитетные исследователи российского масонства не смогли отыскать названную Суворовым петербургскую ложу. В письмах самого генералиссимуса и воспоминаниях близко стоявших к нему лиц явственно прослеживается отрицательное отношение Суворова к масонству. Загадку единственного визита подполковника к прусским «братьям-каменщикам» легко разгадать. Тогда в Кенигсберг только что прибыл его отец. Новый губернатор слышал о влиянии масонов в Прусском королевстве и захотел ознакомиться с настроениями в их среде. Для этого как нельзя лучше подходил прибывший в отпуск сын, владеющий немецким языком и знающий толк в разведке. Он придумал легенду о своем членстве в никогда не существовавшей петербургской ложе «Три звезды». Двери вложу кёнигсбергских «братьев» были открыты. Польщенные визитом сына самого губернатора, они возвели его в новый градус. Выполнив задание, визитер больше в ложе не появлялся и вскоре отбыл в действующую армию, где завоевал репутацию смелого, находчивого и удачливого кавалерийского начальника.

Попытки русских и австрийцев действовать соединенными силами ни к чему не привели. Место жаловавшегося на медлительность австрийцев П.С. Салтыкова занял генерал-фельдмаршал А.Б. Бутурлин. Австрийцам не терпелось отвоевать Силезию, захваченную Фридрихом 20 лет назад. Русские не собирались проливать кровь за чуждые им интересы. Армия двинулась в более близкую Померанию с целью завладеть Кольбергом, важной приморской крепостью противника. Чтобы помешать осаде, Фридрих отрядил корпус генерала Платена (около десяти—двенадцати тысяч сабель), который должен был тревожить тылы русской армии. Против него был выставлен летучий кавалерийский отряд Г.Г. Берга. В сентябре 1761 года последовал приказ главнокомандующего графа Бутурлина: «Так как генерал-майор Берг выхваляет особливую способность подполковника Казанского пехотного полка Суворова, то явиться ему в команду означенного генерала».

Дебют Суворова в качестве боевого офицера состоялся при деревне Рейхенбах недалеко от Бреславля, где он артиллерийским огнем отразил атаку сильного прусского отряда. Вскоре подполковник Суворов, командуя казаками и гусарами, отличился в стычках с прусской кавалерией и пехотой вблизи главного лагеря неприятеля под Швейдницем, где отсиживался сам король.

Чтобы затруднить поход Платена к Кольбергу, Суворов с сотней казаков форсировал реку Нетце, совершил ночной переход (более 40 верст), ворвался в городок Ландсберг на реке Варте, положив до пятидесяти прусских гусаров, и сильно повредил мост, вынудив противника терять драгоценное время на установку понтонов. При дальнейшем движении прусского корпуса храбрый и решительный подполковник тревожил противника с фланга и смелыми атаками отрезал его боковые отряды, захватывая много пленных.

При штурме городка Гольнау Суворов, получив в подкрепление три батальона, добился успеха. Чтобы повысить подвижность вверенного ему во временное командование Тверского драгунского полка (его командир был болен), он приказал оставить обоз в надежном месте. Несмотря на наступившие холода и постоянные стычки с противником, он сохранил личный состав — потерь (боевых и от болезней) было мало. Прусскому корпусу Платена так и не удалось доставить транспорт продовольствия в осажденную крепость. В столкновениях с пруссаками подполковник Суворов получил первые боевые отметины — две раны и контузию. Генерал Берг, аттестуя своего подчиненного, писал: «Быстр в рекогносцировке, хладнокровен в опасности и отважен в бою».

Двадцать третьего октября 1761 года Бутурлин отправил письмо отцу Суворова. «Я не могу умолчать по преданности моей к вам, — писал фельдмаршал, — чтоб не объявить моего удовольствия о похвальных и храбрых сына вашего поступках против неприятеля. Ваше Превосходительство поверить можете, что он тем у всех командиров особую приобрел любовь и похвалу. Я не преминул Ея Императорскому Величеству… донести, что он себя пред прочими в служении гораздо отличил и Всемилостивейшего благоволения достойным учинил».

Осаду Кольберга вел генерал-поручик граф Петр Александрович Румянцев, выдвинувшийся в ходе войны в первый ряд лучших генералов русской армии. Он также обратил внимание на храброго подполковника. «Тверской полк, — доносил Румянцев Бутурлину, — врубясь в пехоту, многого числа, кроме порубленных, взял в полон».

По каким-то причинам эти представления не были уважены. Командир Тверского полка выздоровел, и Суворову пришлось сдать командование.

Шестнадцатого декабря гарнизон крепости капитулировал. Кампания была окончена. Донесение о новой победе было получено в Петербурге накануне смерти императрицы. Елизавета Петровна скончалась 25 декабря 1761 года. Вступивший на престол Петр III поспешил прекратить военные действия против своего кумира, заключил с ним мир и вернул стоявшему на грани катастрофы Фридриху все завоевания, добытые русской кровью. Главным советником нового российского императора стал прибывший в Петербург прусский посланник. Михаил Васильевич Ломоносов в гневных стихах выразил суть произошедшей перемены:

Слыхал ли кто из в мир рожденных,

Чтоб торжествующий народ

Предался в руки побежденных?

О стыд, о странный оборот!

Предательство национальных интересов сопровождалось объявлением новой войны. Петр III решил использовать российскую армию, чтобы отвоевать у Дании Шлезвиг для своей любимой Голштинии. Командовать армией должен был Румянцев, пожалованный в полные генералы. Незадолго до этого, отмечая заслуги своих подчиненных в донесении в Петербург, граф писал: «Подполковник Александр Суворов… всех состоящих в корпусе моем подполковников старее… Он, хотя в пехотном полку счисляется, однако во все минувшие кампании… употребляем был к легким войскам и кавалерии… и склонность и привычку больше к кавалерии, нежели к пехоте, получил, в подносимом при сем списке ни в который полк не назначен, а всеподданнейше осмеливаюсь испросить из Высочайшей Вашего Императорского Величества милости его, Суворова, на состоящую в кавалерийских полках ваканцию в полковники Всемилостивейше произвесть».

Представление Румянцева не получило хода, хотя чины сыпались как из рога изобилия — император всячески старался снискать благосклонность армии и гвардии. Отказ повысить Александра Суворова в чине связан с недовольством короля Фридриха деятельностью Суворова-старшего. Не случайно уже 27 декабря 1761 года, на вторые сутки своего царствования, Петр III отозвал Василия Ивановича из Пруссии. 30 января 1762 года последовал указ о его назначении губернатором в Сибирь. Эта поспешная перестановка аукнулась Суворову-младшему. Подполковник, оцененный начальством, отстал от товарищей, вступивших в службу после него. Князь Николай Репнин, граф Иван и Николай Салтыковы и ряд других офицеров вышли из Семилетней войны полковниками, даже бригадирами и вскоре стали генералами, при этом почти никто из них не мог похвастаться такими боевыми заслугами, какие были у Суворова.

Биографы Суворова (тот же А.Ф. Петрушевский) пишут о том, что военное искусство в период Семилетней войны находилось в упадке. Войска противников Фридриха II были плохо обучены. Из-за огромных обозов движение армий происходило крайне медленно. Так же медленно войска выстраивались в боевые порядки. Маневрирование большими силами почти не применялось. Генералитет и высшее начальство (за редкими исключениями) были ниже всякой критики. Из четырех русских главнокомандующих, считает Петрушевский, только Фермор с грехом пополам соответствовал должности, остальные были вельможи, в лучшем случае — администраторы. Офицерский состав также оставлял желать лучшего. Прусская армия, в отличие от войск противников, была подвижной, отлично вымуштрованной, лучше вооруженной. Много воевавший Фридрих выдвинул талантливых помощников.

Но почему же тогда лучшая армия своего времени, побеждавшая численно превосходящих противников (французов, реже австрийцев), ни разу не смогла одержать победу над русской армией? Когда в кровопролитном сражении при Кунерсдорфе дело дошло до штыкового боя, вымуштрованные в условиях самой суровой дисциплины, действовавшие с точностью механизма прусские солдаты (как правило, наемные) не выдержали и в панике бежали. Стойкость русских потрясла короля и навсегда отбила у него охоту воевать. Эту стойкость давно знали русские военачальники. Не мог не оценить ее и Суворов. Опираясь на нее, он будет строить свою систему обучения и воспитания войск. В битве при Кунерсдорфе наблюдательный и пытливый подполковник получил важнейший опыт предпочтения быстрой и решительной штыковой атаки малоэффективной стрельбе и стройной маршировке. Через 30 с лишком лет непобедимый фельдмаршал кратко и сильно заявит в своей «Науке побеждать»: «Пуля — дура, штык — молодец».

Заметим, что в ходе Семилетней войны выдвинулись и приобрели боевой опыт такие известные русские военачальники, как П.А. Румянцев, А.М. Голицын, 3. Г. Чернышев, П.И. Панин. Научились воевать и многие офицеры. Подполковник Казанского пехотного полка Александр Суворов проверил себя на интендантской, военно-судной и штабной должностях, покомандовал кавалерийским полком. Человек творческий, он осмысливал полученный опыт и вскоре получил возможность применить его на практике.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.