Тоже мужчина. Борис Моисеев

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тоже мужчина. Борис Моисеев

Прежде чем познакомиться с Пугачевой, Моисеев прошел долгий и тернистый путь. Родившись в марте 1953 года белорусском городе Могилеве, он не сразу попал в Москву — сначала «кантовался» в Минске, где учился в хореографическом училище. Затем, закончив его, работал в Харьковском театре оперы и балета. И именно там впервые сильно влюбился. Причем не в девушку, а в парня — своего коллегу по труппе, балетного танцора Иварса. По словам Моисеева: «Я дико влюбился в Иварса, латыша. Романтика с огромными глазами, чистыми и красивыми. Я помню наш первый секс. Он был не физическим, а скорее — душевным. Это было раздевание и изнасилование души, но не тела. Моя любовь заставила меня даже оставить Харьков. Я уехал в Прибалтику, чтобы жить и работать где-то возле него. Он был моим первым любимым мужчиной.».

Именно в Каунасе Моисеев познакомился с женщиной, которая вскоре круто изменила его судьбу, — героиней нашего рассказа Аллой Пугачевой. Их первая встреча произошла в 1975 году в ночном клубе «Орбита», где тогда выступал Моисеев. Пугачева зашла туда случайно, будучи с дочерью в гостях у родителей своего бывшего мужа Миколаса Орбакаса.

Б. Моисеев вспоминает: «В ресторане сидит тетка. Мне говорят: «Вот она, звезда». Я сел напротив и посмотрел ей прямо в глаза… В ней было что-то сумасшедшее, какой-то напор, какой-то порыв.».

После этой встречи пройдет каких-то пять лет, и судьба вновь сведет Моисеева и Пугачеву вместе. На этот раз местом встречи станет знаменитое варьете в Юрмале «Юрас перле». К тому времени Моисеев из рядового артиста превратился в главного балетмейстера Государственного балета Литовской ССР (до этого он танцевал в Государственном ансамбле Литвы «Тримитос» в Вильнюсе), однако его главная мечта — покорение Москвы — не оставляла его ни на минуту. И благодаря Пугачевой ему удалось ее осуществить.

Б. Моисеев вспоминает: «В 80-м году совершенно случайно я танцевал в Юрмале, в шоу, где, кстати, принимала участие и Лайма Вайкуле. Алла меня заметила. Она была там с Болдиным, Резником, его супругой Мунирой и Раймондом Паулсом. В силу какой-то моей экстравагантности они к Алле меня тогда подпустили, и я начал издалека, так, чтобы привлечь ее внимание. У меня тогда был такой номер «Синьор Ча-ча-ча»: я выходил, держа в зубах огромную розу. И вот я вышел с этой розой, поцеловал ее и бросил Алле на стол. Она так захотела поймать этот цветок, что только какая-то добрая случайность не позволила ей всем телом рухнуть на пол этого клуба.

Я думаю, она вспомнила ту каунасскую встречу. Потом ко мне подошел Болдин и сказал, что я очень понравился Алле, что она собирается делать новую программу. «Давайте созвонимся, может быть, так получится, что Алла пригласит вас работать в Москву». В то же время я получил приглашение от Паулса работать в шоу у Лаймы. Раймонд решил в то время потихоньку заниматься ее карьерой, ее репертуаром. Но как бы ни была хороша, изящна и мила Лайма — это не Алла Пугачева. Алла — это неповторимое явление природы.»

Через некоторое время после этой встречи Моисеев на свой страх и риск приехал в Москву с собственным шоу, которое он показывал в Олимпийской деревне. Вот как он сам вспоминает те дни:

«В то время я был уже звездой в Литве, два раза в неделю имел свою телевизионную передачу и каждую неделю танцевал там новую программу. Когда я появился в Москве, коммунисты меня не хотели. Гомосексуалист — раз и еврей — два.

Этот шлейф тянулся за мной, хотя никто меня ни с кем не видел… А я тогда был дико влюблен в своего коллегу, в танцора. Сейчас он живет в одном маленьком белорусском городе. Нам приходилось скрываться только для того, чтобы подержаться за руки. Это было очень грустно. Но в то же время на всех тех коммунистических приемах находился какой-нибудь начальник, который обязательно хотел посидеть рядом со мной… Я вспоминаю конец 70-х… Эти коммунисты и комсомольцы водили танцоров в бани и трахались там. Их страшно тянуло на все это! И мы, молодые мальчики, играли в их игры. Нас заставляли это делать, нас запугивали.

На каждой комсомольской пьянке находился «террорист», любитель красивых тел молодых мальчиков. Это ни для кого не было секретом, это все знали. Я помню один из приемов в зале «Орленок», там сейчас — «Русская Тройка». Они мне кричали: «А ну, Боряшка, станцуй голым!» И я раздевался, чтобы потом поехать, допустим, на Дни комсомола на Камчатку или в Тунисскую республику. Потому что хотелось жить, хотелось, чтобы мое искусство было доступно всем.»

Скажем прямо, довольно откровенное интервью, разоблачающее не только нравы, царившие в среде отдельных партноменклатурщиков, но и самого танцора. Он честно признается, что торговал собой ради того, чтобы «выйти в люди». Позднее Моисеев пожалеет об этой своей откровенности, но поезд, как говорится, уже уйдет.

Именно тогда Моисеев получил приглашение от Пугачевой и вместе со своим трио «Экспрессия» был зачислен в ее коллектив. Дебют Моисеева и его трио в составе пугачевского коллектива состоялся в программе «Пришла и говорю» (1984). Дебют был признан удачным, однако вскоре из Министерства культуры пришло строгое указание: «Убрать ЭТО из программы!» (под ЭТИМ, естественно, подразумевался Моисеев, который явно не скрывал своих нетрадиционных замашек). Пугачевой не хотелось лишать свою программу столь экстравагантного трио, поэтому она пустилась на хитрость — заставила Моисеева отпустить бородку, чтобы выглядеть более мужественно. Как ни странно, но чиновников из минкульта эта «поправка» вполне удовлетворила, и проблема была благополучно решена.

Алла Пугачева и трио «Экспрессия» — «Крысолов»

В те годы Моисеев стал не только членом пугачевской труппы, но и человеком, вхожим в ее семью. Однажды Пугачева даже доверила ему присматривать за своей дочерью Кристиной. Случилось это летом 1986 года, когда Пугачева, отыграв концерты в Сочи (ее гастрольный график тогда пролег по маршруту Запорожье-Херсон-Сочи), собралась по делам в Москву и хотела вернуть туда и Кристину. Но дочь изъявила желание продолжить свое пребывание на юге. Вот тогда Примадонна и вспомнила про Моисеева. Короче, он был оставлен рядом с девочкой (ей в ту пору было 15 лет), и они славно отдохнули вдвоем. Правда, был там эпизод, который едва не стоил обоим отдыхающим жизни.

Б. Моисеев вспоминает: «Жили мы в Дагомысе. Огромная территория старинного дендропарка на берегу моря, собственный пляж с мелкой галькой, бары и рестораны — что еще нужно маленькой девочке (хотя Кристине в ту пору было уже 15 лет. — Ф. Р.) и ее рыцарю сопровождения?…

И вот мы с ней рванули в Сочи. И так там гуляли. Ив один из дней я говорю:

— Слушай, Крис, пришел корабль «Адмирал Нахимов» — это суперлайнер. Его еще немцы строили. Хочешь, сходим, посмотрим?

А я накануне был на этом корабле. Выступал, танцевал и играл. И вот нас встречают. С почестями, как дорогих гостей. Нас водили кушать, угощали. Ей настолько это все понравилось! И Криста просит:

— Слушай, а давай останемся на корабле и поедем прямо из Сочи дальше по маршруту.

Я уже почти было принял решение. И вдруг занервничал и спрашиваю:

— Криста, ты знаешь, мне кажется, мамаша твоя оторвет башку сначала мне, а потом тебе. Давай звякнем в Москву?

А тогда не было мобильных телефонов. Звонить можно было только из отеля или с переговорного пункта… А она:

— Да не звони никуда. Мы тихонько проедем немножко, выйдем в каком-нибудь городе и вернемся обратно.

Не хотелось мне на себя брать такую ответственность. Алла все-таки доверила мне дочь. И мы звоним Алле. Она тут же отвечает:

— Я занята и не морочьте голову. Какой круиз? Какой «Нахимов»? Вы там что, с ума сошли? Вам чего не хватает? Вообще возвращайтесь в Москву!

Кристина была дико расстроена. «Адмирал Нахимов»! Очень модное путешествие, и стоило безумных денег. Билеты не достать. Только для советской элиты. И вдруг мы в эту же ночь 31 августа узнаем, что произошло крушение! «Адмирал Нахимов» столкнулся с сухогрузом и большинство пассажиров погибло. Мы бегали с Кристиной по пляжу и как сумасшедшие кричали во всю глотку. Этот день мы считаем своим вторым рождением.».

Творческий альянс певицы и танцора продолжался чуть больше семи лет, после чего распался. Сам Моисеев о событиях тех лет вспоминал следующим образом:

«Собеседник» (октябрь 1997 года): «Я уходил со страшным скандалом — десять лет с ней (Пугачевой. — Ф. Р.) не разговаривали, вот только недавно снова начали общаться.».

«Мир новостей» (декабрь 1997): «Когда я разругался с Аллой и ушел из ее коллектива, мне не хотелось жить. Но я все-таки превозмог себя. И в этом мне помогло мое вечное желание быть звездой. Мое вечное тщеславие и вечный поиск.».

«Московский комсомолец» (март 1998): «Может быть, наступило время, когда захотелось стать самостоятельным. Я перешел планку «актер второго плана», потому что понял: мне есть что сказать. И так случилось, что группа собиралась в Индию — я уже руководил «Рециталом», — и мне сказали: «Ты не поедешь». Якобы я не прошел комитетские органы. Я думаю, сыграл роль мой дух космополитизма, который я никогда не скрывал. И я видел, как Алла переживала. И как она тянула (за что я ее очень уважаю) с этим честным разговором. Я все понял и тихо, без скандала ушел. И начал свою карьеру.».

О том, как складывались отношения Моисеева и Пугачевой после той размолвки, говорит следующий факт, о котором вспоминает опять же сам Моисеев:

«Стоит Богдан Титомир со своей шоблой 13-летних, и она (Пугачева. — Ф. Р.) ему говорит: «Познакомься! Это — главный педрила страны!» Для меня это было унизительно. Перед кем она сняла шляпу?! Она меня опустила этим, как в тюряге.».

Пройдет всего каких-то шесть-семь лет, и добрые отношения между Моисеевым и Пугачевой вновь восстановятся. Во многом потому, что во второй половине 90-х «голубое» лобби уже вовсю развернется в России и дружба с «педрилой» не будет считаться зазорной, а даже наоборот — станет престижной. На пороге уже вовсю маячила эра толерантности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.